Вы думаете, доктор Лопес на этом остановился? Как бы не так! Он был настоящим ученым и по прошествии нескольких недель воспроизвел эксперимент, использовав в качестве источника клещей другую кошку. Болезнь протекала мягче и закончилась через две недели. Доктор Лопес предположил, что это следствие развившегося у него иммунитета, и для проверки этой смелой гипотезы в третий раз повторил эксперимент, который прошел еще мягче!
Тем самым он нашел объяснение известному факту, что от клещей страдают в основном молодые животные. Все дело в иммунитете! Более того, доктор Лопес установил режим дня клещей. Оказалось, что у них есть два периода питания, сопровождающиеся большой двигательной активностью: один – вечером, между шестью и девятью часами, второй – между полуночью и тремя часами ночи. Так что питомцы, чешущиеся особенно сильно ночью, делают это не из вредности, а по объективным причинам. Основываясь на своем исследовании, доктор Лопес рекомендовал проводить лечебные процедуры против клещей ближе к ночи. Если вдуматься, работа доктора Лопеса – просто образцовое научное исследование.
И вот вам трагедия ученого – пока доктор Лопес занимался воспроизведением результатов, проверкой гипотез, обработкой данных, формулировкой научных выводов и практических рекомендаций, японские конкуренты опубликовали аналогичное исследование о поведении Otodectes cynotis в ухе человека. Доктор Лопес, как настоящий ученый, сослался на эту работу и лишь меланхолично заметил: «Интересно, наслаждался ли участник эксперимента им так, как я?»
Свои результаты доктор Лопес представил на суд научной общественности в статье, которую он назвал в стиле Джона Стейнбека[[93] ] – «О клещах и людях»[94]. Статья привлекала внимание экспертов, и ему немедленно, в 1994 году, присудили Игнобелевскую премию по энтомологии. На церемонии награждения доктор Лопес прочитал поэму собственного сочинения, посвященную клещам. Очень разносторонний человек!
Обнадеживает, что огонь подвижничества и самопожертвования горит не только в ученых старшего поколения, но и в молодых исследователях, только начинающих свой тернистый путь в науке. В качестве примера приведем работу Майкла Смита, аспиранта Корнеллского университета, Лига плюща, между прочим.
Майкл занимался изучением коллективного поведения пчел, а пчелы, как мы все хорошо знаем, склонны жалить людей, особенно вторгающихся в их дружный коллектив с целью изучения тайн их жизни или отъема меда. Не рискуя сильно ошибиться, скажем, что число ужаленных пчелами составляет не меньше одного миллиарда человек, но только Майкл Смит подошел к этому вопросу с научной, количественной точки зрения. Он экспериментально установил показатель боли от укуса пчел для различных частей и точек тела и доложил об этом научному сообществу в обширной статье[95].
Исследования такого рода в настоящее время практически невозможны из-за многочисленных рогаток, расставленных юристами и биоэтиками. Но даже они не могут запретить ученым ставить эксперименты на себе. Майкл Смит в своей статье подробно остановился на этом моменте. Он четко заявил, что использованные им методы не противоречат Хельсинкской декларации 1975 года (с дополнением от 1983 года) об исследовательской этике и экспериментах на людях, что он был единственным объектом исследования, что он был осведомлен обо всех рисках, связанных с экспериментом, и предупрежден, что полученные данные будут преданы гласности в открытой печати. Мы, в свою очередь, предупреждаем, что если у вас есть неприятные воспоминания, связанные с укусами пчел, вы боитесь их как огня или склонны к защите прав насекомых, то вам лучше пропустить следующие страницы, потому что их чтение может принести вам невыносимые страдания.
Суть эксперимента Смита чрезвычайно проста: он прижимал пчелу к намеченной точке тела, пчела его, естественно, жалила; через минуту Смит удалял пчелу и жало и оценивал болезненность укуса по шкале от 1 ("как комар укусил") до 10 ("а-а-а!"). Но это только вершина айсберга, в методике было множество нюансов, которые делают эту работу образцовым научным исследованием.
Начнем с количественной оценки. Болезненность укуса – вещь индивидуальная и относительная. Смит на основе предварительных опытов установил некий внутренний стандарт укуса средней силы, "5" по его шкале, он соответствовал укусу в предплечье. Этот внутренний стандарт исследователь использовал в каждой серии экспериментов, которая выглядела следующим образом: укус в предплечье, три укуса с интервалом в пять минут в другие места, опять укус в предплечье.
Нельзя было сбрасывать со счетов эффект привыкания, потому что человек ко всему привыкает, даже к боли. Для нивелирования этого эффекта Смит в течение трех месяцев перед экспериментом подвергал себя как минимум пяти укусам пчел ежедневно.
Места укусов представляли собой репрезентативную выборку, включающую 25 точек на теле Смита (подробнее см. ниже). В ней отсутствовал язык, который, как мы знаем, часто подвергается укусам пчел – они попадают в рот, когда мы лакомимся ягодами и фруктами. Несомненно, что Смит исключил язык не из малодушия – не такой он человек! Возможно, он ему был нужен для сдачи кандидатских экзаменов.
Сделать эксперимент полностью "слепым" Смит по понятным причинам не мог, но сделал все возможное для рандомизации. Выбор точек укуса каждый раз осуществлялся с помощью генератора случайных чисел, также случайным образом определялось, с какой стороны тела – правой или левой – производить укус. Для исключения влияния времени суток укусы производились утром в строго определенное время, с 09:00 до 10:00. Со статистикой тоже все было в порядке, стандартное квадратичное отклонение рассчитывали по результатам трех независимых укусов.
Эксперимент продолжался 38 дней, в течение которых, как нетрудно подсчитать, Смит вытерпел 190 укусов. Результаты представлены в таблице. Мы понимаем, что таблицы – атрибут научных публикаций, для научно-популярной литературы они не подходят, но это не тот случай. Мы ничего не будем комментировать, просто всмотритесь, вдумайтесь и восхититесь (или ужаснитесь).
Индекс боли при укусе пчел[[96] ]
Полученные результаты позволили Смиту выдвинуть предположение, что болезненность укусов пчел зависит не столько от толщины и жесткости кожного покрова, сколько от количества нервных окончаний в месте укуса. Исследователь и сам понимает, что научная ценность его работы не очень высока, потому что она выполнена на единственном «объекте», но где взять других, даже и добровольцев? Как бы то ни было, Майклу Смиту за эту работу была присуждена Игнобелевская премия по энтомологии за 2015 год, что сделало его героем Корнеллского университета, где вообще-то и с нобелевскими лауреатами все хорошо.
Исследование длиною в жизнь
Одна из обязательных черт характера, присущих настоящим ученым, – это упорство, настойчивость в достижении поставленной цели, сила духа и сила воли, подвигающие ученого раз за разом повторять неудачный эксперимент, который, по убеждению ученого, должен получаться, или, наоборот, удачный эксперимент – для сбора статистики воспроизводимости.
Последнее, к слову сказать, намного сложнее, потому что творчеством здесь и не пахнет, более того, творчество здесь противопоказано. Надо многократно, раз за разом воспроизводить все условия и повторять все операции, фиксируя результат, в идеале один тот же. Рутина, тоска зеленая. А тут еще гаденькая мысль, которая посещала каждого ученого, сделавшего открытие "на Нобеля": а вдруг не воспроизведется? Ведь получилось же, чего добра от добра искать? В печать! Отчасти поэтому как минимум половина "научных" результатов, опубликованных в научных журналах, не воспроизводится. Настоящие ученые так не поступают, они собирают волю в кулак, наступают на горло своей творческой песне и погружаются в рутину воспроизведения.
Еще большего упорства требуют от ученых длительные, так называемые лонгитюдные исследования. Помнится, в начальной школе нас заставляли вести дневники погоды, записывать каждый день в определенное время температуру воздуха и наличие осадков.
Все это быстро приедалось, и только кнут в виде двойки по природоведению заставлял дотягивать записи до конца четверти. Настоящие ученые занимаются похожими делами даже не годами, а подчас десятилетиями, по доброй воле и не требуя в качестве награды никакого пряника.
Лонгитюдные исследования важны во многих областях человеческой деятельности, но особенно – при изучении самого человека. Люди с возрастом меняются: растут, развиваются, накапливают знания (не скажем – умнеют), стареют, заболевают, но все по-разному. В этом общем тренде есть индивидуальные особенности, для научного описания которых необходимо систематическое наблюдение за одними и теми же испытуемыми.
Но тут исследователи сталкиваются с тем, что мы назовем "эффектом Ходжи Насреддина". Напомним, в чем суть дела. Ходжа Насреддин, легендарный мусульманский философ-самоучка и практикующий психолог, по заказу бухарского эмира взялся за 20 лет обучить своего ишака богословию. Неисполнение обязательств по договору грозило Ходже Насреддину смертной казнью, но он нисколько не боялся. За 20 лет, говорил он, кто-нибудь из нас троих обязательно умрет, или эмир, или ишак, или я, так что эксперимент останется неоконченным.
Так и в наше время. Ученый, начинающий лонгитюдное исследование, всегда рискует столкнуться с тем, что испытуемые по какой-то причине выпадут из эксперимента, не только по объективной, но и по субъективной причине – им, ненастоящим ученым, это может просто надоесть. То же и с заказчиком работ. Вы можете назвать хоть одно исследование, не имеющее отношения к военным разработкам и безопасности, которое бы бесперебойно финансировал