Штабс-капитан кивнул. Говорить ему было, очевидно, трудно, что неудивительно. Как трахею бедняге не раздавило. Вера поглядела на остатки чая.
От кружки шел слабый запах хлороформа.
– Что… что вы там унюхали, Вера Федоровна? – просипел Ремезов. Глаз у капитана был острый.
– Снотворное, вероятно, – Вера задумалась. – Доктор дал успокоительное, а потом господин Семенов проснулся и у него случился нервный приступ. Так сказать, делириум тременс, да, доктор? На почве потрясения.
Глаза Вениамина Петровича расширились, но он поймал быстрый взгляд Веры и неуверенно кивнул.
– Снотворное? – с сомнением переспросил Ремезов. – Тременс?
– Конечно. Алексей Михайлович же давно наблюдает господина Семенова. Вот и дал ему успокоительное.
– Верно, давно, – пробормотал следователь. Голос к нему постепенно возвращался. – Да вы откуда знаете?
– Я же сестрица его родная.
– Тьфу ты! – Следователь похлопал по карманам, потом свирепо уставился на портсигар в ее руках.
– От… от… отдайте, – потребовал он.
– Когда приступ пройдет, – спокойно сказала Вера.
– Доктора, наоборот, рекомендуют… – Ремезов опять закашлялся. – Дым… успокаивает…
– Врут ваши доктора, – Вера пожала плечами. – Впрочем, дело ваше, травитесь.
Она вручила ему портсигар, Ремезов вытянул сигарету, помялся и запихнул обратно.
– И что вы… сестрица… узнали…
– Вы же читали дневник, – сказала Вера. – Сложите факты вместе. Оля пишет о Малютине в дневнике, где компрометирует его, Малютин как врач наблюдает Семенова, Семенов убивает Мещерскую, Малютин посещает его, и Семенов пытается покончить с собой. По-моему, все очевидно.
– Но совершенно недоказуемо, – к Ремезову возвращался голос. – У Малютина практика на полгорода: и городской голова, и прокурор, и товарищ прокурора – все у него консультируются. К тому же они с Мещерским не просто друзья, а деловые компаньоны. Стал бы он развращать дочку своего ближайшего друга? Хороший адвокат легко объяснит это чередой совпадений и выставит меня дураком. Я говорю «меня», потому что вы отсюда уедете, а кашу расхлебывать мне. И вообще, воздержитесь от разговоров здесь…
Он многозначительно посмотрел в сторону Семенова, который прислонился к стене и растирал шею, погруженный в свои мысли. В другой руке у него была кружка с успокоительным, которое накапал Авдеев.
– Непременно уедет, сегодня же, – поддержал следователя Вениамин Петрович.
– Надеюсь на вас, доктор, – Ремезов посмотрел с благодарностью. Вот она, мужская солидарность.
– Ну что ж, тогда позвольте откланяться, – Вера повернулась к выходу. – Нас ждет поезд, еще вещи собирать.
– Зря вы меня сняли, – сипло сказал Семенов. – Все равно ж расстреляют. Я же не просто хотел уехать… я вместе с ней хотел. Мы в Южную Америку хотели уехать.
– Куда?! – Вера застыла в дверях.
– В Аргентину, – вздохнул офицер.
– Чтобы в пампасах пасти торос вместе с гаучос, – не сдержалась Остроумова. – Попивая мате. Зачем же в Аргентину, в Бессарабии полно степей, там бы и кочевали. Как Алеко с цыганами.
– Куда бы вы дальше Конотопа уехали? – заметил Ремезов. – На офицерское жалованье до Америки – что за блажь? Свела тебя девица с ума.
– Зачем же мне жалованье… – пробормотал Семенов, – когда есть офицерский капитал.
Ремезов вскочил. Лицо его побелело.
– Это что же ты, Семенов, товарищей обокрал? Капитал полка к рукам прибрал?!
Он задумался и хмыкнул в усы. Успокоился, взглянул на него с сочувствием.
– Совсем в голове помутилось? Зачем на себя наговаривать? Мало тебе умышленного убийства? Полк твой уехал с миром, и никто из начальства про пропажу капитала не говорил.
– Конечно, уехал, и капитал с ним уехал, – подтвердил Семенов. – Я хотел по пути его взять, раз уж с сейфом не получилось. Мы с Олей вместе хотели уехать, на том поезде…
– Каким сейфом? – остолбенел Ремезов. – Что за сейф, Семенов?!
– Тайный… сейф. За книгами… – он опустил голову и кренился к подушке. – А там пусто… куда банкир все деньги дел… Открыли, а там шаром покати.
– Как открыли?
– Обыкновенно, Оля код знала…
– Семенов! Семенов! – следователь обернулся к доктору. – Вы ему что дали?
– Валериану, настойку, – пробормотал Авдеев. – Вероятно, реакция на предыдущее снотворное. Пусть поспит, допросите его позже.
– Да уж допрошу, – пообещал Ремезов. – Все вытрясу. А вы…
– Все-все, уже уезжаем, – замахала руками Вера. – Сегодня же.
– А вы в Северске пока задержитесь, – сказал следователь.
Теперь уже доктор пришел в замешательство.
– Простите, Платон Сергеевич, но я как врач настаиваю, что Вере Федоровне необходимо как можно быстрее уехать.
– А я как следователь уголовной части говорю, что вам необходимо погостить у нас в городе, – повел усами Ремезов. – Еще…
Он взглянул на Веру.
– Три дня, не больше, – сказала она.
– Три дня, – заключил следователь. – И все это время прошу сообщать мне о ваших перемещениях.
– Но… – начал Авдеев.
– В интересах следствия! – отрезал Ремезов. – Все, прошу вас покинуть помещение части. Остапенко, а ты тут сиди и глаз с него не своди!
Ремезов прошел вместе с ними до самых дверей. Вера уж подумала, что следователь теперь глаз с нее спускать не будет, чтобы она опять чьей-нибудь сестрой не прикинулась, но у Платона Сергеевича были другие резоны. Он задержал ее, пока Авдеев ловил извозчика и тихо сказал:
– Что-то неладно с этим делом, Вера Федоровна, пожалуй, что вы и правы. Шулеров помните? Которые рядом с Семеновым сидели?
– Припоминаю, – заинтересовалась Вера.
– Так вот к Семенову в камеру кто-то хотел пробраться. Позавчера под утро. Думаю, что они, голубчики, подкупили ночного сторожа. Но не выгорело, спугнули их. Тогда они вернулись в камеру и ушли своими ногами, когда срок отбыли.
– Что ж вы их не задержали? Нашли бы способ…
– Я б нашел, – рассвирипел Ремезов и потянулся за сигаретой. – Да только мне доложили, когда их и след простыл.
Вера Федоровна хотела сказать, что ушли беглецы недалеко, но тут Веня уже второй раз ее окликнул, придерживая извозчика. Так что она быстро попрощалась, еще раз пообещала держать следователя в курсе и пошла к Авдееву.
Когда они уселись в коляску, доктор хмуро смотрел в сторону. И молчал.
– Верно вы сказали, Веня, сплошные парижские тайны города Северска, – весело сказала Вера. – Ну не хмурьтесь так…
Коляска прыгала по камням. Авдеев не отвечал, а только тихонько сопел, как игрушечный мёрклиновский паровозик, который Вера привезла из Парижа для саратовских племянников.
Вера попыталась его утешить:
– Технически я вас не убедила, это деус ин махина, уголовный бог из машины, воля случая, игра судьбы.
Вениамин Петрович засопел громче, растравляя пары.
– Вы выиграли, – сквозь зубы признал он. – Не понимаю, каким образом, но вы убедили Платона Сергеевича в реальности вашей фантазии.
– Да не я убедила, а Семенов! И Малютин! – всплеснула руками Вера. – Неужели вы не видите, что все становится сложнее с каждым шагом расследования? Все накручивается виток за витком! А знаете что? Давайте разрубим гордиев узел! Едем к Малютину. Вы же знаете адрес?
– И что мы там будем делать? – доктор взволновался. Идея, которая казалась ему еще совсем недавно разумной, – отвезти Веру и прокапать хорошенько, чтобы все фантазии из головы вылетели, – теперь выглядела очень сомнительно.
– Закончим серию визитов блестящим выпадом, ударной строкой, так сказать.
– Опять ваши метафоры…
– Вениамин Петрович, если Малютин каким-то образом заставил Семенова повеситься, это же прямое доказательство его причастности к смерти Мещерской!
– Да невозможно это! – воскликнул доктор. – Когда доктор ушел, Семенов спал, городовой сам сказал.
– Очень даже можно, – заметила Вера. – Он дал ему слабую дозу хлороформа. И тиканье, о котором говорил Остапенко, я думаю, что это метроном.
Авдеев несколько секунд размышлял, потом нахмурился.
– Вы хотите сказать, что он использовал медикаментозный гипноз? Усыпил его и внушил ему повеситься? Но это же невозможно, он же говорил сам, что Семенов не мог уснуть две недели, его только опий брал!
Вера пожала плечами.
– Вот его и спросим.
Однако планы их расстроились. Кабинет доктора Малютина оказался закрыт, а дворник, флегматично кормивший приблудную тощую рыжую кошку колбасными обрезками, сообщил, что доктор сегодня и не заезжамши, и вряд ли сегодня будет, разве что завтра. Прислал прислугу забрать кой-какие документы, а сам – нет, и не бывало.
– Странно, он говорил, что сегодня ведет прием, – удивился Авдеев.
– Вероятно, поменял планы, – предположила Вера, оглядывая прозрачными серыми глазами деревянный двухэтажный особняк, половину которого Малютин снимал под свой кабинет, и высокий дощатый забор, и заросший сад, вытягивающий корявые ветки над забором. За распахнутыми воротами в теплой пыли прыгали воробьи, потом они вспорхнули и на миг в проеме показалась морда – Авдееву почудилось, что медвежья. Но это был пес – чудовищный, лохматый, громадный, наверное по пояс ему.
– После попытки убийства Семенова.
– Мы не можем этого утверждать! – нервно заметил Авдеев. Признавать причастность коллеги по цеху к подобным вещам ему не хотелось.
– Как скажете, Венечка, как скажете. Какой у вас пес там, однако, славный, – заметила Вера, обращаясь к дворнику. – Откуда такой?
– Доктор привез с Кавказу. В прошлом месяце два пальца одному отхватил, – заметил дворник. – Влез, дурак, чего хотел – непонятно. Вот Брут его и шуганул.
– Так не поймали?
– Только пальцы нашли, – вздохнул дворник, очевидно огорчаясь, что Брут не предоставил вора в полном комплекте. – Я в полицию их снес, чтобы, значит, они преступника нашли, так они меня и погнали. Иди, говорят, Фаддей, паси гусей. Дурак на дураке там сидит, ей-богу. Платон Сергеевич, правда, у них голова, один меня выслушал, пальцы, значит, к делу приобщил. Сказал, что сыщет вора-то.