Путешествие на «землю древнейшего человечества» потрясло писателя. Впервые он воочию увидел колониальное рабство, пропасть, отделяющую колонизаторов от местного населения, влачащего жалкое, полудикое существование. По свидетельству В. Н. Муромцевой-Буниной, на Цейлоне Бунин «почти заболел. Не мог видеть рикш с окровавленными губами от бетеля. То, что чувствовал его англичанин в „Братьях“, автобиографично». Сам Бунин вспоминал о Цейлоне: «В Коломбо я глазам своим не верил, видя, как опасливо, все время начеку, проходят англичане по улицам, – как они боятся осквернить себя нечаянным прикосновением к тамилу, к сингалезу и вообще ко всякому „цветному“ человеку, ко всякому „презренному“ (по их любимому выражению) дикарю… Голый черный человек, то есть рикша, во всю прыть мчит раскаленную лакированную колясочку, в которой сижу я – всегда с большим стыдом, к чести моей сказать…»
В 1922 г. о «Братьях» с горячей похвалой отозвался Ромен Роллан. «Я вижу… – писал он Бунину, – вдохновенную красоту некоторых рассказов, обновление вашими усилиями того русского искусства, которое и так уже столь богато и которое вы сумели еще более обогатить и по форме, и по содержанию, ничто не захватило меня так сильно в вашей книге, как эти два рассказа: „Братья“ и „Соотечественник“» («И. А. Бунин», с. 197).
Эпиграф взят из «Сутты-Нипаты» – одной из древнейших книг буддийского канона, в которой изложено учение древнеиндийского философа и проповедника Сиддхартхи Гаутамы, или Шакьямуни (Будды) (623–544 гг. до н. э.).
С. 205. Возвышенный — Будда.
Бе́тель — тропическое растение семейства перечных. Жвачку из его листьев, гашеной извести и семян пальмы катеху (арека) местные жители используют как тонизирующее средство. Окрашивает слюну в красный цвет.
С. 207. Мара — сатана буддийского мира, искуситель-демон; Будда искушается дочерьми Мары, носящими имена: Желание, Беспокойство, Стремление.
Господин из Сан-Франциско (с. 232). – Сб. «Слово», М., 1915, № 5. По свидетельству В. Н. Муромцевой-Буниной, одним из поводов к написанию рассказа послужило воспоминание, связанное с давним впечатлением. В апреле 1909 г., на пароходе, по дороге из Италии в Одессу, у Бунина «завязался спор о социальной несправедливости», и он так ответил оппоненту: «Если разрезать пароход вертикально, то увидим: мы сидим, пьем вино, беседуем на разные темы, а машинисты в пекле, черные от угля, работают и т. д. Справедливо ли это? А главное, сидящие наверху и за людей не считают тех, кто на них работает…» «Я считаю, – пишет В. Н. Муромцева-Бунина, – что здесь зародился „Господин из Сан-Франциско“» («И. А. Бунин», с. 131). Сам Бунин вспоминает о происхождении этого рассказа и об обстановке, в которой он был написан: «Летом пятнадцатого года, проходя однажды по Кузнецкому Мосту в Москве, я увидел в витрине книжного магазина Готье на русском языке издание повести Томаса Манна „Смерть в Венеции“, но не зашел в магазин, не купил ее, а в начале сентября 1915 года, живя в имении моей двоюродной сестры, в селе Васильевском, Елецкого уезда, Орловской губернии, почему-то вспомнил эту книгу и внезапную смерть какого-то американца, приехавшего на Капри, в гостинице „Квисисана“, где мы жили в тот год, и тотчас решил написать „Смерть на Капри“, что и сделал в четыре дня, не спеша, спокойно, в лад осеннему спокойствию сереньких и уже довольно коротких и свежих дней в тишине в усадьбе и в доме: попишу немного, оденусь, возьму заряженную двустволку, пройду по саду на гумно, куда всегда слеталось множество голубей, возвращусь с пятью, шестью штуками, убитыми дуплетом, и опять сяду писать; взволновался я и писал даже сквозь восторженные слезы только то место, где идут и славословят Мадонну запоньяры. Заглавие „Смерть на Капри“ я, конечно, зачеркнул тотчас же, как только написал первую строку: „Господин из Сан-Франциско“… И Сан-Франциско, и все прочее (кроме того, что какой-то американец действительно умер после обеда в „Квисисане“) я выдумал.
Обычно я пишу быстро и спокойно, вполне владея своими мыслями и чувствами, но на этот раз писал, повторяю, не спеша и порою весьма волнуясь».
А в дневнике Бунин записал: «14–19 августа писал рассказ „Господин из Сан-Франциско“. Плакал, пиша конец» («И. А. Бунин», с. 204).
Работа над рассказом проходила напряженно; писатель упорно стремился достичь предельной силы и сжатости, избавлялся от прямолинейно-назидательных, публицистических страниц, от излишних эпитетов, от иностранных слов, от словесных штампов. Все это можно видеть по сохранившимся рукописям рассказа.
Рассказ «Господин из Сан-Франциско» очень высоко оценил Максим Горький. «В моей очень суетной и очень тяжелой жизни Вы – может быть, и даже наверное – самое лучшее, самое значительное, – писал он Бунину. – Знали бы Вы, с каким трепетом читал я „Человека из Сан-Франциско“ («Горьковские чтения», М., 1961, с. 85). Томас Манн также был в восхищении от бунинского рассказа и писал, что он «по своей нравственной мощи и строгой пластичности может быть поставлен рядом с некоторыми из наиболее значительных произведений Толстого – с „Поликушкой“, со „Смертью Ивана Ильича“» (ЛИ, кн. 2, с. 379).
С. 233. Страсти Господни. – Имеется в виду Страстная неделя (последняя) Великого поста.
С. 252. На этом острове две тысячи лет тому назад жил человек… – Речь идет о древнеримском императоре Клавдии Нероне Тиберии (42 г. до н. э. – 37 г. н. э.), вошедшем в историю как жестокий мрачный тиран, кровавый злодей и человеконенавистник. Последние одиннадцать-двенадцать лет Тиберий оставил Рим и, движимый страхом и подозрительностью, переселился на остров Капри. Бунин описывает Тиберия в рассказе «Остров сирен».
Сны Чанга (с. 257). – Альм. «Объединение», Одесса, 1919. В рассказе ощутимы настроения, навеянные знакомством писателя с философией и искусством Древнего Востока. Бунина привлекала вера древних во внутренние силы человека, которые способствовали бы его самосовершенствованию; однако для него был неприемлем аскетизм древневосточных мудрецов, проповедь отказа от жизни. По свидетельству В. Н. Муромцевой-Буниной, некоторые черты капитана были «взяты» писателем у П. А. Нилуса (1869–1943), близкого друга Бунина, художника и литератора («Новый мир» (НМ), 1969, № 3, с. 210).
С. 259. …правда еврея Иова… – По библейскому преданию, Иову, усомнившемуся в справедливости Божьего промысла, принадлежат слова: «Но где премудрость обретается? Не знает человек цены ее, и она не обретается на земле живых»; «человек, рожденный женою, кратков-ремен и пресыщен печалями».
С. 259. …правда мудреца из неведомого племени, Экклезиаста. – Экклезиасту, или Проповеднику, Библия приписывает слова: «Всё – суета и томление духа»; «человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем»; «если человек проживет много лет, то пусть веселится он в продолжение всех их и пусть помнит о днях темных, которых будет много». Слова капитана: «Помни, человек… нет мне удовольствия в них!» — неточная цитата из Книги Экклезиаста, или Проповедника (Библия).
С. 265. …ваши Будды… что они говорят об этой любви к миру и вообще ко всему телесному… – Согласно буддийскому учению, все земное непостоянно, обречено на уничтожение; всякое бытие есть страдание. Чтобы освободиться от страданий мира, от самой жизни, нужно достигнуть нирваны («Нирвана – это вода жизни, утоляющая жажду пожеланий»), то есть состояния оцепенения, полнейшего бесстрастия и самосозерцания. Тогда человек будет избавлен от страданий сансары – бесконечной цепи перевоплощений в других земных существ, выйдет из этой цепи.
Тао (Дао) – в древнекитайской философии – путь, основа всего сущего во вселенной, источник всего. Человек, который следует Дао, должен покориться неизбежному, не впадать в «грех непослушания», и тогда он будет неподвластен радостям и печалям земным и достигнет гармонии с окружающим миром.
С. 272–273. «Золотое кольцо в ноздре свиньи…», «Коврами я убрала постель мою…» — слова из Притчей Соломона, приведенные не совсем точно. Соломон Премудрый – древнеиудейский царь, по преданию, автор некоторых книг Библии: Притчей, Премудрости, Песни песней.
Старуха (с. 276). – Газ. «Русское слово», М., 1916, № 298, 25 декабря, вместе с рассказами «Пост» и «Третьи петухи», под общим заголовком «Три рассказа».
Соотечественник (с. 281). – Сб. «Слово», М., 1919, № 8. В «Происхождении моих рассказов» Бунин утверждает, что этот рассказ, как и «Братья», он «написал, опять вспоминая Цейлон и некоторые черты тамошнего русского консула» (ЛН, кн. 1, с. 393).
Легкое дыхание (с. 290). – Газ. «Русское слово», М., 1916, № 83, 10 апреля. О происхождении этого рассказа Бунин пишет так: «Рассказ „Легкое дыхание“ я написал в деревне, в Васильевском, в марте 1916 года: „Русское слово“ Сытина просило дать что-нибудь для пасхального номера. Как было не дать? „Русское слово“ платило мне в те годы два рубля за строку. Но что делать? Что выдумать? И вот вдруг вспомнилось, что забрел я однажды зимой совсем случайно на одно маленькое кладбище на Капри и наткнулся на могильный крест с фотографическим портретом на выпуклом фарфоровом медальоне какой-то молоденькой девушки с необыкновенно живыми, радостными глазами. Девушку эту я тотчас же сделал мысленно русской, Олей Мещерской, и, обмакнув перо в чернильницу, стал выдумывать рассказ с той восхитительной быстротой, которая бывала в некоторые счастливейшие минуты моего писательства».
Г. Н. Кузнецова в «Грасском дневнике» пишет о том, как говорили о «Легком дыхании».
«Я сказала, что меня в этом очаровательном рассказе всегда поражало то место, где Оля Мещерская, весело, ни к чему, объявляет начальнице гимназии, что она уже женщина. Я старалась представить себе любую девочку-гимназистку, включая и себя, – и не могла представить, чтобы какая-нибудь из них могла сказать это. И. А. стал объяснять, что его всегда влекло изображение женщины, доведенной до предела своей „утробной сущности“. Только мы называем это утробностью, а я там назвал это легким дыханьем. Такая наивность и легкость во всем, и в дерзости, и в смерти, и есть „легкое дыхание“, недуманье. Впрочем, не знаю. Странно, что этот рассказ нравился больше, чем «Грамматика любви», а ведь последний куда лучше…» (ЛН, кн. 2, с. 263–264).