Дез дал собакам команду сидеть.
— Это — Лэзибой. А это — Фацо.
Ну же, давай. Пользуйся моими собаками, чтобы потешить свое ненасытное распутство, мерзкий гад!
Фонтейн использовал момент, пока они отвлеклись, чтобы схватить меня за руку и утащить в сторону от дома. Мы ломанулись к дороге сквозь идеально ухоженные садовые клумбы Джоанны Пуллман. Как только мы очутились на дороге, то припустили так, будто за нами гналась стая оборотней.
Ворвавшись в коттедж Доди, мы поспешно заперли за собой дверь. Я никак не могла отдышаться. Но если бы могла, то только ради того, чтобы зарыдать. А рыдать я не хотела. Не из-за этого.
— Сэди, прости, — начал было Фонтейн, но я зажала ему рот ладонью.
— Прекрати, Фонтейн. Это не имеет значения.
— Нет, имеет. Но может быть, все совсем не так, как выглядит.
— Нет, все именно так, как выглядит. Он терпел меня, пока не нашел что-то получше. Но это не проблема. Он — вольная птица. Я просто хотела бы, чтобы он мне не врал.
— Этому должно быть какое-то объяснение, — возразил Фонтейн. — Может, она его кузина.
Я помотала головой:
— Я уже через все это проходила. Мне лучше знать. Мы всего лишь провели вместе ночь. Это не значит, что он мне чем-то обязан. Он сказал Доди, что у него нет девушки. Но, может быть, она ему и не нужна.
Я встала, чувствуя себя такой старой, будто мне стукнуло миллион.
— Я иду спать.
Лежа на свалявшемся комками матраце, я поражалась собственному самообладанию. Мне вовсе не было так уж плохо. Я даже испытывала странное облегчение оттого, что он оказался вовсе не лучше любого другого мужчины. Просто еще один лживый кусок дерьма. Прошлая ночь принесла мне пользу, как принес бы ее поход к мануальному терапевту. Как визит в автосервис на техобслуживание. Мне оказали услугу. Теперь я должна с легкостью пройти еще сто тысяч миль.
А затем минуты превратились в часы, и мои чувства высвобождались из хватки эмоционального паралича. Они разгорались, как сияющий ад, разгоревшийся из единственной искры. Я не считала, что между нами происходит что-то особенное. Но он не должен был мне врать!
Что он шептал ей на ушко прямо сейчас, говорил ли, как она прекрасна? Приготовит ли он ей рогалик на завтрак и будет ли пытаться расстегнуть пуговицы, которые она будет застегивать? Наверняка будет, сволочь шотландская. Его просто обязаны были депортировать. Где там у нас номер миграционной службы? Нет, серьезно! Разве в Америке не достаточно дрянных, насквозь прогнивших местных мужиков и надо завозить их из-за границы? Наша национальная гвардия просто отстой! Черт! Она же настоящая нимфетка, а он — педофил! Наверняка заманил ее в машину «чупа-чупсом»! Наверняка шатался по автостоянке у школы в своем медицинском халате, приговаривая: «Да-да, деточка, дядя — доктор». Скотина. Гребаная скотина. Не понимаю, как я могла потерять бдительность! Это все Доди, Пенни и Фонтейн виноваты! Они были его соучастниками, впаривали мне всякую чепуху о том, что существуют хорошие, верные, честные мужчины. Дерьма кусок! Он ничем не лучше Ричарда.
Чарли, мать его! Он совсем за дуру меня держит? Он что, не понимает, что его дом виден с моей террасы? Господи, он не просто относится ко мне дерьмово — еще и бравирует этим.
Вслед за гневом пришло отрицание. Злость иногда помогает, но застревать в этом состоянии небезопасно. И вообще, это все неправда. Он искренний, ему можно верить, он надежный. Должно же быть какое-то объяснение. Но единственное объяснение, к которому я возвращалась снова и снова, — что он предпочел ее мне.
К утру настала стадия принятия, и я наконец смирилась. Все к лучшему. Рано или поздно нечто подобное так и так произошло бы, и, честно говоря, подспудное ожидание этого момента меня ужасно тяготило. Главное, что я успела разглядеть, каков он на самом деле, до того, как привязалась к нему. И этот опыт как нельзя более недвусмысленно подтвердил: романтические отношения — не для слабонервных и наивных. И было бы неплохо, чтобы ни один мужчина больше не портил мою жизнь.
ГЛАВА 17
Я встала с постели с твердой решимостью доказать, что полностью контролирую эмоции. Спустилась вниз и начала уборку. Некоторые люди заедают стресс. Я же навожу порядок. К тому времени, как Доди и Фонтейн встали, я намыла ванные комнаты, надраила полы в кухне и сняла в гостиной шторы, чтобы постирать их.
— Доброе утро, солнышко, — поприветствовала меня Доди.
С занавесок так и сыпалась пыль, и я расчихалась.
— Когда ты последний раз их стирала?
— Я даже не думала, что это возможно. Разве крючки не зацепятся за барабан в машине?
— Крючки снимаются. Хочешь сказать, что их ни разу не стирали?
— Если и хочу, то что от этого изменится? Ты такая сердитая сегодня утром.
Я прикусила губу.
— Я просто ужасно скучаю по детям. Прости. — Я не собиралась рассказывать ей о вчерашнем открытии.
— Да ладно. Мелочи все это, — ответила она просто. — Попей льняного семени.
Фонтейн весьма благоразумно занимался эскизами, держа язык за зубами, а потом улизнул на встречу с клиентом. Мы даже кофе на террасе не попили. Меня не слишком волновало, что мимо, как обычно, может пробежать Дез. Скорее всего, он пребывал в объятиях блондинки, слишком утомленный горизонтальной кардиотренировкой, чтобы выйти на пробежку.
Я провела день, надраивая все, до чего могла дотянуться. И каждое мгновение, каждую минуту напоминала себе, что мне наплевать. Пофигу даже, что он не позвонил, чтобы наврать еще больше. Я смогу с этим справиться. Разбитые сердца тоже можно склеить. История с Ричардом меня многому научила.
Когда поздно вечером приехали дети, я была вне себя от радости. Я обнимала и целовала их до тех пор, пока Джордан не пожаловался:
— У меня уже лицо болит! Больше не тискай меня, ма!
Хорошенько подоткнув одеяло Пейдж перед сном, я прочитала ей все ее любимые сказки.
— А можно, я расскажу сказку тебе, мамочка?
— Конечно. — Я прижалась к ней под одеялом.
Она стала показывать мне картинки в книжке про Белоснежку, тут же приспосабливая их под свой путаный вариант сказки.
Итак, Белоснежка и гномы владели успешной компанией по производству печенек. Но когда явился принц Чарминг, Белоснежке пришлось выбирать, что делать дальше, — продолжать работать или же выйти замуж.
— А разве она не может остаться на работе и выйти замуж одновременно? — спросила я.
— Нет. Это же глупо, — ответила дочка. — Когда она выйдет замуж, то ее работой станет забота о принце.
— Кто тебе это сказал?
— Папа.
Меня бросило в жар.
— Это только папа так думает, малыш. А мама с ним не согласна. Когда ты подрастешь, то сама сможешь решить, хочешь ли ты делать и то, и другое. Это твой выбор.
— Я выйду замуж за Деза, — сказала она. — Или за Фонтейна. Или за тебя. Я могу выйти замуж за тебя, мамочка?
Я перевела дух. Она была такой милой, такой невинной. За все богатства в мире я бы не смогла ее разочаровать.
— Конечно, можешь. Я хотела бы жениться на тебе, солнышко. А теперь засыпай.
Я выключила свет и пошла к себе в комнату, пытаясь избежать встречи с Доди и ее вопросов о том, куда подевался Дез. И сгорающей от любопытства Пенни звонить тоже не стала. Мне казалось, что если я никому не расскажу, то можно считать, что ничего по-настоящему и не случилось.
Следующее утро было великолепным, но я все время ворчала. Дети изнемогали от желания пойти на пляж, но я все тянула, не желая столкнуться с Дезом на его пробежке. Это было даже забавно. Если бы я в самом деле хотела избежать встречи, то могла бы попросту вернуться в Гленвилл.
— Ты не могла бы отвести их на пляж, Доди? Я вчера пережарилась на солнце, и думаю, сегодня мне не стоит туда соваться.
— Конечно, дорогая. С солнцем всегда лучше перестраховаться. У Аниты Паркер такая подозрительная родинка на внутренней стороне бедра. Я хочу попросить Деза осмотреть ее. Скажешь ему, когда вы будете разговаривать?
Да, разумеется. Именно это я бы обсудила в первую очередь.
— Я постараюсь не забыть, Доди. Но ей лучше поговорить со своим лечащим врачом. Мы не можем беспокоить Деза такими мелочами.
— О, понимаю. Ну что, детки? Хотите пойти на пляж и поискать башмачки морских коньков?
— Морские коньки не носят башмачки, тетя Доди, — заявила Пейдж.
— Летом не носят. Летом они носят сандалии. Ну, идемте.
Они спустились по ступенькам террасы, и я вздохнула с облегчением. Еще одно столкновение с моим стояком-на-одну-ночь было удачно предотвращено. Я устроилась на террасе с журналом и кофейной чашкой, собираясь накачаться кофе и подумать. Я находила какое-то извращенное удовольствие в жалости к себе, может, потому, что это было так привычно. Но моя радость была грубо прервана звуком шагов и пленительного акцента, который мне предстояло изгонять из памяти.
— Сэди?
По тени, которая легла на пол веранды, я поняла, что он стоит у двери, на которую натянута москитная сетка. Я даже глаз не подняла. А почему я обязана это делать? У меня был журнал с голубоглазым Алексом О’Лафлином[32] — мне было на кого смотреть. Мне не нужен Дез. Глупый, старый Дез с глупым плоским животом и глупыми прекрасными волосами. И акцент его глупый тоже и наверняка ненастоящий. Он даже напоминал мне кого-то из «Разыскивает Америка».
— Сэди? Эй? — Он легонько постучал, а потом открыл дверь.
Черт. Мне все-таки придется его впустить.
— А, привет. — Я позволила себе мельком взглянуть на него:
Он вошел.
— Привет. Доди сказала, что ты здесь. Переборщила с солнцем, да?
Я пожала плечами.
— Да, скорее всего. — Я перевернула страницу журнала.
— Хм-м-м… так мы поужинаем сегодня?
— Сегодня вечером, да? Блин. — Я поцокала языком. — Увы, я не смогу.
Он скрестил на груди руки и помрачнел. Я без труда могла вообразить проносящиеся в его голове мысли: «Она злится. Почему — понятия не имею. Любая следующая фраза, которую я произнесу, имеет критическую важность. Тревога! Тревога!»