— Да. Если ты, конечно, не хочешь поиграть в теннис со мной прямо сейчас. Я опаздываю на кардиотренировку. — Она взглянула на часы, кое-как откопав их среди десятка золотых браслетов.
Я не стала говорить, что ее удар ракеткой слева мог бы стать лучше, если бы она сняла хотя бы часть украшений.
— Нет. А какие планы сегодня у Пенни?
— Спроси у нее самой.
Было так нелепо, что две взрослые женщины не могут высказать все, что по-настоящему думают.
— И как долго ты еще будешь на меня злиться?! — внезапно выпалила я. Черт. Кажется, я заразилась у Фонтейна неуместной болтливостью.
— Что все это значит? — Мама поставила стакан на стол с такой силой, что чай выплеснулся.
— Мне кажется, что ты все еще злишься на меня из-за Ричарда.
Она вздохнула демонстративно глубоко и громко:
— Я не злюсь на тебя, Сэди. Я просто думаю, что ваш развод был слишком поспешным. Что из-за единственной ошибки Ричарда вы выбросили на ветер восемь лет брака. И что дети страдают из-за этого.
Жар вспыхнул где-то у меня внутри и разлился по всему телу. Сердце билось так сильно, будто я оказалась под дулом пистолета.
— А ты думаешь, мне было легко на это решиться? Ты же бросила папу из-за его измены, и со мной и Пенни ничего не стряслось.
Ее щеки полыхнули алым:
— То, что произошло между мной и твоим отцом, не имеет с вами ничего общего. У тебя совсем другая ситуация.
— И какая же? — Это было все равно что тыкать палкой спящего медведя. Я рисковала довести ее до полного бешенства.
Мама одернула свой топ из лайкры, расправляя его по стройному торсу.
— Мне некогда говорить об этом, Сэди. Я уже сказала, что мне пора на теннис. — Она взяла спортивную сумку и принялась рыться в ней в поисках ключей. Когда она снова посмотрела на меня, ее глаза блестели от влаги, и я невольно отступила назад, потрясенная. Я никогда не видела, чтобы мать плакала. Это было ужасно. Будто мне снова исполнилось девять лет, когда я рассказывала ей о разбитой вазе и всем сердцем желала исправить свою ошибку. — Ты ведь не собираешься провести все лето с Доди? Прелесть новизны рано или поздно исчезнет, как ты понимаешь. — Ее голос смягчился.
— Может, и так. — Я тоже чуть не прослезилась, сама не знаю, почему. — Тогда я вернусь. — Я смахнула несуществующие крошки с ее безупречной столешницы. — А пока мы развлекаемся на пляже.
— Развлекаетесь? — Она отмахнулась от этого слова, будто веселье было насекомым, которое надо прогнать. — Ладно. Я опаздываю на теннис.
Слезы мои тут же высохли. Может, мне это вообще показалось, что они собирались пролиться.
Вот и все дела.
Пару минут спустя я подкатила к обиталищу Пенни. Сестра с мужем жили в одноэтажном доме из песочного цвета кирпича, на вид точно таком же, как все прочие здания из такого же кирпича на этой улице. Мне всегда приходилось после поворота считать почтовые ящики, чтобы не перепутать дома.
— О, Сэд, я так соскучилась по тебе! Заходи скорее, зацени мою новую кухню! — Пенни потянула меня за рубашку, увлекая в дом.
Мои отношения с сестрой были полной противоположностью отношениям с мамой. Совершенно открытые. Даже иногда слишком. Например, она рассказывала мне о своем муже Джеффе такие интимные подробности, что заставила бы покраснеть даже сексолога.
Пенни недавно отремонтировала кухню — теперь та была черно-белой с красными аксессуарами для акцента. И куда бы я ни взглянула, везде — божьи коровки.
Банки с коровками, подушки для сидения с коровками, коврики…
— Что за черт? — Меня прошиб пот.
— Что-то не так? Ну, солнышко, мне было так тошно без тебя в этом городе, что я все переделала.
Мне даже сумку никуда ставить не хотелось.
Пенни же помирала со смеху:
— Черт, я забыла, что ты терпеть не можешь божьих коровок. Ты такая двинутая.
— Я не двинутая. Но их были тысячи в нашем гараже в том году, забыла? — Подрагивая от неприязни, я перевернула пару подушек с коровками, прежде чем сесть на них за стол.
— Ладно. Хочешь вина, чая или чего-то еще? — Пенни доставала стаканы из шкафчика.
— Я только что от мамы.
Она встретилась со мной взглядом.
— Понятно, тогда вино. — Она налила мне бокал белого, а себе чая со льдом и села рядом.
— Что нового? — спросила я.
В ответ сестра пожала плечами:
— Ничего. А ты все маешься в захолустье? Там хотя бы светофор поставили?
Я цедила вино понемногу только потому, что выпить все махом было бы слишком вызывающе.
— Да, в прошлом году. И даже, кажется, парад в честь этого провели.
Я рассказала ей, как коротала время у Доди, даже о подглядывании за Бегущим Человеком. Обычно она обожала такие рассказы, но сегодня почему-то вела себя странно, вертя в руках стакан с чаем и старательно отводя глаза. Наконец я не выдержала:
— Ой, всё! Давай выкладывай, что такое произошло. Обычно ты пьешь еще больше, чем я, так почему же сегодня только чай?
Она вспыхнула, покраснела и оглянулась с таким видом, будто ее окружили шпионы из ЦРУ, готовые наброситься в любой момент. Я тоже невольно осмотрелась в поисках агентов спецслужб, караулящих дверь. Но, разумеется, никого не обнаружила.
— Мы с Джеффом надумали завести ребенка. — От волнения ее шепот срывался на хрипотцу. — Сейчас самое время.
— Слава богу! — Я так хлопнула ладонями по столу, что мой бокал подпрыгнул. — А то, пока вы тянете, Пейдж и Джордан успеют вырасти.
Многие годы я упрашивала сестру решиться на это. Моим детям нужны были двоюродные братья и сестры. И плюс ко всему, было бы неплохо, чтобы сестрица познала все радости материнства, а уж я бы с удовольствием вернула ей те «умные» советы, что она давала мне все эти годы. Ведь кто может знать о воспитании детей больше, чем двадцатидвухлетняя студентка!
— Джефф так взволнован. Он только и говорит, что об одном из своих «пловцов», который станет капитаном команды в соревнованиях по заплыву в фаллопиевых трубах. А на днях у меня началась овуляция, поэтому я посылала ему всякие откровенные эсэмэски, чтобы он скорее возвращался домой и выполнял супружеский долг. Все ради зачатия. Только маме не говори, ладно?
— О том, что ты пишешь мужу непристойности?
— Что мы пытаемся зачать ребенка. Я не хочу выслушивать ее бредни на этот счет.
— Но если бы она узнала о тебе, то, может быть, отстала бы наконец от меня со своим Ричардом.
Пенни погрозила мне пальцем:
— Я серьезно. Не вздумай сплетничать обо мне. Я все расскажу сама, когда буду готова. Договорились? Семья Джеффа устроит нам веселую жизнь, если узнает о наших планах. Так что он тоже предпочитает помалкивать.
— Конечно. Понимаю. Обещаю хранить твой маленький грязный секретик.
Пенни просияла, подняв бокал с чаем.
— Спасибо тебе. А я взамен не нажалуюсь маме, что ты разглядываешь полуобнаженных пляжных бегунов. Договорились?
— Заметано!
— А раз уж твои дети будут гулять с Ричардом в ближайшие два дня, то ты можешь остаться здесь и помочь мне спланировать детскую.
— Вообще-то, если ты помнишь, у меня есть собственный дом. И парочка друзей, с которыми надо бы встретиться. Но я тебе обязательно помогу.
Я почти ничего не слышала о своих соседях за последние несколько недель, и мне придется многое наверстать. Планы на совместное времяпрепровождение частенько строились прямо на лужайках перед домом — импровизированные вечеринки с барбекю, совместные походы в бассейн и все такое. Так что неудивительно, что никто из них не позвонил. Но мне бы так этого хотелось!
ГЛАВА 4
— Видишь этот чайник? — Доди потрясала означенным предметом, сидя на своем месте во главе кухонного стола. — Он принадлежал участнику французского Сопротивления времен Второй мировой. Мы с Уолтером купили его в одном миленьком парижском магазинчике.
Я отвлеклась от попытки устроиться понадежнее на шатком табурете и посмотрела на чайник. Вообще-то, это был тот самый чайник, что мы подарили Доди на юбилей, когда ей исполнилось пятьдесят. И он был куплен нами на сайте «Сирс»[8]. Но я не стала бессердечно ее поправлять.
— Прелестный. — Я кивнула.
— Классный, правда? Я люблю вещи с историей. — Она погладила бок чайника.
Каждая реликвия в доме Доди имела какую-нибудь историю, хотя частенько они оказывались не слишком правдоподобными. В нашей семье часто шутили, что Доди помнит все события вне зависимости от того, происходили они или нет.
— Спасибо, что разрешила мне попрактиковаться на твоей кухне, — сказала я.
Мы с детьми вернулись в Белл-Харбор. И сегодня я разбирала тетину кладовую. Если я смогу вычистить эти авгиевы конюшни, то мне будет по плечу что угодно. Я не переставала думать о том, чтобы начать профессионально заниматься организацией пространства. Проведя онлайн-исследование, я обнаружила, что существует Национальная ассоциация организаторов-профессионалов. И это отнюдь не удивительно, ведь чтобы собраться в Национальную ассоциацию, они и должны были быть достаточно организованными. И они предлагали тренинги, один из которых через пару недель состоится недалеко от Белл-Харбора. Доди заявила, что это — перст судьбы. В такую чепуху я не поверила, но зато получила идеальный аргумент, чтобы разобрать наконец-то тридцатилетние залежи в кладовой Доди.
В данный момент я решала, что делать с обнаруженными тридцатью банками домашнего желе самых невероятных цветов; картошкой, пустившей корни в доски полок; огромным запасом льняного семени всех видов — измельченного, отжатого, дробленого и целого; мешком коричневого риса весом тридцать фунтов и коробкой крекеров, которым понадобился бы радиоуглеродный анализ, чтобы определить дату их выпуска. Все это было спрятано среди пачкающих пальцы рисунков, блестящих сосновых шишек, корма для тарантулов, бубна, подписанного Элтоном Джоном, фигуркой-головастиком Обамы, тремя носочками и кучей барахла для настольных игр.