Наконец Адриану надоело ждать, и он отправился в контору, намереваясь приняться за книги, которые, правду говоря, он несколько запустил. Но и тут царила такая же суета. Вместо того, чтобы заниматься своим обычным делом, Мартин ходил взад и вперед, отбирая медные вещи, которые укладывались в письменные корзины, и, кроме того, Адриан заметил (он был наблюдательным молодым человеком), что на Мартине было не его ежедневное рабочее платье. С чего, – спрашивал себя Адриан, – было Мартину в летний день прийти в контору в своей броне из дубленой буйволовой кожи, опоясанным своим мечом «Молчание»? Зачем Фою понадобились книги, которые он просматривал с одним из конторщиков? Изучал он их, что ли? В таком случае – на здоровье, так как привести их в надлежащий вид оказалось бы далеко не по силам Адриану. Нельзя сказать, что они велись неверно, но часто приходилось выкидывать кое-что, потому что иначе баланс не сходился. В конце концов, он был даже рад происходящему. Разве пойдут на ум человеку, занятому своими любовными надеждами и опасениями, разные арифметические выкладки? Потолкавшись в конторе, Адриан вернулся домой обедать.
Обед, вопреки обычаю, запоздал, и это раздосадовало молодого человека. К тому же ни мать, ни отец не стали обедать. Наконец вышла Эльза, бледная и утомленная, и молодые люди приступили к еде, или, по крайней мере, делали вид, что обедают, так как у обоих, казалось, не было никакого аппетита. Адриан опять не смог воспользоваться отсутствием остальных для разговора с девушкой, так как в комнате постоянно была служанка, а Эльза сидела на своем месте, на другом конце стола.
Наконец служанка ушла, а через несколько секунд поднялась и Эльза. Адриан потерял терпение. Он не мог дольше выносить неизвестность, он должен был объясниться.
– Эльза, – начал он раздраженным голосом, – сегодня у нас в доме все вверх дном, будто мы собираемся уезжать из Лейдена.
Эльза взглянула на него искоса. Она уже, вероятно, знала причину этого беспорядка.
– Очень жаль, хеер Адриан, – сказала она, – но вашей матушке сегодня нездоровится.
– В самом деле? Надо надеяться, что она не заразилась чумой от этой Янсен. Но это не объяснение тому, что все бегают с полными руками, как муравьи в разоренном муравейнике, ведь теперь не такое время года, когда женщины переворачивают все вверх дном и выбрасывают занавеси на улицу под предлогом, что производят чистку. Наконец вас оставили на минуту в покое, поговорим же.
Эльза встревожилась.
– Ваша матушка ждет меня, хеер Адриан, – сказала она, направляясь к двери.
– Пусть она отдохнет. Сон – лучшее лекарство.
Эльза сделав вид, что не слышит его, пошла к двери, но Адриан, забыв всякое достоинство, быстро преградил ей дорогу.
– Я сказала вам, что мне некогда. Позвольте мне пройти.
Адриан не трогался.
– Я не пропущу вас, пока не переговорю с вами, – сказал он.
Уйти не было возможности. Эльза вернулась и спросила холодным тоном:
– Что вам угодно? Прошу вас, говорите покороче.
Адриан откашлялся, думая про себя, что Эльза удивительно умеет сдерживать себя, несмотря на действие любовного напитка. Никто не подумал бы, что она приняла волшебное снадобье. Однако следовало на что-нибудь решиться, он зашел далеко, чтобы отступать.
– Эльза, – сказал он смело, хотя в душе трусил сильнее всякого зайца. – Эльза! – Он в мольбе сложил руки и поднял глаза к потолку. – Я люблю вас, и пришло время сказать вам это.
– Кажется, оно пришло уже несколько дней тому назад, хеер Адриан. Я думала, что вы уже успели забыть все это, – отвечала она насмешливо.
– Забыть! – со вздохом повторил он. – Как я могу забыть это, когда вы у меня всегда на глазах.
– Не знаю, но мне бы хотелось забыть это безумство.
– Безумство? Она называет это безумством! – воскликнул Адриан. – Она называет безумством это вечное обожание моего сердца, истекающего кровью.
– Вы знаете меня ровно пять недель, хеер Адриан.
– Я желал бы знать вас пятьдесят лет.
Эльза вздохнула. Подобная перспектива вовсе не казалась ей заманчивой.
– Ну, преодолейте вашу девическую застенчивость, – заговорил он вдруг порывисто, – вы уже довольно сделали уступок приличиям, теперь отбросьте в сторону жеманство, бросьте оружие и сдайтесь. Ни один час вашей борьбы, клянусь вам, не был так сладок, как будет сладка эта минута уступки, потому что, помните, дорогая, что я – кажущийся победитель, а в сущности – побежденный. Я отказываюсь…
Он не закончил, потому что Эльза уже могла совладать с собой, но совершенно в ином смысле, чем он надеялся и ожидал.
– Вы с ума сошли, хеер Адриан, – спросила она, – что осмеливаетесь заставлять меня выслушать такие высокопарные пошлости, после того как я вам сказала, что не желаю слушать их? Я понимаю, что вы добиваетесь моей любви. Но раз и навсегда говорю вам, что не могу ответить тем же.
Это был удар, и Адриан не сразу нашелся, что ответить на такое прямое заявление. Его самомнение покинуло его, и он только беспомощно повторил:
– Не можете ответить тем же? Или вы отдали вашу любовь другому?
– Да, – ответила Эльза твердо. Она не на шутку рассердилась.
– В самом деле? Кому же? В прошлый раз вы горевали об умершем отце. Может быть, теперь ваше расположение приобрел этот великолепный гигант Мартин, или… нет, это было бы слишком нелепо… – и он захохотал в своем ревнивом бешенстве, – или этот шут, мой почтенный братец Фой?
– Да, – спокойно отвечала она. – Фой!
– Фой! Силы небесные! Желтоголовый увалень, невежда Фой – мой соперник! И после того говорят, что у женщин есть душа! Соблаговолите мне ответить на один вопрос. Скажите мне, когда возникло это странное и чудовищное чувство? Когда вы объявили себя побежденной непревзойденными качествами Фоя?
– Вчера вечером, если вам угодно знать это, – отвечала она так же спокойно и бесстрастно, как прежде.
Адриана осенило вдохновение. Он на минуту приложил руку ко лбу и громко, резко сказал:
– А, вот что! Это приворотное зелье подействовало в обратном направлении. Бедная Эльза, вы заколдованы. Вы не знаете правды. Я влил вам напиток в воду, а Фой, предатель Фой, пожал плод! Дорогая моя, сбросьте с себя обманчивое очарование! Вы любите меня, а не похитителя сердец Фоя.
– Что вы говорите? Вы влили мне напиток? Вы посмели отравить мое питье своим языческим зельем? Прочь с дороги! Пропустите меня и никогда не смейте говорить со мной! Будьте благодарны, если я ничего не скажу брату о вашей низости.
Что случилось после этого, Адриан никогда не мог в точности припомнить. Он только смутно помнил, что отстранился, а дверь отворилась с такой силой, что он ударился о стену, и мимо него промелькнуло видение – женщина со сверкающими глазами и гневно сжатыми губами – и больше ничего.
С минуту он стоял уничтоженный: удар попал в цель. В сердце его, казалось, не осталось ни надежды, ни чувства. Но затем его бешеный характер (всегда бывший его несчастьем) проснулся вместе с оскорбленным тщеславием, ненавистью, ревностью и прочими ослепляющими сграстями. Это не могло быть правдой, этому должно быть объяснение. Адриан находил его в том, что Фой, по счастливой случайности или по своей хитрости, сделал Эльзе предложение сразу после того, как она выпила любовный напиток. Адриан, подобно многим своим современникам, был крайне суеверен и легковерен. Ему и в голову не приходило с сомнением отнестись к волшебному средству, хотя в душе он теперь и сознавал, что сделал большую глупость, сказав Эльзе в первом порыве ярости, что прибегнул к подобному средству, чтобы приобрести ее расположение, вместо того, чтобы предоставить своим личным достоинствам подействовать на нее.
Что делать? Ошибка была совершена, яд проглочен, но ведь и для яда существует противоядие. Чего он медлит? Следует как можно скорее посоветоваться со своим другом-магом.
Через десять минут Адриан уже был у дома Черной Мег.
Глава XIX. Борьба на башне литейного завода
Дверь отворил Симон, лысый, толстый негодяй, живший с Черной Мег. На расспросы Адриана он ответил, пристально глядя ему в лицо своими свиными глазами, что не может точно сказать, дома его жена или нет.
– Она, кажется, вместе с магом была занята вызыванием духов, но они могли выйти незамеченными, потому что у них есть дар, великий дар, – заключил он, вводя Адриана в комнату, где он бывал не раз.
Комната была неуютная, и Адриану почему-то всегда казалось, что в ней постоянно находился кто-то, кого он не мог видеть, слышался какой-то странный, необъяснимый шум, будто из-под пола и из стен слышался скрип и вздохи. Но подобные вещи всегда могли происходить в доме, где живет один из величайших современных магов. Тем не менее Адриан был доволен, когда дверь отворилась и вошла Черная Мег, хотя многие предпочли бы ее обществу общество привидения.
– Почему вы беспокоите меня в такой час? – резко спросила она.
– Почему? – повторил Адриан, и ярость снова поднялась в нем при этой грубости. – Ваше проклятое лекарство подействовало совершенно наоборот, вот что. От этого вышла польза другому, понимаешь, старая ведьма! И я думаю, он хочет увезти ее, вот что значит вся эта суета. Как это я раньше не догадался! Где маг? Я хочу видеть мага. Он должен дать мне противоядие, другое лекарство.
– Вам, кажется, оно самому нужно, – сухо ответила Черная Мег. – Не знаю, можно ли будет видеть мага, теперь не приемный час, да его, кажется, и дома нет. По крайней мере, он так велел говорить всем.
– Мне необходимо видеть его, – настаивал Адриан.
– Может быть, и удастся, – сказала Мег, многозначительно дотронувшись до его кармана.
Несмотря на свое волнение, Адриан понял намек.
– Ты жаждешь золота? – спросил он фразой из прочитанного недавно романа, подавая горсть серебряных монет – все свои капиталы в данную минуту.
Мег приняла деньги, фыркнув, но, вероятно, сообразив, что кое-что все же лучше, чем ничего, и вышла. Послышался какой-то таинственный шум, шепот, звук отпираемых и запираемых дверей, затем водворилась полнейшая, неприятная тишина. Адриан сидел, глядя в стену, так как единственное окно в комнате находилось так высоко над его головой, что в него нельзя было смотреть, и оно скорее походило на отдушину. Так он просидел с минуту, кусая концы своих усов и проклиная свою судьбу, как вдруг почувствовал чью-то руку у себя на плече.