Как все они изменились! Фой, у которого всегда было по-юношески цветущее лицо, теперь имел внешность человека средних лет, высокий Мартин напоминал гигантский скелет, на котором висело платье, или скорее, лохмотья и вытертая буйволовая куртка, а его голубые глаза светились из глубоких впадин над огромными, выдающимися скулами, Эльза сделалась совсем маленькой, как ребенок. Ее кроткое личико утратило красоту и возбуждало жалость, и вся округлость ее фигуры исчезла: она стала походить на исхудалого мальчика. Из всех четверых Марта, переодетая мужчиной, изменилась меньше всего. Лишь ее волосы совершенно поседели, и лицо стало совсем лошадиным, так как желтые зубы еще больше выпирали изо рта, лишенного губ, а худые, высохшие руки стали походить на руки египетской мумии.
Мартин опирался на свой большой меч и вздыхал.
– Проклятые трусы, – бормотал он, – почему они не выпустили нас, чтобы мы погибли, сражаясь? Только безумные глупцы могут отдаться на произвол испанцев.
– О, Фой! – воскликнула Эльза, порывисто обнимая своего бывшего жениха. – Ты ведь не отдашь меня им? Если уж к тому пойдет, ты убьешь меня, не правда ли? Иначе мне придется самой убить себя, а я трусиха, Фой, я боюсь сделать это.
– Хорошо, – сказал он неестественно хриплым голосом. – Но, Господи, если ты есть, сжалься над нею… сжалься…
– Не богохульствуй, не сомневайся! – прервала Фоя Марта. – Разве не произошло все, как я сказала тебе прошлой зимой в лодке? Разве ты не состоял под покровительством и не найдешь его до конца? Только не богохульствуй и не сомневайся.
Ниша, где они находились, не была видна проходившим с большой площади, но в тот момент, когда Марта говорила, человек восемь-десять испанцев вышли из-за угла и заметили группу скрывавшихся в притворе.
– Тут смазливенькая девушка, – сказал командовавший отрядом сержант, – вытащите-ка ее, молодцы.
Несколько человек выступили вперед, намереваясь исполнить его приказание, но тут Фой вне себя бросился на говорившего, и через минуту его меч на фут вышел из горла испанца, пронзив его насквозь. За ним с негромким криком последовал Мартин, держа в руке меч «Молчание», за Мартином – Марта со своим большим ножом. Через несколько минут все было кончено, пять человек лежали на земле: трое убитых и двое тяжело раненных.
– Еще прибавим к счету, – проговорила Марта, нагибаясь над ранеными, между тем как их товарищи спешили скрыться за углом.
Наступила минута тишины. Яркое летнее солнце светило на лица и вооружение убитых испанцев, на обнаженный меч Фоя, склонившегося над Эльзой, которая прижалась в углу ниши, закрыв лицо руками, на ужасные голубые глаза Мартина, сверкавшие яростью. Затем снова послышались шаги, и появился отряд испанцев, предводительствуемый Рамиро и Адрианом.
– Вот они, капитан, – сказал один из убежавших солдат. – Прикажете пристрелить их?
Рамиро взглянул сначала как бы мельком, но затем пристально. Наконец-то они попались ему! Уже давно он узнал, что Фой и Рыжий Мартин спасли Эльзу на Красной мельнице, и теперь, после долгих поисков, птички попались в его сети.
– Нет, зачем! – отвечал он. – Таких отчаянных людей должен судить особый суд.
– Куда же мы можем посадить их? – недовольно спросил сержант.
– Я заметил, что в доме, где мы поселились с сыном, прекрасный погреб, пока их можно посадить туда, всех, кроме дамы, о которой уж позаботится сам сеньор Адриан, ведь она является его женой.
Солдаты не стесняясь захохотали.
– Я повторяю, это жена, которую он искал уже много месяцев, – продолжал Рамиро, – и с ней надо обращаться почтительно. Понимаете?
Солдаты, по-видимому, поняли – по крайней мере, все молчали. Они уже успели заметить, что их начальник не любит возражений.
– Ну вы, сдавайте оружие! – обратился Рамиро к Фою и Мартину.
– Вот они, капитан… Прикажете пристрелить их?
Мартин подумал с минуту, видимо, рассуждая, не лучше ли будет броситься на испанцев и умереть, сражаясь. И в эту минуту ему, как он говорил впоследствии, пришла на память старинная народная пословица: «Не считай игру проигранной, пока не выиграешь», и, истолковав ее так, что только мертвый никогда не может надеяться выиграть, он отдал меч.
– Давайте его сюда, – сказал Рамиро. – Это замечательный меч, и он мне понравился.
Солдаты передали ему меч, и он повесил его себе через плечо. Фой смотрел то на свой меч, то на стоящую на коленях Эльзу. Вдруг ему пришла в голову мысль, и он взглянул в лицо Адриану, своему брату, с которым виделся в последний раз, когда тот прибежал в контору предупредить его и Мартина. Он знал, что Адриан с отцом сражаются в рядах испанцев, но им ни разу не пришлось встретиться. Даже тут, в эту критическую минуту, Фоя не оставляла мысль, как могло случиться, что Адриан при всей своей низости потрудился предостеречь их и тем самым дать возможность организовать защиту литейной башни.
Фой взглянул на брата. Адриан был в мундире испанского офицера, в латах поверх стеганой куртки и в стальном шлеме, украшенном истрепанными перьями. Лицо его изменилось: в его красивых чертах не было и тени прежней надменности, он похудел и выглядел запуганным, как животное, дрессированное при помощью голода и хлыста. Фою показалось, что сквозь печать позора и падения на лице брата проскальзывает что-то хорошее, подобно солнечному лучу, пробивающемуся из-за черных туч. Может быть, Адриан, в конце концов, не так уж плох, может быть, он действительно такой, каким его всегда считал Фой – пустой, взбалмошный, бесхарактерный, рожденный, чтобы быть всегда игрушкой, а считающий себя главой, но ни в коем случае не злой. Кто знает?
Но и в худшем случае, не лучше ли Эльзе стать женой Адриана, чем погибнуть, и погибнуть от руки любящего ее человека?
Эта мысль мелькнула в уме Фоя, как молния, пронзившая тучи, и он бросил свой меч солдату, который подхватил его. В эту минуту его взгляд встретился со взглядом Адриана, и ему показалось, что он читает в этом взгляде благодарность и обещание.
Всех забрали. Расталкивая толпу пинками и ударами, солдаты повели их по улицам павшего города в здание, не совсем разрушенное ядрами, стоявшее на некотором отдалении и от стен, являющихся грудой развалин, и от городских ворот, где происходили такие ужасные сцены, в дом, принадлежавший прежде одному из зажиточных граждан Харлема. Здесь Фоя и Эльзу разлучили. Она уцепилась за него, но ее оторвали и потащили на верхний этаж, тогда как его, Мартина и Марту заперли в темном погребе.
Через некоторое время дверь погреба приоткрылась; чья-то рука просунула воду и пищу, хорошую пищу, какой они не ели уже много месяцев: мясо, хлеб, сухие селедки – еды было так много, что они не могли съесть всего за один раз.
– Может быть, еда отравлена? – спросил Фой, жадно нюхая принесенное.
– Кому выгодно травить нас? – возразил Мартин. – Поедим сегодня, а завтра можно умереть.
Как голодные животные, принялись они за еду, а затем, несмотря на все свои несчастья, уснули крепким сном.
Через десять часов, показавшихся им минутами, дверь снова отворилась, и вошел Адриан с фонарем в руке.
– Фой, Мартин, вставайте и пойдемте со мной, если хотите остаться в живых.
Они мгновенно проснулись.
– Идти за тобой, за тобой? – проговорил Фой, запинаясь.
– Да, – спокойно ответил Адриан. – Конечно, может случиться, что вам и не удастся убежать, но если вы останетесь здесь, что ожидает вас? Рамиро, мой отец, скоро вернется, и тогда…
– Надо сойти с ума, чтобы ввериться вам! – прервал его Мартин, и презрение, слышавшееся в его голосе, больно отозвалось в сердце Адриана.
– Я знал, что ты подумаешь так, – сказал он покорно, – но что же остается делать? Я могу вывести вас из города. У меня уже приготовлена лодка для вашего бегства. Я рискую собственной жизнью, что же я могу сделать еще? Почему вы колеблетесь?
– Потому что не доверяю тебе, – возразил Фой. – И кроме того, я не уйду без Эльзы.
– Я предвидел это, – отвечал Адриан. – Эльза здесь. Эльза, подойди сюда, покажись.
Эльза спустилась по лестнице в погреб. Выглядела она лучше, так как поела и отдохнула, и в ее глазах светилась надежда. Необыкновенная радость переполнила сердце Фоя. Почему она так смотрит? Она же, подбежав к нему, обняла и поцеловала его, а Адриан только сдержанно отвернулся.
– Фой, – поспешно заговорила она, – он, в конце концов, честный человек, только очень несчастный. Надо скорее бежать, прежде чем вернется дьявол. Теперь он на совете офицеров, обсуждающих, кто должен быть казнен, но он скоро вернется, и тогда…
Оставив всякие колебания, заключенные двинулись в путь.
Они вышли из дома, и никто не остановил их. Сторож ушел, чтобы принять участие в грабеже, у ворот разрушенной стены стоял часовой, но он или не обратил внимания на проходящих, или был пьян, или подкуплен. Адриан назвал пароль, и солдат, кивнув головой, пропустил его со спутниками.
Через несколько минут они дошли до берега Харлемского озера, где в камышах стояла лодка.
– Садитесь и уезжайте, – сказал Адриан.
Они вошли в лодку и взялись за весла, тогда как Марта начала отталкивать ее от берега.
– Адриан, что будет с вами? – спросила Эльза.
– Зачем вам беспокоиться об этом? – спросил он с горькой усмешкой. – Я иду на смерть, и моя кровь будет платой за вашу свободу. Я ваш должник.
– Нет! – воскликнула она. – Поедемте с нами.
– Да, – поддержал ее Фой, хотя снова почувствовал приступ ревности, – поедем с нами, брат.
– Ты от души приглашаешь меня? – спросил Адриан нерешительно. – Подумайте, я могу выдать вас.
– Если так, то почему вы не сделали этого теперь? – спросил Мартин. И, вытянув свою огромную костлявую руку, схватил Адриана за ворот и перетащил его в лодку.
Лодка отчалила.
– Куда мы едем? – спросил Мартин.
– Предполагаю, что в Лейден, – сказал Фой, – если только можно будет добраться без паруса и оружия, что кажется весьма маловероятным…