вернуться и снова попытаются высадиться.
Едва они успели войти в лодку, как показался Рамиро со своими людьми, и громкие крики возвестили, что беглецы открыты. Испанцы подошли на несколько саженей и бросили якорь, не решаясь плыть по илистому месту на своем тяжелом судне, на котором потом трудно было бы повернуть назад. Не имея при себе оружия для стрельбы и зная своих противников, они не решались на открытое нападение. Положение было нелепое и могло затянуться. Наконец Рамиро поднялся и обратился к голландцам:
– Господа и ювфроу (я, кажется, вижу среди вас мою маленькую пленницу с Красной мельницы), посоветуемся об одном деле. Мы с вами, кажется, совершили поездку сюда с одной и той же целью. Не так ли? Мы хотели бы приобрести кое-какие вещи, которые для мертвых не имеют значения. Как вам известно, я не люблю насилия и не желаю преждевременной смерти ни одному из вас. Но речь идет о деньгах, ради приобретения которых я перенес много неприятностей и опасностей. И, скажу откровенно, я овладею этим сокровищем, вы же, вероятно, будете рады, если вам удастся убраться невредимыми. Я предлагаю вам следующее: пусть один из нас под надежной охраной переберется на вашу лодку и посмотрит, не спрятано ли что-нибудь под этими камышами. Если лодка окажется пустой, мы отойдем на некоторое расстояние и пропустим вас. То же самое мы сделаем, если в лодке есть груз и вы его выбросите в воду.
– Это все ваши условия? – спросил Фой.
– Еще не все, почтенный хеер ван Гоорль. Среди вас я вижу молодого человека, которого вы, вероятно, увезли против его воли, моего возлюбленного сына Адриана. В его собственных интересах, так как он едва ли будет желанным гостем в Лейдене, я предлагаю высадить этого молодого человека на берег в таком месте, где мы бы видели его. Что вы ответите?
– Можете убираться за ним в пекло! – отвечал Мартин, а Фой прибавил:
– Какого другого ответа вы можете ждать от людей, вырвавшихся из ваших когтей в Харлеме?
В этот момент Марта, также пробравшаяся к ним через камыш, схватила секиру и куда-то исчезла.
– Грубый ответ грубых людей, ожесточенных ходом политических событий, в которых я не виноват, хотя и замешан в них волей судьбы, – отвечал Рамиро. – Но я еще раз предлагаю вам взвесить все. У вас, вероятно, нет запаса провизии, у нас же ее вдоволь. Скоро наступит темнота, и мы воспользуемся ей. Кроме того, я надеюсь получить подкрепление. Следовательно, в выжидательной игре все карты у меня в руках, а ваш пленник Адриан может засвидетельствовать вам, что в карты я играю недурно.
Футах в восьми от катера, в густой заросли кустов, в эту минуту вынырнула подышать воздухом выдра – большая седоголовая выдра. Один из испанцев увидел расходившиеся по воде круги и, подняв камень из балласта, бросил в животное. Выдра исчезла.
– Мы давно гоняемся друг за другом, но еще ни разу не померялись с вами силами, от чего вы, такой храбрый человек, вероятно, не отказались бы, – скромно начал Мартин. – Не угодно ли вам, сеньор Рамиро, выйти на берег и, не обращая внимания на мое низкое происхождение, померяться со мной? Преимущество будет на вашей стороне. У вас есть оружие, а у меня ничего, кроме старой буйволовой куртки, у вас мой большой меч, а я без оружия в руках. Несмотря на это, я рискую и даже предлагаю поставить на ставку сокровище Хендрика Бранта.
Услышав вызов, испанцы, в том числе и сам Рамиро, разразились хохотом. Мысль, что кто-нибудь добровольно отдастся в лапы гиганта-фриза, одно имя которого наводило страх на тысячи осаждавших Харлем, показалась им крайне забавной.
Но вдруг хохот прекратился, и все с изумлением посмотрели на воду, как собаки-крысоловки, глядящие на землю, под которой чуют мышей. Потом раздались крики, люди перегнулись через борта и начали колоть кого-то в воде своими мечами. Оттуда же среди криков и шума постоянно слышался мерный стук, похожий на стук тяжелого молотка о толстую дверь.
– Пресвятая Богородица! – закричал кто-то в катере. – Дно пробивают!..
Некоторые попытались поспешно заделывать брешь, другие продолжали еще с большим ожесточением наносить удары по поверхности воды.
На тихой воде показались пузыри, они полосой протянулись от катера к лодке. Вдруг футах в шести от лодки из воды выросла странная и страшная фигура голой, похожей на скелет женщины. Она была покрыта тиной и травой, вся истекала кровью от ран на спине и боках, но все еще крепко держала секиру в руках.
Женщина поднялась, тяжело дыша и по временам издавая стоны от боли, но продолжала грозить своим оружием пораженным ужасом испанцам.
– Я отплатила тебе, Рамиро! Ступай ко дну или выходи на землю сражаться с Мартином.
– Молодец, Марта! – заревел Мартин, втаскивая умирающую в лодку. Судно испанцев начало наполняться водой и погружаться.
– Для нас одно спасение! – закричал Рамиро. – В воду и на них! Здесь неглубоко.
Прыгнув в воду, доходившую ему до шеи, он двинулся вброд.
– Отчаливайте! – крикнул Фой, и все налегли на весла. Но золото было тяжелым, и лодка глубоко врезалась в ил. Не было никакой возможности сдвинуть ее. Мартин с каким-то крепким фризским ругательством перескочил через нос и, напрягая всю свою силу, старался стащить лодку с места, но она не двигалась. Испанцы подходили. Вода была им уже только по пояс и их мечи сверкали на солнце.
– Рубите их! – приказал Рамиро. – Ну же!
Лодка вся дрожала, но не трогалась.
– Слишком тяжел груз, – проговорила Марта и, собрав последние силы, поднялась и бросилась прямо на шею ближайшему испанцу. Она обхватила его костлявыми руками, и они пошли ко дну. Через секунду они показались на поверхности, затем снова скрылись, и сквозь поднявшуюся тину можно было разглядеть, как они боролись на дне озера, пока оба не утонули.
– Я отплатила тебе, Рамиро!
Облегченная лодка двинулась с места и с помощью Мартина пошла вперед по вязкому илу. Он еще раз рванул ее, и она вышла на чистую воду.
– Влезай скорей! – кричал Фой, направляя свою пику в одного из испанцев.
– Нет, не удастся ему! – закричал Рамиро, бросаясь к Мартину с дьявольской злостью.
Мартин на секунду остановился, потом нагнулся, и меч противника скользнул по его кожаной куртке, не причинив ему вреда. Затем он вдруг протянул руку, схватил Рамиро поперек тела и играючи бросил его в лодку, где тот растянулся на бочонках с сокровищами.
Мартин ухватился за нос уходившей от него лодки с криком:
– Гребите, хеер Фой, гребите!
Фой изо всех сил греб, пока последний из испанцев не остался футов на десять сзади. Даже Эльза схватила железную полосу и ударила ею по рукам солдата, пытавшегося задержать лодку, и заставила его выпустить борт. Об этом подвиге она с гордостью рассказывала потом всю жизнь. После того все помогли Мартину взобраться на лодку.
– Теперь, испанские собаки, можете докапываться до сокровища Бранта и питаться утиными яйцами, пока дон Фадрике не пошлет за вами.
Островок скрылся среди других островков. Не было видно ни одного живого существа, кроме обитавших на островках животных и птиц, и не было слышно ни звука, кроме их голосов да шума ветра и воды. Беглецы были одни и в безопасности, а вдали перед ними вырисовывались на фоне неба церковные башни Лейдена, куда они направляли свой путь.
– Ювфроу, – заговорил Мартин, – в трюме есть еще бутылка вина, недурно бы промочить горло.
Эльза, сидевшая у руля, встала и нашла вино и чарку из рога. Наполнив чарку, она подала ее прежде Фою.
– За твое здоровье! – сказал Фой. – И в память тетушки Марты, которая спасла нас всех. Она умерла, как того желала, унося с собой испанца, и память о ней будет жить вечно.
– Аминь, – проговорил Мартин.
Но тут он решил оставить свои весла, – он греб сразу двумя, тогда как у Фоя и Адриана было по одному, – и нагнулся к Рамиро, лежавшему без чувств на бочонках с драгоценностями и деньгами, чтобы снять с него свой меч «Молчание».
– Он здорово треснулся головой и пролежит еще некоторое время спокойно, – заметил он, – но когда придет в себя, все-таки может наделать нам немало хлопот, – такие кошки живучи. Ну, сеньор Рамиро, не говорил ли я вам, что не пройдет и получаса, как я или верну свой меч, или сам отправлюсь туда, где он уже не будет мне нужен!
Он нажал пружину у рукоятки и осмотрел углубление.
– Дарственная запись в целости, – сказал он. – Недаром я так рассвирепел, стараясь отнять свой меч.
– Неудивительно, особенно когда ты увидел его на Рамиро, – заметил Фой, бросая взгляд на Адриана, который продолжал грести и теперь, когда все успокоилось, имел несчастный, убитый вид. Вероятно, он думал о приеме, ожидавшем его в Лейдене.
С минуту все гребли в молчании. Все, пережитое за последние сутки, и предыдущие сутки, и предыдущие месяцы во время войны и осады, подорвало их силы. Даже теперь, избежав опасности и имея в своих руках сокровище, захватив в плен негодяя, причинившего им столько зла и горя, и приближаясь к дому, где они надеялись найти надежный приют, они не могли прийти в себя. Когда столько людей погибло вокруг, когда приходилось так рисковать, им казалось почти невероятным, что они живы и добрались невредимыми до пристани, где им можно будет жить, не разлучаясь, еще много лет.
Фою все еще казалось невероятным, что горячо любимая им девушка, которая чуть было не погибла ради него, сидела с ним рядом, целая и невредимая, готовая стать его женой, когда он того пожелает. Несбыточным и слишком прекрасным казалось и то, что его брат, этот заносчивый, порывистый, слабохарактерный мечтатель Адриан, рожденный, чтобы быть игрушкой других и нести бремя их преступлений, вырвался из опутавших его сетей и, раскаявшись в своих грехах и заблуждениях, доказал, что он мужчина и больше не раб своих страстей и себялюбия. Фою, всегда любившему брата и знавшему его лучше, чем кто-либо, было тяжело думать, что Адриан мог быть в душе таким, каким казался, судя по его поступкам.
Эльза тоже думала о своем и молчала, как вдруг она увидала, что Адриан выпустил весло и, раскинув руки, уткнулся в спину сидевшего перед ним Мартина, а на его месте появилось ненавистное лицо Рамиро с выражением такой злобы, которая в состоянии исказить только лицо сатаны, когда он видит, что душа грешника ускользает от него.