Учёный посмотрел на него затравленным взглядом, сглотнул и зачем-то втянул голову в плечи. Неестественно задрожал.
— Кто ты такой? — я решительно ухватил его шиворот халата и притянул к себе. Посмотрел на него злыми глазами, затем тряхнул для убедительности, отчего у него начала болтаться голова — туда-сюда, туда-сюда. Ну прям не человек, а безвольное пугало.
Я резко отпустил его и тот растянулся на полу, взвизгнув то ли от боли, то ли от страха. А затем забормотал что-то невнятное, завыл… На лицо полное сумасшествие!
— Тьфу ты! — я с досадой махнул рукой и отошёл в сторону. — Следи за ним!
Изначально я рассчитывал совсем на другое — вытянуть из него хоть какую-то правду, а потом выгнать его к душманам — уж те найдут способ уйти ему в мир иной быстро и мучительно. Я не жестокий, но этот товарищ заслужил… Впрочем, я так и не понял, жертва он или нет. Попробуй тут пойми…
Я молча вытащил фотоаппарат, медленно побрел вперёд, между рядами столов и мебели пункта управления. Сделал пару снимков. Снял и его убежище. Нужно запечатлеть побольше информации, чтобы показать своему командованию все то, что здесь произошло. Хотя бы частично…
Тут и там на столах лежали какие-то старые журналы, мятые истлевшие листы бумаги, заметки, картонные папки. Осмотрев часть из них, я понял что если что-то и можно разобрать, то это все бесполезный хлам. Часть листов была исписана размашистым почти не читаемым почерком, часть отсырела и слиплась. Был и машинописный текст.
Всему виной сырость — если верить этому безумцу, то при быстрой консервации много чего бросили за ненадобностью, а десять лет это немалый срок… И у меня присутствовало стойкое предположение, что позже кто-то намеренно здесь все крушил и разбрасывал… Мебель сама себя не сломает и техника тоже!
Дальше, у стены стоял большой, сильно покосившийся деревянный шкаф на четыре секции. Вернее, он не деревянный, а из не убиваемого толстого советского ДСтП — прессованные опилки на клею, которые спустя многие годы держались на какой-то там матери и поразительным образом не рассыпались. Это совсем не тот состав, который использовала мебельная промышленность двадцать первого века. Делали «на века», как говорится.
Часть полок сломаны, лежат как попало. Тут и там обломки, есть даже пара вырванных креплений. Ну, здесь точно кто-то применил грубую физическую силу… Ну а учитывая, что в бункере все это время был только один человек, то совсем несложно понять кто приложил к этому руку. Вероятно, в первые месяцы, осознав безвыходность своего положения, он просто сходил с ума и все крушил.
На основании нижней части шкафа, среди мусора, я заметил что-то вроде ящиков для бумаг. Один из них был полон. Вытащил его, отодвинул в сторону… И как раз на этом моменте моя чуйка слегка напомнила о своем существовании — верный знак того, что мне как будто бы нужно заглянуть внутрь. Потянув ящик на себя, я увидел внутри стопку сложенных папок, темно-красного цвета, без каких-либо обозначений.
Больше половины из них вздулась, рассохлась. Состояние, конечно, печальное. Плесень была и здесь, но уже в меньшем количестве. Обернувшись назад я увидел, что Том сидит на крышке стола, не спуская глаз с ученого, а тот по-прежнему неестественно вертит головой вверх-вниз и что-то бормочет. Может быть из него и удастся что-то вытащить, но не сразу… Американец вооружился какой-то палкой, вероятно отломанной от стола.
В первой же папке оказались личные дела, вот только я не понял чьи… То ли пленных, то ли ещё кого. Может, добровольцы испытуемые… Хотя, кто в своем уме добровольно захочет испытывать на себе отравляющие вещества?! Лаборанты? Военные?
Внутри дел имелись фотографии. Некоторые были четкие, некоторые плохого качества и испорченные временем и условиями хранения. Я принялся листать дела, смотреть фотографии, папку за папкой. В третьей по счету я увидел то, о чем уже догадывался ранее… Быстро пробежавшись глазами по имеющимся записям, я задумчиво хмыкнул и обернулся к остальным присутствующим. Медленно направился к ним, держа папку в руках.
— Мерзликин Дмитрий Иванович… — громко и четко произнес я. — Что же вы обманываете, а?
Услышав озвученные мной имя, фамилию и отчество, безумец перестал бормотать и посмотрел на меня вполне осмысленным взглядом. Морган тоже посмотрел на меня с интересом, потом перевёл взгляд на папку в руках, затем вновь посмотрел на Спирина…
— Как ты меня назвал? — пробормотал профессор.
— Мерзликин Дмитрий Иванович, тридцать четвёртого года рождения. Из Воронежа. Никакой ты не профессор, а всего лишь испытуемый. Уж не знаю, каким образом так получилось, но к производству химического оружия ты никакого отношения не имел… По крайней мере, в 1975 году точно! Решил присвоить себе чужую личность? А зачем?
— Я… Я не Мерзликин! — взвизгнул он. — Я Спирин!
Я молча показал ему фотографию его самого, только на ней он выглядел моложе и куда лучше… Они были не просто похожи, это был один и тот же человек, без сомнений. Только сейчас он выглядел куда хуже.
— Ну? Все ещё будешь утверждать, что ты начальник этого объекта, которого обманул коварный заместитель? Говори уже правду, дальше врать нет смысла! Да не молчи ты!
— Это все какая-то ерунда… — тот затряс головой, снова начал качаться. Так длилось около тридцати секунд, а потом он вдруг нелепо взвизгнул, резко вскочил и тут же схватив остатки стула, размахнулся и разбил его о свою голову.
Мы с ужасом отпрянули в стороны — я едва не проделал в нем ещё одну дырку — пистолет был наготове. А затем он просто осел на пол, встряхнул головой, несколько секунд молчал… А потом, о чудо, он вдруг заговорил! Причем нормально, без закидонов и выходок… Вот что хороший удар по голове делает — раз и шизофрения уже не актуальна!
— Голова болит… Сильно! Ох, это все он… Да что же это?! — неожиданно тихо и спокойно говорил Мерзликин, ощупывая свой лоб. — Он! Да! Он сидит в моей голове! Не всегда, но часто. Давно уже. Мысли иногда путаются, как будто бы я, это не я. Я и сам ничего не понимаю, но я привык. Поначалу было странно. Страшно. А потом я привык, правда. Сегодня он постоянно со мной. И сейчас тоже, но его голос очень слабый, тихий.
— Угу… — хмыкнул я, никак не реагируя на эти перепады. — Значит, ты признаешь, что ты Мерзликин?
— Да.
— И что ты не профессор Спирин, а испытуемый, так?
— Не совсем, но да.
Чудеса исцеления, не иначе… Не скажу, что я во все это верил, просто принимал как должное. Главное, разобраться во всем, а остальное меня сейчас не волнует.
— Тебя здесь бросили? — снова спросил я. — Где остальные испытуемые? Ты сказал вас пятеро было?
— Да, пятеро. Они все умерли, от болезней. От голода… Уже три года я один. Или нет? Да, три.
— Здесь же должно быть полно еды! — возразил я. — На складах, в хранилище… Разве нет?
— Да, да… Так и было. Но запасы провизии закончились, большую их часть попортили чёртовы крысы. Мы пытались выжить, но их было много. Я не помню, как остался один, все было как в тумане. Это было два или три года назад. Или нет? Год? Нет, не помню…
Он путался в показаниях.
Снова на мгновение, взгляд Дмитрия стал каким-то стеклянным, словно он говорил не с нами, а с кем-то ещё, кто и впрямь был у него в голове. Честно говоря, смотреть на это было неприятно и даже жутковато. Сейчас голос в голове заставит его взять пистолет и пристрелить меня. Быстро, чтобы ничего не понял. А то что?
Более того, я всегда старался держаться подальше от больных людей. Одно дело говорить с ним через стекло, когда нет прямого зрительного контакта, а совсем другое смотреть ему в глаза и понимать, что он и впрямь такой. Что он безумен… Что это происходит здесь и сейчас.
— И чем же ты питался? — вдруг спросил американец.
Взгляд стал осознанным.
— Ну… — тот замялся. — Я ел крыс… Они вкусные!
Неожиданно, однако. А впрочем… То-то я смотрю, что во всем бункере, особенно на нижнем уровне, почему-то нет грызунов. Если мне они и встречались, то лишь пару раз да и те были слишком пугливыми!
Обычно, подобные объекты их излюбленные места — темно, прохладно и сыро, а пища для них всегда найдется… Бумага, древесина, остатки продуктов питания от человека… Да мало ли?
И вот этот момент меня и удивил, за несколько проведенных здесь часов, я их почти не видел. Наверное ещё и потому, что просто не обращал внимания — были дела поважнее.
Конечно же, в самом Афганистане тоже были и свои виды крыс и грызунов, а обычных черных домашних завезли как раз-таки советские войска. Самолётами, грузовиками… Они годами бежали и плодились с стороны Таджикской и Туркменской ССР, распространялись естественным путем. Где люди, там и крысы. В общем, это явление совсем не редкое. Я не биолог, ничего утверждать не буду.
— Опустим эту тему… — прервал его я. В данный момент меня интересовало совсем не это. — Лучше расскажи мне, что здесь произошло на самом деле? Говори, как есть, без глупостей. Ложь я распознаю… Уж поверь, я это делать умею!
Морган посмотрел на меня быстрым, внимательным взглядом, но ничего не ответил. Я приметил взгляд разведчика, но не подал виду.
А тем временем товарищ Мерзликин размышлял над моими словами. То ли внутри него шла какая-то непонятная борьба, то ли ещё что — может, чужие мысли мешали… А может взвешивал, стоит ли вообще открывать рот и что ему светит. В общем, говорить он начал, хотя и не сразу.
— Ладно… Все равно мне не долго осталось! — тяжко вздохнул он, вновь потрогав голову. — А больше ни от кого правду не узнаешь… Только скажи… Почему ты доверился этому американцу?
— Он намерен перейти на сторону Советского Союза! — быстро пояснил я, хотя был вовсе не обязан это делать. Говорил уверенно, без ноток сомнения. — Я обещал ему оказать помощь в обмен на важную информацию! И теперь вопросы буду задавать только я, это понятно?
Дмитрий ошарашенно посмотрел на Тома — сложно сказать почему. Не доверял. Может потому, что в семидесятые все было иначе? Холодная война, противостояние с Западом. Все враги. Хм… Я тоже не доверял, но никак этого не показывал.