им перед ним испанцем, он краем глаза заметил сбоку еще одну шпагу и машинально спустил курок. Рядом выстрелил другой пистолет, видимо Олдройда, и бой был окончен. Как испанцы настолько оплошали, что дали захватить себя врасплох, Хорнблауэр так и не понял. Может, они не знали, что человек в каюте ранен и путь через нее свободен, может, не думали, что трое могут напасть на десятерых, или не заметили, что эти трое проделали опасный путь по линю, а скорее всего, просто растерялись, ведь с того момента, как ялик зацепился за корму, до того, как полуют был очищен, прошло всего несколько минут. Два-три испанца сбежали по трапу с полуюта и дальше по мостику между двумя рядами гребцов. Один из них зацепился за ограждение и жестом показал, что сдается. Но Джексон уже схватил его рукой за горло. Джексон был силен неимоверно — он перегнул испанца через перила, другой рукой ухватил его за ноги и перекинул через борт. Испанец с криком упал раньше, чем Хорнблауэр успел вмешаться. Палуба полуюта была полна бьющимися в предсмертных судорогах людьми, словно дно лодки — рыбой. Один из испанцев, когда Джексон и Олдройд ухватили его, упал на колени. Они подняли его и перекинули через борт.
— Отставить! — крикнул Хорнблауэр, и они с неохотой втащили его обратно и грохнули на окровавленные доски.
Джексон и Олдройд были как пьяные, они покачивались и хрипло дышали, глядя перед собой остекленелыми глазами. Хорнблауэр сам только что вышел из этого припадка. Он шагнул к полуюту и вытер заливавший глаза пот, пытаясь одновременно стереть застлавший их багровый туман. Впереди, на полубаке, собрались уцелевшие испанцы: когда Хорнблауэр двинулся в их сторону, один выстрелил, но пуля пролетела мимо. Внизу гребцы по-прежнему мерно двигались взад-вперед, их косматые головы и нагие тела качались в такт веслам, в такт словам надсмотрщика. Тот все еще стоял на мостике (остальные испанцы сгрудились за ним) и считал: «Seis, siete, ocho»[22].
— Прекратить! — заорал Хорнблауэр.
Он прошел к правому борту на глазах у гребцов этой стороны, поднял руку и снова крикнул. Одно или два заросших лица повернулись к нему, но весла продолжали двигаться.
— Uno, doce, tres[23], — считал надсмотрщик.
Джексон появился рядом с Хорнблауэром и навел пистолет на голову ближайшего гребца.
— Отставить! — раздраженно сказал Хорнблауэр. Его уже тошнило от убийств. — Найдите мои пистолеты и перезарядите их.
Он стоял на верхней ступеньке трапа, как во сне — как в кошмаре. Галерные рабы продолжали налегать на весла; более десятка врагов по-прежнему толпились возле полубака в тридцати ярдах от него; позади стонали, расставаясь с жизнью, раненые испанцы. Новый призыв к гребцам тоже не возымел действия. Олдройд был самым хладнокровным из всех или раньше других пришел в себя.
— Я спущу их флаг, сэр? — спросил он.
Хорнблауэр очнулся. На флагштоке над гакабортом колыхалось желто-красное знамя.
— Да, спустите немедленно, — сказал он.
Теперь сознание прояснилось, и горизонт уже не ограничивался узкими бортами галеры. Хорнблауэр посмотрел вокруг на синее-синее море. Вот торговые суда, за ними «Неустанный». Сзади белый след галеры — изогнутый след. До сей минуты Хорнблауэр не осознавал, что не взял под контроль руль и последние три минуты галера идет по морю неуправляемой.
— Встань к рулю, Олдройд, — приказал он.
Это что, другая галера исчезает в дымке? Похоже; а вот далеко за ней баркас. Вот с левого борта гичка, весла ее подняты. Хорнблауэр видел фигурки на носу и на корме. Они размахивали руками, и до него дошло, что они приветствуют спуск испанского флага. Впереди раздался ружейный выстрел, пуля с силой ударила в перила у самого его бедра, позолоченные щепки разлетелись в стороны, вспыхивая в солнечном свете. Но Хорнблауэр уже пришел в себя и побежал обратно к умирающим: дальний конец полуюта не простреливался с мостика, и там он был в безопасности. Гичка по-прежнему была с левого борта.
— Право руля, Олдройд.
Галера медленно развернулась — при своих пропорциях она плохо слушалась руля, если ему не помогали весла, — но вскоре нос ее уже почти закрыл гичку.
— Прямо руль!
Удивительно, но здесь, под кормой галеры, по-прежнему прыгал на пенной воде ялик. В нем был один живой человек и двое убитых.
— Где остальные, Бромли?
Бромли показал за борт. Видимо, их убило выстрелами с гакаборта в то время, как Хорнблауэр и двое матросов готовились штурмовать полуют.
— А ты какого черта там остался?
Бромли левой рукой приподнял правую: она явно не работала. Отсюда помощи ждать не приходится, и все же галерой надо овладеть полностью. Иначе их могут даже увести в Альхесирас — хотя руль и у них, человек, который приказывает гребцам, сумеет, если захочет, управлять курсом судна. Оставалось одно.
Теперь, когда боевая горячка схлынула, Хорнблауэр был в мрачном состоянии духа. Его не заботила собственная судьба, надежда и страх ушли вместе с лихорадочным возбуждением. Им овладел фатализм. Мозг, продолжая просчитывать варианты, говорил, что есть лишь один шанс добиться удачи, а подавленность позволила исполнить задуманное машинально, без эмоций и колебаний. Он подошел к ограждению полуюта: испанцы по-прежнему толпились на дальнем конце мостика, надсмотрщик все так же отсчитывал гребцам ритм. Испанцы смотрели на Хорнблауэра. Он тщательнейшим образом убрал в ножны саблю, которую до той поры держал в руках, и только сейчас заметил на мундире и на руках кровь. Медленно поправил на боку ножны.
— Мои пистолеты, Джексон.
Джексон вручил ему пистолеты, и Хорнблауэр так же медленно убрал их за пояс. Он повернулся к Олдройду: испанцы, как зачарованные, следили за его движениями.
— Оставайся у румпеля, Олдройд. Джексон, за мной. Не делай ничего без моего приказа.
Солнце светило прямо в лицо. Хорнблауэр спустился по трапу, прошел по мостику и приблизился к испанцам. По обе стороны от него всклокоченные головы и нагие тела галерных рабов все так же мерно двигались в такт веслам. Он подошел к испанцам, нервно сжимавшим шпаги и пистолеты. Сзади кашлянул Джексон. В двух ярдах от испанцев Хорнблауэр остановился и обвел их взглядом. Он жестом указал на всех, кроме надсмотрщика, потом ткнул пальцем в сторону полубака.
— Все на нос, — сказал он.
Они стояли, во все глаза глядя на него, хотя не могли не понять его жест.
— На нос, — сказал Хорнблауэр и махнул рукой. При этом он топнул ногой по палубе.
Лишь один человек, похоже, готов был активно сопротивляться. Хорнблауэр подумал было выхватить пистолет и застрелить его на месте. Но пистолет может дать осечку, выстрел может вывести испанцев из оцепенения. Хорнблауэр пристально поглядел на того человека:
— На нос, кому сказано.
Они двинулись на нос, неловко переставляя ноги. Хорнблауэр наблюдал за ними. Чувства вернулись; сердце так бешено стучало в груди, что он едва сохранял видимость спокойствия. И все же спешить было нельзя. Лишь когда все остальные ушли, он обратился к надсмотрщику:
— Останови их.
Хорнблауэр посмотрел надсмотрщику в глаза, указывая пальцем на гребцов.
Губы надсмотрщика шевельнулись, но он не проронил ни слова.
— Останови их. — Хорнблауэр положил руку на рукоять пистолета.
Этого оказалось достаточно. Надсмотрщик что-то пронзительно выкрикнул, и весла остановились. Как только они перестали скрипеть в уключинах, на корабле воцарилась мертвая тишина. Слышен был только плеск воды за кормой — галера продолжала скользить по инерции. Хорнблауэр повернулся и окрикнул Олдройда:
— Олдройд! Где гичка?
— Близко по правому борту, сэр!
— Как близко?
— В двух кабельтовых, сэр. Они гребут к нам.
— Развернись к ним, пока хватает скорости.
— Есть, сэр.
За какое время гичка на веслах покроет четверть мили? Хорнблауэр боялся, как бы испанцы не очнулись. Время работает против него. Нельзя вот так стоять и ничего не делать. Хорнблауэр чувствовал, как идет по воде галера. Он обернулся к Джексону.
— Неплохо идет, правда, Джексон? — сказал он и заставил себя рассмеяться, словно на свете все было просто и ясно.
— Да, сэр, полагаю, что так, сэр, — изумленно ответил Джексон. Он нервно теребил пистолет.
— Посмотри-ка на этих людей, — продолжал Хорнблауэр, указывая на галерных рабов. — Ты хоть раз в жизни видел такую бороду?
— Н-нет, сэр.
— Говори со мной, болван. Говори естественно.
— Я… я не знаю, что говорить, сэр.
— Черт побери, ничего ты не понимаешь, Джексон. Видишь рубец на плече у того малого? Видимо, не так давно надсмотрщик ударил его бичом.
— Наверное, вы правы, сэр.
Хорнблауэр подавил раздражение и приготовился произнести новый монолог, когда сбоку борт заскрежетал о борт. Через мгновение на палубу перебралась команда гички. Невозможно описать, какое он испытал облегчение. Хорнблауэр чуть не расслабился совсем, но вспомнил о необходимости сохранять достоинство. Он вновь подтянулся.
— Рад видеть вас на борту, — сказал он, когда лейтенант Чадд перекинул ногу через фальшборт и спрыгнул на палубу возле полубака.
— Рад видеть вас, — сказал Чадд, с удивлением глядя на него.
— Люди на носу — пленники. Хорошо бы их обезоружить. Я полагаю, это единственное, что осталось сделать.
И теперь он не мог расслабиться; ему казалось, что так и придется оставаться в напряжении всю оставшуюся жизнь. Напряженный и в то же время отупевший, он услышал приветственные крики с «Неустанного», когда галера подошла к фрегату. Отупевший и скучный, докладывал он, запинаясь, капитану Пелью, не забыв в самых лестных тонах отозваться о храбрости Джексона и Олдройда.
— Адмирал будет доволен, — сказал Пелью, внимательно глядя на Хорнблауэра.
— Я рад, сэр, — услышал Хорнблауэр свой ответ.
— Теперь, когда мы потеряли бедного Сомса, нам понадобится еще один офицер для несения вахты. Я намерен назначить вас исполняющим обязанности лейтенанта.