— Надо выбирать шпринг, — сказал он. — Разверните корабль носом к морю.
— Есть, сэр.
Отступление… поражение… вот что означал приказ. Но и поражение нужно встречать стойко: даже после этого приказа требовалась масса работы, чтобы увести корабль от непосредственной опасности. Буш повернулся, чтобы отдать команду:
— Эй, на шпиле! Стой!
Щелканье прекратилось, и «Слава» свободно двинулась по мутной, вспененной воде залива. Чтобы отступить, она должна развернуться в ограниченном пространстве залива и выбираться в море. К счастью, все было готово: выбирая носовой швартов, до того без дела висевший между клюзом и якорем, корабль можно быстро развернуть.
— Отцепить кабаляринг от кормового каната!
Приказы отдавались быстро и четко, дело было привычное, хотя выполнять его приходилось под градом каленых ядер. Шлюпки все еще были на воде: если капризный ветер утихнет, они отбуксируют потрепанный корабль в безопасность. Шпиль потянул носовой швартов, и нос «Славы» повернулся кругом. Хотя бриз уже сменился удушающим безветрием, корабль заметно продвигался — но горечь поражения, но вид треклятой батареи! Пока шпиль подтягивал «Славу» к якорю, Буш обдумывал, что делать дальше. Он вновь отсалютовал Бакленду:
— Мне верповать ее из залива, сэр?
Бакленд стоял у нактоуза, бессмысленно уставясь на форт. Не трусость — это очевидно, — но потрясение и неуверенность в будущем временно отняли у него способность мыслить логически. Вопрос Буша вернул его на землю.
— Да, — сказал он, и Буш повернулся, радуясь, что может сделать что-то полезное, и знает, как это делается.
Нужно было с левого борта подвесить на кат еще один якорь и вытащить еще один канат. Буш окликнул Джеймса, принявшего командование шлюпками после гибели Робертса, сообщил ему о предстоящем маневре и велел подойти к корме, чтобы принять якорь, — это была самая трудная часть всей операции. Потом команда баркаса налегла на весла, и шлюпка двинулась вперед, заваливаясь от тяжести болтавшегося за кормой якоря. Монотонно вращался шпиль, и «Слава» ярд за ярдом подползала к первому якорю. Когда канат встал вертикально, Джеймсу, отошедшему на баркасе далеко вперед, подали сигнал бросить якорь, который везла его шлюпка, и вернуться к стоп-анкеру, чтобы поднять его. Ненужный больше кормовой канат надо было отцепить и выбрать, а усилия шпиля перенести с одного каната на другой. Двум тендерам спустили буксирные концы, чтобы они добавили к общему делу свои слабые усилия. Нельзя было пренебрегать любой, даже самой малой, возможностью хоть немного ускорить движение «Славы» и поскорее вывести ее из-под огня.
Внизу Хорнблауэр перетаскивал на нос пушки, которые недавно перетаскивал на корму. Грохот и визг катящихся по доскам катков отдавались по всему кораблю, перекрывая монотонное щелканье палов. Над головой палило безжалостное солнце, размягчая смолу в палубных пазах. Мучительно, ярд за ярдом, кабельтов за кабельтовым, «Слава» ползла из залива, подальше от каленых ядер, по гладкой, сверкающей воде. Наконец она оказалась за пределами досягаемости батареи. Теперь можно было передохнуть. Прежде чем вернуться к работе, матросы выпили по скудной полупинте тепловатой, затхлой воды. Оставалось похоронить мертвых, устранить повреждения, осознать мысль о поражении. Может быть, поразмыслить, не тяготеет ли над ними зловещее влияние капитана, пусть безумного и беспомощного.
VIII
Когда тропическая ночь сгустилась над «Славой» (она небыстро шла под малыми парусами, и атлантические валы, подгоняемые пассатом и морским бризом, прокатывались под ее носом), Бакленд в своей каюте озабоченно обсуждал сложившуюся ситуацию с новым первым лейтенантом. Несмотря на бриз, в крохотной каюте было жарко, как в печке: два фонаря, свисавшие с палубного бимса и освещавшие разложенную на столе карту, казалось, нестерпимо нагревают воздух. Буш чувствовал, как выступает под тяжелым мундиром пот, а галстук так туго обхватил его мощную шею, что приходилось то и дело запускать под него два пальца и тянуть, впрочем без всякого облегчения. Проще всего было бы снять мундир и распустить галстук, но это ему и в голову не приходило. Телесный дискомфорт надо сносить безропотно, а Бушу в этом помогали привычка и гордость.
— Так вы думаете, нам надо брать курс на Ямайку?
— Я не взял бы на себя смелость это советовать, — осторожно сказал Буш.
По законам флота ответственность целиком и полностью лежала на Бакленде; Буш был слегка раздосадован, что тот пытается ее с ним разделить.
— Но что нам остается делать? — спросил Бакленд. — Что вы предлагаете?
Буш вспомнил план кампании, который набросал Хорнблауэр, но не стал сразу его предлагать. Он еще недостаточно взвесил замысел, даже не знал, верит ли сам в его осуществимость, а потому решил оттянуть время.
— Если мы сейчас придем на Ямайку, — сказал он, — мы явимся туда с поджатым хвостом.
— Совершенно верно. — Бакленд безнадежно махнул рукой. — И еще капитан…
— Да, — повторил Буш. — Капитан.
Если бы Бакленд смог явиться к адмиралу в Кингстон с вестями о значительном успехе, тот, возможно, не стал бы слишком копаться в прошлом; но если «Слава» приползет побитой и потрепанной, куда вероятнее, что начнется расследование: почему отстранили капитана, почему Бакленд прочел секретные приказы и почему взял на себя ответственность атаковать Саману.
— То же самое сказал мне молодой Хорнблауэр, — мелочно пожаловался Бакленд. — Лучше бы я его не слушал.
— О чем вы его спрашивали? — поинтересовался Буш.
— Ох, я даже не могу сказать, чтобы о чем-нибудь его спрашивал, — так же обиженно продолжал Бакленд. — Мы просто чесали языками как-то вечером на шканцах. Была его вахта.
— Помню, сэр, — сказал Буш.
— Мы разговаривали. Чертов молокосос сказал то же самое, что и вы сейчас, — не помню, с чего все началось. Но тогда был вопрос, идти ли нам на Антигуа. Хорнблауэр сказал, что нам бы лучше попытаться чего-нибудь достичь, прежде чем предстать перед следствием по делу о капитане. Он сказал, передо мной открывается блестящая возможность. По-моему, он так и сказал. Блестящая возможность отличиться. Но когда Хорнблауэр говорил, можно было подумать, что меня завтра же назначат капитаном. А теперь…
Бакленд махнул рукой, показывая, как мало у него теперь шансов хоть когда-нибудь сделаться капитаном.
Буш подумал, какое донесение придется представить Бакленду: девять убитых и двадцать раненых, атака «Славы» позорно отбита, а залив Самана — все такое же надежное прибежище для каперов. Буш был рад, что он — не Бакленд, но осознавал в то же время серьезную опасность загреметь с ним заодно. Теперь он первый лейтенант; он был в числе тех, кто молчаливо поддержал смещение капитана, и только победа может его обелить.
— Черт побери! — жалобно оправдывался Бакленд. — Мы старались как лучше. Любой мог бы сесть на мель в этом проливе. Мы не виноваты, что убило рулевого. Никто не прошел бы в залив под перекрестным огнем.
— Хорнблауэр предлагает высадить десант со стороны моря. В заливе Шотландца, сэр. — Буш говорил со всей возможной осторожностью.
— Опять его затеи? — фыркнул Бакленд.
— Я полагаю, он думал об этом с самого начала, сэр. Высадить десант и неожиданно напасть на форт.
Может, оттого, что их попытка провалилась, Буш теперь отчетливо видел, как глупо было подставлять деревянный корабль под раскаленные докрасна ядра.
— А вы что думаете?
— Ну, сэр…
Буш был не настолько уверен в своих мыслях, чтобы изложить их четко и ясно. Но коль скоро они один раз дали маху, можно промахнуться еще разок. Семь бед — один ответ. Буш был крепок духом; в тяжелых условиях зарабатывал он свой хлеб, и мысль о том, чтобы покорно повернуть назад после первой же неудачи, его раздражала. Самое трудное — придумать альтернативный план кампании. Он попытался высказать все это Бакленду и так увлекся, что потерял осторожность.
— Ясно, — сказал Бакленд. В свете качающихся ламп тени бегали по его лицу, подчеркивая отражавшуюся на нем внутреннюю борьбу. Наконец он решился. — Послушаем, что он сам скажет.
— Есть, сэр. На вахте Смит. Хорнблауэр дежурит ночью, — думаю, сейчас он у себя внизу.
Бакленд устал не меньше других на корабле — скорее даже больше. Мысль о том, что Хорнблауэр разлегся на койке, в то время как его начальство сидит и ломает голову, подтолкнула Бакленда к решению, которое он иначе мог бы и не принять: немедленно, не дожидаясь завтрашнего утра, вызвать Хорнблауэра.
— Пошлите за ним, — приказал он.
Хорнблауэр появился в каюте с похвальной быстротой; волосы были взъерошены, а одежда явно надета в спешке. Войдя, он нервно огляделся, — видимо, его мучили небеспочвенные сомнения, зачем он понадобился начальству.
— О каком таком плане я сейчас услышал? — спросил Бакленд. — Насколько я понял, у вас есть какие-то предложения по штурму форта.
Хорнблауэр ответил не сразу: он выстраивал аргументы и пересматривал свой план в свете новых обстоятельств. Буш подумал, что едва ли честно заставлять Хорнблауэра излагать свой план сейчас, после того как «Слава» сделала первую неудачную попытку и потеряла преимущества, которые давало неожиданное нападение. Но Буш видел, что Хорнблауэр перестраивает свой план.
— Я думал, десант мог бы быть успешнее, сэр, — сказал Хорнблауэр. — Но это было до того, как доны узнали, что поблизости есть линейный корабль.
— А теперь вы так не думаете?
В тоне Бакленда облегчение мешалось с разочарованием — облегчение, что не надо снова принимать решения, и разочарование, что ему не предложили простого пути к успеху. Однако Хорнблауэр уже успел привести свои мысли в порядок, подумать о времени и расстояниях.
— Думаю, можно кое-что попробовать, сэр, только если приступить немедленно.
— Немедленно? — Была ночь, команда устала, и в голосе Бакленда прозвучало удивление. — Вы же не хотите сказать, сегодня ночью?
— Сегодня ночью будет лучше всего, сэр. Доны видели, как мы уползли, поджав хвост, простите меня, сэр, но по крайней мере они так подумали. Последний раз они видели нас на закате, когда мы выбирались из залива Самана. Они ликуют. Вы их знаете, сэр. Меньше всего они ожидают атаки на заре с другой стороны, с суши.