— Есть, сэр, — отвечал Буш.
Они с Хорнблауэром собирались покинуть каюту, когда Бакленд задал давным-давно мучивший его вопрос. Надо было сказать что-нибудь, дабы сменить разговор, а упоминание Уэлларда разбудило в Бакленде любопытство. Исполненный законной гордостью за свою решимость, он достаточно осмелел, все были на подъеме, и откровенность была бы естественна.
— Кстати, мистер Хорнблауэр, — сказал он, и Хорнблауэр замер в дверях, — как капитан ухитрился свалиться в люк?
Буш увидел, как энтузиазм на лице Хорнблауэра сменился маской полной безучастности. Прошло мгновение-другое, прежде чем он ответил:
— Я думаю, он потерял равновесие, сэр. — В его голосе звучало глубокое почтение и полнейшее отсутствие чувств. — Корабль сильно качало в ту ночь, вы помните, сэр.
— Помню, — сказал Бакленд. В его тоне отчетливо сквозили разочарование и растерянность. Он пристально посмотрел на Хорнблауэра: ничегошеньки нельзя было прочесть на этом лице. — Ну ладно, очень хорошо. Приступайте.
— Есть, сэр.
IX
Берег остыл, и морской бриз стих; наступила безветренная ночная пора, когда давление воздуха над сушей и над морем почти одинаково. Всего в нескольких милях мористее по-прежнему дул пассат, как дует он вечно, но на берегу стояло влажное безветрие. Длинный атлантический вал разбивался о далеко уходящую в море отмель, однако он еще жил, словно могучий некогда человек, ослабевший от долгой болезни, и ритмично вздымался, окатывая пеной берег. Здесь, в самой восточной оконечности побережья, начинались известняковые обрывы полуострова Самана, здесь же располагалось укрытое от ветра и волн место, где маленькая речушка пробила в обрыве глубокое ущелье. Море, полоску прибоя и прибрежный песок, казалось, охватил огонь. Ярко фосфоресцировала вода, вздымавшаяся прибоем и набегавшая на берег, светились весла идущих к берегу шлюпок. Шлюпки плыли как будто по жидкому огню, который от их касания вспыхивал с новой силой; за каждой шлюпкой тянулся светящийся след, окаймленный двумя огненными полосками там, где били о воду весла.
В устье ущелья было удобно и высаживаться, и подниматься. Шлюпки зарылись носом в песок. Чтобы выбраться на берег, надо было просто перелезть через борт, сразу очутившись по пояс в воде — по пояс в жидком огне, — и брести к полоске песка, держа оружие и патронташи над головой, чтобы не намочить. Даже на опытных моряков произвело впечатление это свечение, новобранцев же оно настолько возбудило, что они принялись болтать и смеяться, — пришлось на них резко прикрикнуть. Буш одним из первых выбрался из шлюпки; он прошел по воде и теперь стоял на непривычно твердой земле, поджидая остальных. Вода ручьями текла с насквозь промокших штанин.
От другой шлюпки отделилась черная фигура и приблизилась к нему:
— Мой отряд на берегу.
— Очень хорошо, мистер Хорнблауэр.
— Тогда я двинусь по ущелью с авангардом, да, сэр?
— Да, мистер Хорнблауэр. Действуйте, как вам предписано.
Буш был взволнован и напряжен, насколько позволяла его железная закалка и флегматичный темперамент; ему хотелось очертя голову ринуться в бой, но тщательно составленный план, который разработали они с Хорнблауэром, этого не допускал. Он стоял и ждал, пока построится его отряд, Хорнблауэр приказывал другому подразделению:
— Матросы первой вахты! Следуйте за мной. Каждый должен идти вплотную за тем, кто впереди. Помните, ваши ружья не заряжены, так что не щелкайте курками, если встретитесь с неприятелем. Только холодная сталь. Если среди вас найдется такой болван, который зарядит и выстрелит, завтра утром он получит четыре дюжины горячих. Это я вам обещаю. Уолтон!
— Сэр!
— Пойдете замыкающим. Теперь за мной, ребята, начиная с правой стороны строя.
Отряд Хорнблауэра исчез в темноте. Морские пехотинцы уже сходили на берег, их красные мундиры казались черными на фоне светящейся воды, белые портупеи едва различались в темноте. Пехотинцы строились в два ряда, унтер-офицеры тихо отдавали приказы. Не снимая левой руки с эфеса, Буш правой еще раз проверил пистолет за поясом и патроны в кармане. Темная фигура остановилась перед ним, по-военному щелкнув каблуками.
— Все налицо, сэр. Готовы выступить, — сообщил голос Уайтинга.
— Спасибо. Можно двигаться. Мистер Эббот!
— Сэр!
— Вы знаете свои обязанности. Оставляю вас с отрядом морской пехоты. Двигайтесь за нами.
— Есть, сэр.
Подъем по ущелью был длинный и трудный. Песок вскоре сменился плоскими известняковыми плитами, но даже среди них пробивалась растительность; здесь, на северном склоне, обильно орошаемом тропическими ливнями, она была особенно буйной. Только вдоль русла пересохшей речушки (вся вода ушла в известняк) оставался свободный проход, если позволительно назвать его свободным: он был извилист, неровен и загроможден плитами известняка, на которые приходилось карабкаться. Уже через несколько минут Буш весь обливался потом, но упорно лез вверх. За ним неуклюже двигались морские пехотинцы, стуча башмаками, звякая оружием и снаряжением. Казалось, их слышно за милю. Кто-то поскользнулся и выругался.
— Придержи язык! — рявкнул капрал.
— Молчать! — прорычал Уайтинг через плечо.
Всё дальше и вверх. Кое-где кусты были такие высокие, что скрывали слабый свет звезд, и Бушу приходилось пробираться среди камней на ощупь. Несмотря на крепкое сложение, он тяжело дышал. Поднимаясь, Буш то и дело замечал жуков-светляков; последний раз он видел их много лет назад, но сейчас не обращал на них внимания. Впрочем, идущие сзади пехотинцы не смогли сдержать возбужденных возгласов. Буш страшно разозлился на несдержанных идиотов, которые своим глупым поведением подвергают опасности не только успех операции, но и свою жизнь.
— Я с ними разберусь, сэр, — сказал Уайтинг и остановился, пропуская колонну вперед.
Из темноты наверху Буша окликнул пронзительный шепот:
— Мистер Буш, сэр?
— Да.
— Это Уэллард, сэр. Мистер Хорнблауэр послал меня вас проводить. Сразу над вами начинается луг.
— Очень хорошо, — сказал Буш.
Он ненадолго остановился, вытер рукавом потный лоб и подождал, пока колонна подтянется. После этого взбираться было уже недолго. Уэллард подвел их к кучке отдельно стоящих деревьев, едва различимых в темноте. Буш почувствовал под ногами траву. Хотя склон по-прежнему поднимался, идти стало гораздо легче.
Впереди раздался тихий окрик.
— Свои, — сказал Уэллард. — Это мистер Буш.
— Рад вас видеть, сэр, — произнес другой голос. Голос Хорнблауэра.
Хорнблауэр отделился от темноты и подошел к ним, чтобы доложить:
— Мой отряд расположился чуть впереди, сэр. Я послал Сэдлера и двух надежных матросов на разведку.
— Очень хорошо, — искренне одобрил Буш.
Сержант морской пехоты докладывал Уайтингу:
— Все в сборе, сэр, окромя Чэпмена, сэр. Он лодыжку вывихнул, сэр, или говорит, что вывихнул. Оставили его там внизу, сэр.
— Надо дать людям отдохнуть, капитан Уайтинг, — сказал Буш.
Жизнь на тесном линейном корабле — плохая подготовка к лазанию по скалам в тропиках, особенно если этому предшествовал выматывающий день. Пехотинцы повалились на землю, кое-кто с облегчением застонал, за что немедленно получил от сержанта сильнейший пинок башмаком.
— Сейчас мы на гребне, сэр, — сказал Хорнблауэр. — Вон оттуда, с той стороны, можно видеть залив.
— Мили три до форта, как вы думаете?
Буш не собирался задавать вопросов, ибо командовал он, но Хорнблауэр докладывал так охотно и быстро, что невозможно было удержаться.
— Наверно. В любом случае меньше четырех. Рассвет через четыре часа, а луна взойдет через полчаса.
— Да.
— Как и следовало ожидать, по гребню идет что-то вроде дороги. Она должна вести к форту.
Ничего не скажешь, Хорнблауэр — хороший подчиненный. Сейчас Буш понял: по гребню полуострова, естественно, должна идти дорога, — почему-то такая очевидная мысль до сих пор не приходила ему в голову.
— С вашего разрешения, сэр, — продолжал Хорнблауэр, — я оставил бы Джеймса с моим отрядом, а сам прошел бы вперед с Сэдлером и Уэллардом посмотреть, куда ведет дорога.
— Очень хорошо, мистер Хорнблауэр.
Не успел тот отойти, как Буш почувствовал сильную досаду. Что-то Хорнблауэр слишком много на себя берет. Буш был не из тех, кто станет терпеть посягательства на свой авторитет. Однако от этой мысли его отвлекло появление второго дивизиона матросов, потных и задыхающихся. Недавняя усталость была еще свежа в памяти Буша, и он позволил им немного отдохнуть, прежде чем вести их дальше. Даже в темноте тучи насекомых быстро обнаружили потных людей; несметные полчища их запели вокруг Буша, больно кусаясь при первой возможности. Команда «Славы» после долгого пребывания в море оказалась нежной и вкусной. Буш хлопнул себя ладонью и выругался; все его подчиненные делали то же самое.
— Мистер Буш, сэр?
— Да?
— Там действительно дорога. Впереди она пересекает овраг, но он вполне проходим.
— Спасибо, мистер Хорнблауэр. Мы тронемся вперед. Попрошу вас с вашим отрядом двинуться первыми.
— Есть, сэр.
Наступление началось. Плоская известняковая вершина полуострова поросла высокой травой и редкими деревьями. Без дороги идти было трудновато из-за неравномерно разбросанных жестких пучков высокой травы, но по дороге двигаться было довольно легко. Матросы и пехотинцы шли плотно сомкнутой массой. Глаза постепенно привыкли к темноте, и в свете звезд они без особого труда различали дорогу. Овраг, о котором докладывал Хорнблауэр, оказался неглубокой промоиной с пологими бортами, и перейти его не составило труда.
Буш шел во главе морских пехотинцев вместе с Уайтингом, и темнота, как теплое одеяло, окутывала его. Все было как во сне, возможно, из-за того, что Буш не спал уже двадцать четыре часа, а усталость от всего пережитого привела его в полное отупение. Дорога полого поднималась — естественно, раз она ведет к самой высокой точке полуострова, где расположен форт.