— Да, сэр.
— Пинту вина. Пусть кто-нибудь сбегает и купит ее немедленно. Пинту вина — портвейна.
— Да, сэр.
— Какой сегодня пудинг?
— На нутряном жире с коринкой.
— Хорошо. Давайте пудинг. Обоим. И полейте его вареньем.
— Да, сэр.
— И перед вином нам понадобится сыр. У вас есть или за ним надо посылать?
— Немного есть, сэр.
— Тогда подайте на стол.
— Да, сэр.
Чего Буш не ожидал, так это что Хорнблауэр отодвинет тарелку с большим недоеденным ломтем пудинга. И он лишь разок куснул сыр, даже не распробовав его вкус. Хорнблауэр поднял стакан, Буш последовал его примеру.
— За прекрасную даму, — сказал Хорнблауэр.
Они выпили, и Хорнблауэр беспечно подмигнул Бушу. Это Буша обеспокоило, и он сказал себе, что устал от Хорнблауэровых вспышек. Он решил сменить тему, гордясь, как тактично ему это удалось.
— За успешный вечер, — сказал он, в свою очередь поднимая стакан.
— Своевременный тост, — заметил Хорнблауэр.
— Вы можете еще играть? — спросил Буш.
— Естественно.
— И выдержите еще ряд проигрышей?
— Еще роббер я проиграть могу, — ответил Хорнблауэр.
— Ох.
— С другой стороны, если я выиграю первый, я смогу позволить себе два проигрыша. А если я выиграю первый и второй, я спокойно могу проиграть следующие три.
— Ох.
Это звучало не слишком обнадеживающе, а сверкающие глаза на каменном лице Хорнблауэра и вовсе выводили Буша из равновесия. Он заерзал и решил опять переменить разговор.
— «Гастингс» снова берет на действительную службу, — сказал он. — Вы слышали?
— Да. Три лейтенанта, все трое выбраны два месяца тому назад.
— Боюсь, что так.
— Но придет и наше время, — сказал Хорнблауэр. — Выпьем за это.
— Как вы думаете, приведет Парри Ламберта в «Длинные комнаты»? — спросил Буш, отрывая от губ стакан.
— Не сомневаюсь, — ответил Хорнблауэр. Он снова забеспокоился. — Мне скоро надо будет возвращаться. Парри может поторопить Ламберта.
— Наверно, — согласился Буш, собираясь вставать.
— Если вы хотите, можете со мной не ходить, — заметил Хорнблауэр. — Вам, наверно, скучно сидеть там без дела.
— Ни за что на свете не откажусь, — сказал Буш.
XX
В «Длинных комнатах» было людно. Почти за каждым столом во внешнем помещении сосредоточенно играли в серьезные игры, а из-за портьеры, отделявшей внутреннюю комнату, доносился беспрестанный гул — там играли шумно и азартно. Однако для Буша, который в тревоге стоял у огня, изредка обмениваясь рассеянными репликами с подходящими и отходящими людьми, существовал лишь один стол, тот, где сидел Хорнблауэр в чрезвычайно изысканном обществе. Он играл с двумя адмиралами и полковником от инфантерии. Последний был толстый мужчина с лицом почти таким же красным, как его мундир. Его Парри привел вместе с Ламбертом. Флаг-адъютант, прежде игравший с Парри, был отодвинут теперь на роль наблюдателя и стоял рядом с Бушем, время от времени отпуская невразумительные замечания по ходу игры. Маркиз несколько раз заглядывал в комнату. Буш заметил, что он с одобрением останавливается взглядом на том же самом столе. Не важно, хотят ли играть другие, не важно, что правила комнаты позволяют любому из посетителей подсесть к столу по завершении роббера: компания, включавшая двух адмиралов и одного полковника, может делать, что ей заблагорассудится.
К невероятному облегчению Буша, Хорнблауэр выиграл первый роббер, хотя Буш, не понимая игры, не знал, кто выиграл, пока не смешали карты и не начали расплачиваться. Он увидел, как Хорнблауэр убирает деньги в нагрудный карман.
— Как было бы приятно, — сказал адмирал Парри, — если бы мы вернулись к прежним деньгам, верно? Если бы страна отказалась от этих грязных бумажек и восстановила старые добрые золотые гинеи?
— Да уж, — сказал полковник.
— Портовые акулы, — заметил Ламберт, — поджидают каждое судно, идущее из-за границы. Двадцать три шиллинга и шесть пенсов дают они за гинею, и можете быть уверены, она стоит больше.
Парри что-то вынул из кармана и положил на стол.
— Видите, Бони восстановил французские деньги, — сказал он. — Теперь это называется наполеондор, поскольку он пожизненный почетный консул. Монета в двадцать франков — раньше мы звали ее луидор.
— «Наполеон, первый консул, — прочел полковник и с любопытством оглядел монету, прежде чем положить ее на стол. — Французская республика».
— Сплошное лицемерие, — заметил Парри. — Со времен Нерона не было худшей тирании.
— Мы ему покажем, — сказал Ламберт.
— Аминь, — заключил Парри и спрятал монету в карман. — Но мы отвлеклись от дела. Боюсь, это моя вина. Давайте вытащим карты. А, на сей раз, полковник, вы мой партнер. Изволите сесть напротив меня? Забыл поблагодарить вас, мистер Хорнблауэр, вы великолепный партнер.
— Вы слишком добры, милорд, — сказал Хорнблауэр, садясь на стул справа от адмирала.
Следующий роббер прошел в молчании.
— Я рад, что карты в конце концов смилостивились над вами, мистер Хорнблауэр, — заметил Парри. — Хотя наши онеры[54] и уменьшили ваш выигрыш. Пятнадцать шиллингов, насколько я понимаю?
— Спасибо, — сказал Хорнблауэр, забирая деньги.
Буш вспомнил, как тот говорил, что сможет проиграть три роббера, если выиграет два.
— По мне, так ставки чертовски малы, — объявил полковник. — Может, увеличим?
— Решать обществу, — ответил Парри. — Я сам ничего не имею против. Полкроны вместо шиллинга? Давайте спросим мистера Хорнблауэра.
Буш с новой тревогой взглянул на друга.
— Как вам будет угодно, милорд, — произнес Хорнблауэр с напускным безразличием.
— Сэр Ричард?
— Не возражаю, — ответил Ламберт.
— Значит, полкроны взятка, — сказал Парри. — Слуга, новую колоду, пожалуйста.
Буш лихорадочно пересчитывал в уме, сколько проигрышей может позволить себе Хорнблауэр. Ставки почти утроились, и будет плохо, если Хорнблауэр проиграет хотя бы один роббер.
— Снова мы с вами, мистер Хорнблауэр, — сказал Парри, глядя на карты. — Вы хотите остаться на прежнем месте?
— Мне безразлично, милорд.
— А мне нет, — сказал Парри. — Я еще не настолько стар, чтобы отказаться менять место в соответствии с выпавшей картой. Наши философы еще не доказали, что это вульгарный предрассудок.
Он поднялся со стула и сел напротив Хорнблауэра. Игра началась по новой, и Буш наблюдал с возросшей тревогой. Сперва одна сторона взяла семь взяток, затем другая, потом он три раза кряду видел, как Хорнблауэр складывает почти все взятки перед собой. Дальше Буш потерял счет, но наконец с облегчением увидел, что роббер закончен, а у полковника всего две взятки.
— Превосходно, — сказал Парри. — Отличный роббер, мистер Хорнблауэр. Я рад, что вы перебили козырем моего червового валета. Решение было для вас непростым, но вы поступили совершенно правильно.
— И лишили меня захода, который я мог бы неплохо использовать, — заметил Ламберт. — Наши противники играли превосходно, полковник.
— Да, — согласился полковник без особого энтузиазма. — А мне дважды не приходило ни туза, ни короля, что позволило нашим противникам сыграть превосходно. У вас найдется сдача, мистер Хорнблауэр?
Полковник протянул Хорнблауэру пятифунтовую бумажку, которую тот убрал в нагрудный карман.
— По крайней мере, полковник, — сказал Парри, подснимая колоду, — на сей раз вам вновь достался в партнеры мистер Хорнблауэр.
Буш заметил, что стоящий рядом с ним флаг-адъютант наблюдает с растущим интересом.
— На одну взятку, клянусь Богом! — воскликнул он, когда вышли последние карты.
— Еле-еле проскочили, партнер. — К полковнику вернулось хорошее настроение. — Я надеялся, что вы придержите даму, но не мог знать наверняка.
— Фортуна к нам благоволила, — сказал Хорнблауэр.
Флаг-адъютант взглянул на Буша. По-видимому, он считал, что полковник, памятуя прежнюю игру Хорнблауэра, мог бы в нем не сомневаться. Теперь и Буш подумал, что Хорнблауэр думает так же — это можно было уловить в его голосе, — но благоразумно не высказывает.
— Я проиграл роббер в пять фунтов десять шиллингов и выиграл в пятнадцать шиллингов, — сказал полковник, получая от Ламберта деньги. — Кто хотел бы увеличить ставки?
К чести двух адмиралов, оба без слов посмотрели на Хорнблауэра.
— Как джентльменам угодно, — произнес тот.
— В таком случае я за, — сказал Парри.
— Тогда пять шиллингов взятка, — объявил полковник. — С такими ставками стоит играть.
— Играть всегда стоит, — возразил Парри.
— Да, милорд, — согласился полковник, но к прежним ставкам вернуться не предложил.
Теперь ставки были действительно серьезные. Буш подсчитал, что очень неудачный роббер может обойтись Хорнблауэру в двадцать фунтов, а дальнейшие расчеты привели его к выводу, что вряд ли у Хорнблауэра в нагрудном кармане больше двадцати фунтов. К его облегчению, Хорнблауэр и Ламберт легко выиграли следующий роббер.
— Удивительно приятный вечер, — проговорил Ламберт, с улыбкой глядя на пригоршню полковничьих денег в своей руке. — Я не имею в виду меркантильную сторону.
— Приятный и поучительный, — согласился Парри, расплачиваясь с Хорнблауэром.
Игра шла все в том же молчании, лишь изредка прерываемом короткими замечаниями игроков между робберами. Один роббер Хорнблауэр проиграл, но, к счастью, он уже мог себе это позволить. Тем более роббер был дешевый, и Хорнблауэр тут же выиграл следующий, вернув больше, чем потерял. Выигрыш его рос, практически не убывая. Было поздно, Буш устал, но игроки не проявляли ни малейших признаков утомления, а флаг-адъютант стоял с тем философски-обреченным терпением, которое приобрел на нынешней своей должности; он знал, что никоим образом не может повлиять на решение своего адмирала, когда тому отправляться спать. Остальные посетители постепенно разошлись; позднее приоткрылся занавес, из-за него толпой вывалились игроки, одни шумные, другие притихшие. Появился маркиз. Он молча и невозмутимо наблюдал, как играются последние робберы, следил за тем, чтобы со свеч вовремя снимали нагар, чтобы без задержки приносили новые свечи, чтобы в нужный момент свежая колода оказалась наготове. Парри первый взглянул на часы.