ет слишком сильный, даже притом, что вес «Отчаянного» около четырехсот тонн.
— Как бы рыскать не начал, — сказал Проуз. Он пришел к тому же выводу двумя минутами позже.
— Да. Мы возьмем пушки номер три. В точности что надо.
— И оставим дыру, сэр? — робко запротестовал Буш.
Дыра, конечно, получится, такая же заметная, как на месте выбитого переднего зуба. Она нарушит ровный ряд орудий, придаст судну неряшливый вид.
— Лучше у меня будет уродливое судно в целости и сохранности, — сказал Хорнблауэр, — чем красивое на мели у подветренного берега.
— Да, сэр. — Бушу пришлось проглотить такое кощунство.
— После того как припасы будут израсходованы, мы сделаем все, как раньше, — утешил его Хорнблауэр. — Не будете ли вы так любезны заняться этим сейчас же?
— Есть, сэр. — Буш мысленно переключился на проблему перемещения орудий по движущемуся судну. — Я сей-талями сниму их с лафетов и положу на маты.
— Совершенно верно. Я уверен, вы справитесь, мистер Буш.
Никто, кроме сумасшедшего, не станет передвигать пушки на лафетах по кренящейся палубе — они могут сорваться. А вот если снять их с лафетов и положить на маты (цапфы не дадут им катиться), пушки можно без особого труда перетащить, а потом снова водрузить на лафеты. Буш уже приказал боцману мистеру Уайзу сновать сей-тали.
— Надо будет изменить боевое расписание, — неосторожно сказал Хорнблауэр, — и перераспределить орудийные расчеты.
— Есть, сэр, — сказал Буш.
Привычка к субординации не позволяла ему явно выказать недовольство — в его ответе проскользнул лишь слабый намек на укоризну. Как первый лейтенант, он обязан помнить это сам, без напоминаний со стороны капитана. Хорнблауэр попытался загладить невольную ошибку:
— Я оставляю это на ваше усмотрение, мистер Буш. Доложите мне, когда пушки будут передвинуты.
— Есть, сэр.
Хорнблауэр пересек шканцы, направляясь в свою каюту. Карджилл наблюдал за матросами, сновавшими сей-тали.
— Когда передвинут пушки, корабль будет лучше приводиться к ветру, мистер Карджилл, — сказал Хорнблауэр. — Тогда у вас будет возможность показать, как вы им управляете.
— Спасибо, сэр, — ответил Карджилл. Он, без сомнения, тяжело переживал недавний промах.
Хорнблауэр пошел в каюту: винтики сложной машины, какую представляет собой судно, нуждаются в смазке, и долг капитана — эту смазку обеспечить. При его приближении часовой у дверей вытянулся во фрунт. Хорнблауэр оглядел скудную обстановку каюты. С палубного бимса свисала койка. Стул, зеркальце в переборке, под ним парусиновый умывальный таз в раме. У противоположной переборки стол, под ним — рундучок с личными вещами. И все: больше ничего не поместилось. Но малый размер каюты давал и свои преимущества. В ней нет пушек — она располагается прямо на корме, — и при подготовке корабля к бою не надо будет все убирать.
И это роскошь, большая удача. Девять дней назад — нет, уже десять Хорнблауэр был лейтенантом на половинном жалованье, причем выплату ему приостановили после того, как в результате Амьенского мира не утвердили в звании капитан-лейтенанта. Он не знал, откуда возьмется его следующий обед. Одна ночь все переменила. Он просидел ее за картами с несколькими старшими офицерами, включая лорда Адмиралтейства, и выиграл сорок пять фунтов. Король направил в парламент обращение, в котором сообщал о решении правительства увеличить число судов флота до комплекта, требуемого военным положением. Хорнблауэра назначили капитан-лейтенантом и поручили готовить корабль к плаванию. Сейчас он мог не волноваться о следующем обеде, пусть даже это будет солонина с сухарями. И — не столько в результате совпадения, сколько вследствие всего этого — он оказался помолвлен с Марией и обречен вступить в ранний брак.
В корабельной древесине отдавался стук перемещаемой пушки — Буш работал быстро. Десять дней назад Буш тоже был лейтенантом на половинном жалованье, причем с большей, чем у Хорнблауэра, выслугой. Хорнблауэр не без робости спросил Буша, не согласился бы тот стать у него первым лейтенантом — единственным лейтенантом на военном шлюпе. Удивительно и очень лестно было увидеть искреннюю радость Буша.
— Я надеялся, что вы меня пригласите, сэр, — сказал Буш. — Я не смел поверить, что вы действительно захотите назначить первым лейтенантом меня.
— Никого я не хотел бы больше, — ответил Хорнблауэр.
Тут он едва не упал — «Отчаянный» накренился на нос, потом набок, потом задрал корму, как обычно делает идущее в крутой бейдевинд судно. Сейчас корабль был с подветренной стороны острова Уайт и встретил мощные удары первых атлантических валов. Какой же он дурак! Он совсем об этом позабыл. Если в последние десять дней он и вспоминал о морской болезни, то наивно полагал, будто избавился от своей слабости за восемнадцать месяцев на берегу. Сегодня утром он тоже не думал о морской болезни — слишком был занят. Стоило ему остаться без дела, она оказалась тут как тут. Он отвык от качки — когда судно опять накренилось, он чуть не упал. На лбу выступил холодный пот, подкатывала тошнота. Ему пришла в голову горькая шутка — недавно он поздравлял себя с тем, что знает, откуда возьмется его следующий обед, но теперь гораздо уверенней мог сказать, куда отправится предыдущий. И вот морская болезнь накатила на него.
Хорнблауэр лежал на койке лицом вниз. Сверху доносился скрип катков, и он мог заключить, что, перетащив пушки на корму, Буш двигает теперь лафеты. Но это Хорнблауэра не заботило. Желудок его снова взбунтовался. Ни о чем, кроме своих страданий, Хорнблауэр думать не мог. Что это? Кто-то изо всех сил колотит в дверь. Хорнблауэр осознал, что этот кто-то стучал уже довольно долго и, не слыша ответа, принялся колотить.
— Что такое? — спросил он хрипло.
— Штурман передает, сэр, — ответил незнакомый голос. — Мистер Проуз, сэр.
Надо узнать, в чем дело. Хорнблауэр с усилием поднялся, проковылял к стулу и сел, спрятав голову в плечи, чтобы не видно было лица.
— Войдите! — сказал он.
Открывшаяся дверь впустила громкий шум.
— Что такое? — повторил Хорнблауэр, надеясь, что по нему видно, как глубоко он погрузился в деловые бумаги.
— Мистер Проуз сообщает, сэр, — произнес голос. — Ветер крепчает и заходит. Надо будет изменить курс, сэр.
— Очень хорошо. Иду.
— Есть, сэр.
Конечно, надо идти. Хорнблауэр встал, одной рукой держась за стол, а другой поправляя одежду, собрался с силами и заковылял на палубу. Он все забыл — забыл, как дует в море свежий ветер, как свистит такелаж, как кренится под непривычными ногами палуба. Когда корма поднялась, он чуть не побежал вперед, тщетно пытаясь сохранить достоинство, и едва устоял на ногах, ухватившись за коечную сетку. Тут же подошел Проуз.
— Сейчас курс зюйд-вест-тень-зюйд, сэр, — сказал он. — Я вынужден был дать судну спуститься на два румба. Ветер по-прежнему заходит к западу.
— Вижу, — заметил Хорнблауэр. Он поглядел на небо и на море, стараясь сосредоточиться. — Как барометр?
— Почти не падает, сэр. Но к закату ветер станет еще сильнее, сэр.
— Возможно, вы правы.
Тут подошел Буш. Он коснулся рукой низко надвинутой шляпы:
— Пушки передвинуты на корму, сэр. Орудийные брюки выбраны втугую.
— Спасибо.
Хорнблауэр, не отпуская коечную сетку, глядел прямо вперед, чтобы не поворачиваться ни к Бушу, ни к Проузу и не показывать им белое, как у салаги, лицо. Он пытался вспомнить карту Ла-Манша, которую вчера внимательно изучал. Между скалами Каскетс и Стартом двадцать лиг — если принять неверное решение, они могут застрять там на несколько дней.
— На этом курсе мы можем обойти Старт, сэр, — посоветовал Проуз.
Тошнота неожиданно накатила на Хорнблауэра, и он задвигался, перебарывая ее. Он не хотел, чтобы Проуз его подгонял. Повернувшись, Хорнблауэр увидел стоящего у руля Карджилла — снова была его вахта. И это тоже, вместе со словами Проуза и сообщением Буша, повлияло на решение Хорнблауэра.
— Нет, — сказал он. — Мы повернем оверштаг.
— Есть, сэр, — неохотно согласился Проуз.
Хорнблауэр взглядом подозвал Карджилла — он не хотел расставаться с успокоительной поддержкой коечной сетки.
— Мистер Карджилл, давайте посмотрим, как вы повернете корабль теперь, после того как мы изменили дифферент.
— Есть, сэр, — ответил Карджилл.
В ответ на прямой приказ бедняга не мог сказать ничего иного. Но он явно нервничал. Вернувшись к штурвалу, он взял из стропки рупор — к этому вынуждал его крепкий ветер.
— К повороту оверштаг! — скомандовал он.
Боцманматы и мистер Уайз подхватили его приказ. Матросы побежали на свои посты. Карджилл посмотрел на море, на небо и судорожно сглотнул. На сей раз он барабанил по ноге пальцами левой руки — правая была занята рупором. Матросы отдали шкоты и брасы с одной стороны, обтянули с другой. «Отчаянный» встал на ровный киль. Он поворачивался. Поворачивался.
— Кливер-шкоты выбрать! — прокричал Карджилл в рупор.
Сам Хорнблауэр предпочел бы подождать еще три-четыре минуты, но знал, что может ошибаться — и не только из-за морской болезни. Стоя на этом месте, он не «чувствовал» корабль. События показали, что Карджилл чувствовал или ему повезло, — во всяком случае, «Отчаянный» повернулся без колебаний.
— Отводи руль! — прокричал Карджилл, рукоятки штурвала закрутились, останавливая «Отчаянный», который уже начал уваливаться под ветер.
Матросы налегли на фока-галс, другие выбрали гитовы. «Отчаянный» лег на новый курс так послушно, как только можно было желать. Хорнблауэр подошел к штурвалу.
— Рыщет? — спросил он у рулевого.
Тот немного отпустил штурвал, прищурился на ликтрос грот-марселя и снова привел корабль к ветру.
— Не могу сказать, чтобы рыскал, сэр, — заключил он. — Может, и рыщет немного. Нет, сэр, не скажу, чтобы рыскал.
— Очень хорошо, — сказал Хорнблауэр. Буш и Проуз не произнесли ни слова. Не требовалось даже взгляда, чтобы особенно подчеркнуть ситуацию, но вот слегка похвалить Карджилла будет нелишним. — Вы сможете уйти с вахты удовлетворенным, мистер Карджилл.