Теперь Рук знал южные созвездия ничуть не хуже тех, с которыми вырос. Пока судно огибало земной шар, всю дорогу от Портсмута до Нового Южного Уэльса, он наблюдал, как они еженощно карабкались все выше над южным горизонтом. Но в море он никогда не видел их такими яркими.
Луна резко выделялась на фоне черного неба, ее моря и горы были легко различимы, точно выгравированные – и, конечно же, перевернутые, с точки зрения человека, смотрящего на них из окна гостиной в туманном Портсмуте.
Рук запросто мог бы нарисовать ту гостиную – каждую складку на скатерти, каждое пятнышко на обивке кресла, истрепавшуюся бахрому половика… Мог бы рассказать, что в эту самую секунду – а там сейчас около полудня и, ясное дело, лето на дворе – отец вытаскивает из кольца салфетку, мать нарезает хлеб и передает его Энн, чтобы намазала маслом, а Бесси раскладывает куски по тарелкам, и все с урчанием в животе ждут, когда же горничная подаст полдник.
Он видел все это, точно наяву. Чувство голода воображать не приходилось, ведь губернатор велел урезать пайки до тех пор, пока из Англии не прибудут корабли с обещанными припасами. И вместе с тем все это было совсем не похоже на явь – скорее, на чей-то рассказ о людях, увиденных во сне.
Лежа на кровати, Рук слышал шум волн в бухте, их беспокойный плеск, доносившийся сквозь оконный проем. Вода всегда пребывала в движении, беседовала сама с собой и с берегом. Волны хлестали по скалам у подножия мыса, и Рук представлял себе, как они пенятся, омывая трещины в камне. Ничто не мешало капле этой воды проделать обратный путь туда, откуда он прибыл. Влекомая течениями, она могла добраться до самого Мазербанка, проскользнуть мимо Круглой башни. И наконец разбиться о берег Харда там, откуда год назад отчалил тендер «Сириуса» с Дэниелом Руком на борту, оставив на одном из камней темную отметину – приветствие из дальнего уголка планеты тому миру, что он покинул.
Даже поселившись в обсерватории, по воскресеньям Рук по-прежнему ужинал с другими офицерами. Он считал это повинностью, которую требовалось нести в благодарность за то, что в остальные дни трапезничать с ними ему не приходится.
Однажды вечером, в первую для поселения зиму, он явился в казармы – длинную темную хижину, почти целиком занятую несообразно роскошным столом красного дерева, во главе которого уже сидели губернатор и майор Уайат. Его превосходительство временами оказывал эту честь своим офицерам вместо того, чтобы ужинать в уединении своей резиденции. Майор Уайат всегда рассыпался перед ним в благодарностях. Что касается остальных, в присутствии губернатора они осторожнее выбирали слова.
Рук уселся между Силком и молодым лейтенантом Тимпсоном, подальше от глаз майора Уайата и губернатора. Тимпсон вечно всем надоедал, понося каторжанок (все они – чертовы потаскухи, так он считал) и беспрестанно показывая портрет своей возлюбленной в ожидании восторга и восхищения со стороны других мужчин. В силу своей юности и простодушия он не понимал, что лицо чужой возлюбленной в овальной рамке мало кого волнует.
Силк полагал, что молодой лейтенант Тимпсон слишком уж любит возмущаться. «Помяни мои слова, Рук, – как-то сказал Силк, – и года не пройдет, как он вместе с нами зачастит к миссис Бутчер, и ни слова мы не услышим об этой Бетси». Рук был вынужден согласиться. Миссис Бутчер, судя по всему, когда-то держала заведение в английском городке Девицес и знала, как вести дела. Рук порой наведывался к ней в хижину – то один, то в компании Силка – и успел убедиться, что она гостеприимна, не болтает лишнего и всегда готова предоставить на выбор несколько каторжанок приятной наружности и обеспечить уединение за занавеской из парусины.
Невинное ханжество Тимпсона утомляло, но Рук был рад в сотый раз восхититься портретом Бетси и подтвердить, что у нее невероятно милое и славное личико, лишь бы усесться в самом дальнем и плохо освещенном углу комнаты.
Во главе стола губернатор и Уайат с мрачным видом наблюдали, как юнга ставит перед ними тарелки с едой. Молчание нарушил Силк.
– Ох, опять эта богомерзкая стряпня!
Весьма смело с его стороны, подумал Рук, привлекать внимание к тому, что лежит у каждого в тарелке, но губернатор даже рассмеялся. Уайат, а следом и все остальные, последовали его примеру. Только Силку подобное могло сойти с рук, но он знал, что говорит: люди, разочарованные очередной скудной трапезой из куска старой солонины да ложки гороховой каши, были рады любому поводу отвлечься.
Королевский интендант предполагал, что жители Нового Южного Уэльса смогут хотя бы отчасти собственными силами обеспечить колонию пропитанием, но его надежды не оправдались. Сердцевину похожего на швабру дерева прозвали капустой, хотя Руку она скорее напоминала паклю – такая же волокнистая, да и на вкус не лучше. У реки тут и там росла всякая зелень, а из листьев какой-то ползучей лозы, как выяснилось, получался сладковатый чай, который ему со временем полюбился. Этим и ограничивались успехи местного сельского хозяйства.
Были засажены огороды, но из-за вредителей, почвы, немногим плодороднее песка, и воровства среди каторжан, репа и картошка выросли не крупнее монеты.
Время от времени губернаторский охотник приносил из леса дичь. Его превосходительство щедро делился ею с офицерами, и Рук вместе со всеми смаковал нераспознаваемые куски жесткого, но вкусного мяса. В ход пускались все части тела животного, ведь доктор Веймарк платил охотнику за каждую голову. Рук видел акварельные наброски Веймарка, на которых шеи обезглавленных топором кенгуру и опоссумов были искусно скрыты за ворохами листвы.
Однако было очевидно: запасы на исходе.
Кок размазывал еду по тарелкам перед подачей, чтобы порция выглядела внушительнее. Эта уловка навела Рука на любопытные размышления: насколько большую окружность можно прочертить с помощью заданного количества гороховой каши и солонины?
Но какой бы тонкой или толстой ни была эта окружность, каким бы ни был ее диаметр и как бы интересно ни было решать задачу с числом пи, еды не хватало, ведь кораблей с припасами не было и в помине.
– Эти мерзавцы о нас забыли, – вполголоса сказал Руку лейтенант Тимпсон, проведя пальцем по тарелке и облизав его. – Избавились от нас и рады. Ну или все корабли затонули. Господи, и зачем я только вызвался!
Тимпсон едва поступил на службу и еще не научился скрывать тоску по дому. За едой его тянуло вслух помечтать о любимых блюдах, особенно о материном рагу с тушеным луком. Рук тоже порой ловил себя на том, что грезит о тарелке молодого картофеля со сливочным маслом, петрушкой и солью и добром куске свежей баранины на кости в придачу.
Все тарелки вскоре блестели чистотой, и Рук поймал себя на мысли о том, что никто из присутствующих не верит, что новое поселение Его Величества протянет долго. Вопрос был лишь в том, исчезнет ли оно раньше, чем все они умрут с голоду.
После ужина губернатор поднялся со стула – такой тонкий и угловатый, что Руку вспомнился ньютонов Математический мост.
– Добрый вечер, господа, благодарю вас за гостеприимство.
Опустив взгляд на свою тарелку, он замешкался, словно жалея, что его слова могли прозвучать иронично.
– Я намереваюсь вести отряд из нескольких человек вглубь побережья. Там я надеюсь отыскать то, из чего можно было бы извлечь пользу.
«Извлечь пользу». Все знали, что скрывается за этой красивой фразой: «В Сиднейской бухте ничего не растет, а наши запасы на исходе».
– Я также убежден, что по пути нам попадутся туземцы, более расположенные к разговору, чем те, которых мы видели здесь.
Рук вспомнил тех двоих мужчин, что прошли мимо него, точно мимо камня или куста. Каждый день перво-наперво он выходил наружу поглядеть, не вернулись ли они.
Лицо губернатора растянулось в подобии улыбки.
– Я хочу знать, не желает ли кто-нибудь из вас, господа, присоединиться к отряду.
Рук не раздумывая вскочил на ноги.
– Лейтенант Рук, сэр! Я пойду.
«Птицы. Млекопитающие. Муравьи и их жилища». Вот он, его шанс увидеть, что еще скрывает Новый Южный Уэльс кроме уже знакомого ему уголка. А вдруг представится возможность побеседовать с туземцами – кто как не он, человек со знанием пяти языков, подойдет для этой задачи?
Силк не отставал.
– И капитан Силк, сэр, в вашем распоряжении, – подал голос он.
«В вашем распоряжении» – более удачный выбор слов. Рук решил приберечь их на будущее. Не то, что его мальчишеское «я пойду!»… Он почувствовал, что краснеет, но никто на него не смотрел.
– Благодарю, господа. Весьма признателен.
После ужина Силк задержался.
– Право слово, Рук, я-то думал, что во всем полку не найдется никого расторопнее меня, но, оказывается, не стоит терять бдительность!
Рук начал было раздумывать над ответом, но Силк не стал ждать.
– Колючки, солнечные ожоги, москиты и, конечно же, змеи! А может, и недружелюбные туземцы. Однако чем хуже нам придется в жизни, тем интереснее будет читать об этом на бумаге. Туземцы – то, что надо. Жаль, что они такие осмотрительные. Кто знает, вдруг в этом походе мне выпадет шанс поболтать с их юрким народцем! И что бы из этого ни вышло, мы в любом случае сможем выгодно себя проявить.
Он подмигнул.
– Долгосрочные перспективы, друг мой – никогда не забывай о долгосрочных перспективах нашего пребывания в Новом Южном Уэльсе!
Непросто было думать о долгосрочных перспективах, осваивая Новый Южный Уэльс ярд за ярдом. Рук сидел в куттере[16] вместе с остальными членами отряда и слушал плеск и хлюпанье весел, пока матросы гребли на запад вглубь бухты. Губернатор, заняв отдельную банку на носу, глядел в подзорную трубу. Силк сидел наготове позади него и то и дело наклонялся вперед, чтобы ответить на его замечания, которых Рук не слышал. Примостившийся рядом с Силком лейтенант Уилстед тоже наклонялся вперед, готовясь что-то вставить – на его сухопаром лице отражалось рвение. Уилстед тоже прибыл на борту «Сириуса». На протяжении всего пути через Атлантику, через Великий Южный океан Рук наблюдал, как он безуспешно пытается выслужиться перед губернатором. Худощавое лицо лейтенанта чересчур явно выдавало его притязания, а заискивающая улыбка казалась слишком уж отработанной. У Силка притязаний было не меньше, но ему словно было все равно, поэтому губернатор, оборачиваясь, чтобы отметить неч