Оставив остальных, он пошел вдоль ручья с компасом в руке. «Определяю направление течения, – объяснил он воображаемому собеседнику. – Пользуюсь случаем, пока еще достаточно светло». Решив спуститься к воде, он раздвинул кусты, и у него из-под ног взметнулась утка. Он в испуге отскочил назад. Птица упорхнула подальше и с похожим на смех кваканьем опустилась на воду. «Кха-ха-ха! Кха-ха!»
Сама странность этих мест как будто сдирала с него кожу, оставляя лишь оголенную плоть.
Рук всем видом старался показать, что отмечает, как ручей заворачивает на север, но на самом деле он попросту хотел осмотреться. Эта беспощадная новизна напоминала слепоту. Словно в отсутствие знаний ему изменило зрение. Он надеялся, что без рюкзака и записной книжки его глаза быстрее научатся различать все эти деревья и кусты.
Трава у ручья нежно зеленела в сгущающихся сумерках, впитывая пологие лучи заходящего солнца – такая яркая, что почти жидкая на вид. Над ручьем клонились хвойные деревья. «Елки» – так их все называли. Но содрав горсть иголок, Рук увидел, что, в отличие от еловой хвои, они состоят из сочленений, которые ближе к кончику прилегают друг к другу плотнее. Что же это за лист, который проталкивается наружу частями, точно подзорная труба?
Он ведь хотел увидеть нечто необычное. Что ж, это место настолько необычно, что в голове не укладывается.
Егерь вернулся затемно, притащив пару попугаев и опоссума. Походив по лесу, он приободрился.
Рук услышал, как он обратился к губернатору:
– Дичи здесь небогато, сэр, но коли что зашевелится, сразу стреляю!
Разрумянившийся и довольный, Бругден с гордостью наблюдал, как один из рядовых возится с мехом и перьями. Из его добычи получилось некое подобие рагу, и хотя выглядело оно не слишком заманчиво, но все же неплохо дополняло скромный паек старого черствого хлеба.
После ужина Рук, как и все, с радостью завернулся в свое одеяло. Ноги тряслись от целого дня нескончаемого карабканья вверх и вниз, кожа зудела тысячей укусов, а тонкое одеяло не спасало от ночного холода.
Но, погружаясь в сон, он подумал: «Нет на свете места, где я скорее предпочел бы оказаться».
Двигаясь на запад, они оставили реку позади, но на второй день вышли к ней снова. Вдоль берега шла тропа, протоптанная до них кем-то другим.
– Ага! – воскликнул губернатор. – Наконец-то мы встретим туземцев!
Рук попробовал представить себе, как начнется эта встреча. Пожалуй, надо выйти вперед и что-то сказать. В тот первый день на берегу ему следовало меньше беспокоиться о безделушках и больше – о словах. Позже, когда двое местных прошли мимо его хижины, он упустил еще один шанс.
В третий раз он не оплошает. Он все продумал: как положит на землю мушкет, как, безоружный, выйдет вперед, вытянув руки перед собой. Он не станет дожидаться приказа губернатора, сам сделает первый шаг. Но что потом? Как начать разговор?
Ответить на этот вопрос ему так и не удалось, потому что местные не объявились, зато еще сто тридцать четыре шага спустя они увидели на деревьях свежие надрезы, из которых, словно кровь, сочился красный сок. Еще через двести семь шагов показались несколько туземных хижин и тлеющий костер.
– Вряд ли они далеко ушли, – заметил Уилстед.
– Это определенно так, лейтенант, – отозвался губернатор. – Как жаль, что мы не знаем, куда именно!
За деревьями и кустами вокруг могла укрыться целая армия.
– Где же они? – раздосадовался губернатор. – Почему они от нас прячутся?
Уилстед поспешил ответить.
– Полагаю, сэр, сперва они хотят посмотреть, как мы о себе заявим. Они покажутся, убедившись в наших мирных намерениях.
Но губернатор был слишком раздражен для его заискиваний.
– И когда же, мистер Уилстед? Когда они изволят поговорить с нами?
Река расширилась, берега по обе стороны стали более пологими, деревья расступились, а подлесок исчез, уступив место траве. Сравнение с господскими угодьями уже не казалось таким уж нелепым.
Губернатор объявил привал.
– Капитан Силк, будьте добры подать мне лопатку.
Взрыхлив темную почву, он набрал горсть в кулак и внимательно оглядел получившийся рассыпчатый ком. Присмотрелся, понюхал. Уж не собрался ли он попробовать землю на вкус? Рук поймал веселый взгляд Силка, с почтительным видом стоявшего рядом с лопаткой в руках.
– Лейтенант Рук, – обратился к нему губернатор, обернувшись и тем самым заставив Силка измениться в лице, – не будете ли вы так любезны отметить местоположение этого участка: полагаю, здешняя почва даст неплохой урожай.
Рук достал записную книжку и компас, снял показания, забравшись на ближайший холм, прочертил линию, обозначавшую реку, в общем, изобразил целое действо, выясняя, где они находятся.
Губернатор одарил его своей типичной вымученной улыбкой:
– Премного благодарен, лейтенант.
В тот вечер Бругдену вновь выдали ружье и дробь, и он стал кичиться, что в этот раз принесет что-нибудь повкуснее опоссума.
– Не стоит беспокоиться, господа, – заявил он перед уходом, обращаясь к Руку и Уилстеду. – Если в этом лесу водится хоть что-нибудь съедобное, обещаю: оно от меня не уйдет. Чуть что зашевелится, Богом клянусь, пристрелю!
С этими словами он двинулся прочь, закинув ружье на плечо.
– По правде говоря, я особо-то и не беспокоился, – сквозь зубы процедил Уилстед. – Как по мне, этому типу слишком многое позволено.
Он смотрел вслед Бругдену с нескрываемой враждебностью.
Через полчаса, сидя у костра, они услышали вдали ружейные выстрелы.
– Похоже, ужин подоспел, – обрадовался Силк.
Но вскоре с холма донесся жуткий треск, и из кустов выскочил Бругден: шапка съехала на ухо, в бороде полно листьев, под глазом налился синяк.
– Эти ублюдки забросали меня камнями! – ревел он. – Не при вас будь сказано, сэр, но эти чертовы ублюдки забросали меня камнями!
Он показал руку, на которой красовалась опухшая кровавая ссадина.
Губернатору до его руки дела не было.
– Что случилось, Бругден? – гаркнул он. – Выкладывай сейчас же!
Руку показалось, что каторжанин думает, как бы вывернуться. У него был вид человека, который четко осознает, в чем состоит его личная выгода.
– Я ничего не сделал, сэр, – оправдывался он. – Просто шел, уже пристрелил пару ворон и как раз целился в опоссума, как вдруг мне в спину прилетел булыжник, потом еще один – в руку, а вокруг такие заросли, что и не видать ничего, сэр, совсем!
Как и Руку, губернатору показалось, что слишком уж яро он возмущается.
За бородой трудно было разглядеть выражение лица Бругдена.
– Они собирались напасть на меня – с копьями, с дубинками! Я спасал свою жизнь, сэр…
– Значит, ты их все-таки видел! Ты стрелял?
Бругден отводил глаза, потирая больную руку и ушиб на шее. Его глаз едва открывался.
– Да, сэр! – воинственно подтвердил он. – Пальнул туда, где они стояли, сэр. Не сделай я этого, живым бы ноги не унес!
Губернатор уставился в землю, словно пытался сдержать ярость.
– Значит, ты стрелял. Ранил кого-нибудь? Или убил?
– Так ведь, сэр, я выстрелил и сразу деру… Я и сам не понял, что к чему, сэр – спустил курок, да и был таков, страх божий охватил…
– Бругден, ты ведь помнишь: я тебя предупреждал.
Губернатор говорил так тихо, что Руку пришлось податься вперед, чтобы расслышать его слова.
– Я тебя предупреждал, я тебе говорил, а теперь скажу еще раз. Будущее этого поселения и всех его жителей в немалой степени зависит от поддержания дружественных взаимоотношений с туземцами. Ты меня понял? Нас слишком мало, а сколько их – одному Богу известно.
– Да, сэр, – промямлил Бругден.
Его розовые губы, словно маленькое живое существо, выглянули из густой темной бороды, выговорили слова и вновь скрылись.
После рассказа Бругдена настрой отряда изменился. Рук заметил, как губернатор обменялся парой фраз с Силком, тот переговорил с сержантом, и один из рядовых заступил в караул. Сержант потихоньку собрал ружья, зарядил их в тени, подальше от костра, потом принес назад и разложил рядком.
Вероятно, был повод испугаться. Остальные, судя по всему, оробели – каждый по-своему. Бругден стал угрюм, постанывал при каждом движении и щурился опухшим глазом. Уилстед снова надел гетры и башмаки и, сидя на бревне у костра, то и дело откашливался, будто готовился произносить свадебную речь. Силк прихлопывал москитов, замахиваясь яростнее обычного.
– Богом клянусь, они размером с воробьев! А ведь, казалось бы, прохлада должна их отвадить! – возмущался он. – Рук, не сомневаюсь, ты надеялся на природные причуды, неизвестные науке, но буду откровенен, друг мой, какими бы удивительными ты их ни находил, я бы охотно отказался от радости знакомства с ними.
Все это напоминало театр: освещенная поляна с костром походила на сцену, где разворачивался спектакль, который мог бы называться «Солдаты Его Величества бросают вызов врагу».
Рук жевал свой паек, стараясь растянуть удовольствие. Даже вороний суп пришелся бы кстати. Что-то произошло там, в лесу, о чем Бругден умолчал. Но если местные и впрямь готовятся на них напасть, пара мушкетов их не спасет. Страх свойственен человеку, способному на что-то повлиять. Им восьмерым, оказавшимся посреди огромных неизведанных просторов, оставалось только ждать и надеяться.
Ночь выдалась тревожная, но без происшествий. Когда все проснулись, по траве между деревьями тянулись длинные безмятежные полосы солнечного света, пели птицы, приветствуя новый день. При свете дня заряженные и выставленные рядком мушкеты выглядели нелепо.
В тот день они, петляя, прошли оставшуюся часть пути и, описав неполный круг, вернулись к месту высадки. Когда среди деревьев показалась шлюпка, губернатор обернулся к Руку.
– Вы превосходно ориентируетесь на местности, лейтенант Рук. Отличная работа.
Гардинер уже причалил, развернув шлюпку кормой к берегу. Заметив выражение на лице губернатора, он понял: обещанный край сочных пастбищ и разговорчивых туземцев им найти не удалось. Он ненароком многозначительно взглянул на Рука, как бы говоря: «Не хотел бы я оказаться на вашем месте».