ие для тех, кто любит загадки. Чуждое его не страшит. Он знает: все странное становится обыкновенным, стоит лишь к нему привыкнуть.
И главное – он прекрасно подходит для этой задачи по душевному складу. Те самые качества, из-за которых он так стеснителен в обществе других людей, делают его превосходным слушателем.
С той же уверенностью, с какой он мог бы назвать свое имя, он был убежден, что именно ради этого и приехал в Новый Южный Уэльс: изучить местный язык.
Погрузившись в такие мысли, он позволил им улететь еще дальше и представил, как однажды, почистив мундир и прихватив свои записи, отправится в резиденцию губернатора. «Сэр», – скажет он… Или, может быть, лучше сказать «ваше превосходительство»? Силк упоминал, что губернатору нравится, когда к нему обращаются именно так. Возможно, стоит попросить Силка, чтобы он пошел с ним в качестве посредника.
«Сэр, есть основания полагать, что лейтенант Рук выяснил, на чем основаны законы местного наречия!»
Основания будут самые что ни на есть весомые, но некоторая степень скоромности приличествует обыкновенному младшему лейтенанту. Завладев вниманием губернатора, Рук найдет нужные слова.
«Я чрезвычайно рад сообщить вам, сэр, что отныне могу беседовать с туземцами, так что мы вольны приступить к плодотворному общению с ними».
Губернатор будет потрясен. Трудно вообразить, чтобы его лицо выразило восхищение, изумление, восторг, но разве сможет он не восхититься, не изумиться, не прийти в восторг? Ведь Рук обеспечит ему не только способ воплотить в жизнь собственные притязания относительно службы в Новом Южном Уэльсе, но и нечто большее. Губернатор первым узнает о том, что богатства всемирных знаний пополнились открытием не менее впечатляющим, чем совершенные Галилеем и Кеплером! «Земля вращается вокруг Солнца». «Гравитация – это сила, действующая на расстоянии». Путь открытий, на который он ступил, не менее значителен – он ведет не только в глубины языка, на котором изъясняется неизвестная доселе раса людей, но и в недра их космоса: к способам их общественной организации и богам, которым они поклоняются, к их мыслям и надеждам, страхам и желаниям…
После такого скачка в знаниях мир никогда не будет прежним.
Первую трудность являли собой не значения слов, а их звучание – способ передать эти иноземные звуки с помощью знакомого алфавита. Думать, с чего начать, было все равно что растягивать давно отвыкшие от нагрузки мышцы.
Рук перевернул первую страницу записной книжки. Те первые заметки послужили ему почином, но продолжать он решил иначе. Открыв чистый лист, так и манивший что-нибудь написать, он начертил четыре колонки: «Буква. Наименование. Звук. Как в английском слове…».
Рука охватило приятное волнение – физически ощутимое предвкушение сродни голоду.
Ему вспомнилось то, о чем он не думал много лет: его старая «Грамматика латинского языка» Уильяма Лили – потрепанная бордовая обложка с похожими на тучи следами воды, оторвавшийся от переплета корешок (отец купил ее по дешевке у уличного торговца в Саутси[20]) и гравюра на титульном листе с изображением людей, степенно и театрально собиравших фрукты.
Рук без оглядки переворачивал страницы одну за другой, озаглавливая каждую очередной буквой алфавита, прямо как некогда делал Лили: «с местного языка на английский», а затем – наоборот, «с английского на местный».
Потом взял вторую записную книжку и написал на форзаце: «Грамматические формы языка Н. Ю. Уэльса». Слова – это замечательно, но, не зная ничего кроме них, так и будешь повторять названия предметов, точно ребенок. Грамматика – вот тот механизм, что позволяет извлечь из них пользу.
Для начала придется ограничиться действиями, которые легко изобразить: «есть», «идти или ходить», «пить», «зевать», «ползти». Ведь эти люди, пусть они и чужеземцы, тоже ходят и пьют, едят, зевают и ползают.
Лучше не спешить и начать с изъявительного наклонения. «Я ем. Ты ешь. Он, она, оно ест». Не зная прошедшего и будущего времени, о многом не поговоришь, так что их тоже стоит затронуть: «Я поем, ты поешь. Я поел, ты поел». И, конечно, непременно пригодится повелительное наклонение: «Ешь!»
Левый край страницы Рук заполнил английскими словами. А рядом с каждым из них оставил пустое место, чтобы позднее планомерно заполнить его переводом на неизвестное наречие. В надежде собрать недостающие пока что сведения он озаглавил страницу рядом с пустующей глагольной таблицей: «Другие окончания того же глагола».
Потом положил обе записные книжки бок о бок на столе. «Словарь» и «Грамматические формы». Они напоминали тиски какого-то хитроумного станка. С их помощью он расколет тайну этого неизвестного языка, точно орех.
Задача не из легких. Ни Кеплеру, ни даже Ньютону не приходилось иметь дела с tabula rasa[21], ведь они основывались на чужих достижениях. Ему же, в отличие от них, предстояло отправиться навстречу неизвестному, имея в своем распоряжении лишь собственные уши, перо да эти маленькие записные книжки.
Незнакомое доселе чувство сжало Руку грудь. Он не сразу понял: именно это испытывает человек во власти мечты. Судьба – возвышенное слово, но, быть может, вполне применимое к тому, что ему предстояло.
Туземцы не объявлялись почти неделю. Рук коротал время, считывая показания дождемера и барометра и ровным почерком записывая наблюдения о Южном полюсе мира. Кипятил чайник, собирал хворост на растопку. Но, занимаясь делом, он уголком глаза наблюдал, не покажется ли кто-нибудь на вершине кряжа. Ветви деревьев и быстрые тени облаков дурачили его. Он вставал и принимался махать им, но пустеющий кряж отвечал насмешливым молчанием.
Поэтому когда они наконец явились, Рук успел слегка рассердиться. Но потом уже знакомый мальчонка бегом спустился по скалистому склону, спеша к нему, и из его уст полился бурный поток слов.
И как тут сердиться? В конце концов, они ему ничего не обещали.
Следом не спеша спустились женщины с маленькими детьми на руках, а за ними и девочки – та, застенчивая, и вторая, по имени Тагаран.
– Добрый день! Добрый день! – восклицал Рук. – Рад снова вас видеть!
Просто слова, он произносил их тысячу раз. Но сейчас он вкладывал в них смысл, которого обычно не придавал.
Женщины принесли с собой тлеющую ветку и теперь принялись разжигать около хижины костер. Они двигались так неспешно, почти рассеянно, переговариваясь между собой, что казалось, ничего у них не выйдет, ведь поленья, пожалуй, великоваты, да и хворост лежит слишком далеко от дымящейся ветки… Одна из женщин нагнулась и подула – совсем легонько, Рук был уверен, что это ничем не поможет, но вскоре костер уже горел, и гостьи расселись вокруг него, уложив младенцев на колени, и словно бы приросли к земле.
Дети постарше зашли в хижину – маленький парнишка все кричал что-то Руку, точно надеялся, что тот его поймет, если кричать достаточно громко.
– Что ж, хорошо, мой юный друг, – ответил Рук, – а не мог бы ты называть слова по отдельности? Скажи, что это такое?
Он показал пальцем на свое ухо, но мальчик согнулся пополам от смеха, прикрыв ладошкой ровные белые зубы. Девочки обменивались какими-то восклицаниями – в этой мешанине Рук не мог разобрать ни единого звука. Дети, похоже, были чересчур малы и им было слишком весело, чтобы из разговора с ними смог извлечь пользу тот, кому каждое слово нужно произносить по слогам.
Девочка по имени Тагаран стояла у стола, где лежал вынутый из коробки секстан. Она потянулась было к нему, но Рук жестом остановил ее, испугавшись, что она его сломает. С учтивостью благородной дамы на салонном приеме, она убрала руку. Потом повернулась к нему и произнесла что-то вопросительным тоном.
– Секстан, – ответил он. – Это секстан.
Сложив большой и указательный пальцы в колечко, он приложил его к глазу и посмотрел сквозь него наверх. Она с серьезным видом наблюдала, а потом вслед за ним подняла взгляд на изнанку кровли.
– Нет-нет, – поправил Рук. – С его помощью измеряют вертикальный угол между горизонтом и небесным телом. Солнцем, например. Или Луной.
Он договорил и умолк. Она смотрела на него.
– Дэниел Рук, – представился он. – Рад нашему знакомству. А ты… – он показал на нее, – ты – Тагаран. Ну а твои друзья? Как их зовут?
Он показал на мальчика и другую девочку, и Тагаран поняла, чего он хочет. Она сказала что-то своей соплеменнице, указывая на Рука – тот поклонился и тоже показал на себя.
– Дэниел Рук.
Но девочка отказывалась смотреть на него, и уж тем более отвечать. Неужели она настолько его боится?
Должно быть, так и есть. Высокий мужчина, незнакомец, облачен в какие-то неведомые покровы: везде что-то висит и морщинится, выпирает и топорщится – вроде и похоже на кожу, но не кожа.
Девочка что-то пробубнила, обращаясь, скорее, к своей подмышке.
– Ты не могла бы повторить?
Тагаран поняла, в чем дело, и произнесла:
– Во-ро-ган. Вороган.
Она уже сообразила, что каждое новое слово придется проговаривать четко и по слогам.
Мальчик нисколько не боялся. Скакал перед Руком, с нетерпением ожидая своей очереди. Он попробовал – произнес что-то, но слишком быстро. Тагаран что-то ему сказала, и он повторил, но все же недостаточно медленно. Наконец Рук расслышал: Бо-не-да.
Открыв записную книжку на той странице, где уже было написано «Тагаран – имя девочки», он окунул перо в чернильницу. Тагаран внимательно следила за каждым его движением, словно за игрой в наперстки. Он написал: «Вороган – имя девочки. Бонеда – имя мальчика».
Тагаран показала, что хочет подержать перо, и Рук помог ей обмакнуть его в чернила. Ее маленькая, худощавая ладошка лежала в его руке. Она вывела на странице пять ровных черточек, а потом еще две – поперек.