В библиотеке обсерватории Рук не мог усидеть на месте. Стоило ему взять в руки одну книгу, как на глаза попадалась другая, а за ней еще и еще. В академии с ним учился мальчик, столь же охочий до булочек – не успев дожевать первую, уже хватал вторую и тянулся за третьей.
По совету доктора Викери он попробовал разобраться в работе Эйлера[5] о движении комет. Прочел рассуждения Кеплера о том, как каждая новая ошибка позволяла ему выявить предыдущую, что в итоге помогло доискаться до истины о форме орбит. Залпом проглотил дневник капитана Кука и хотел было взяться за повествование мистера Бэнкса[6] о Новом Южном Уэльсе, но успел лишь пробежать глазами оглавление: «Четвероногие. Муравьи и их жилища. Скудость населения. Рыболовные орудия. Каноэ. Язык».
Прощаясь, доктор Викери крепко пожал мальчику руку и похлопал его по плечу – оба улыбались, отводя глаза. Потом он подарил Руку экземпляр своего «Морского астрономического альманаха» за 1775 год. На титульном листе значилось: «Мастеру Дэниелу Руку – астроному, подающему большие надежды».
Два года спустя, накануне своего пятнадцатого дня рождения, Рук окончил учебу. Он написал доктору Викери, намекая, что был бы не прочь получить место в Королевской обсерватории – или в любой другой, лишь бы там он мог и дальше в уединении заниматься вычислениями и наблюдать за небом.
Доктору Викери пришлось объяснить ему, что миру не нужно столько астрономов. Даже он не мог выхлопотать юному Руку такую должность. По крайней мере, пока кто-нибудь другой не уйдет на тот свет.
Он выразился не так прямолинейно, но Рук все понял. Придется попытать счастья где-то еще. Мальчика с его положением в обществе лучшее будущее явно ждало не в паре километров от дома, как бы споро он ни схватывал идеи Евклида и каким бы идеальным слухом ни обладал.
Он бы пошел во флот, но взнос оказался ему не по карману. Портсмутская дивизия Королевской морской пехоты – вот куда ему дорога: он станет «морским солдатом». Быстрого продвижения по службе ждать не приходилось, зато взносы там были меньше.
Рук знал: сейчас самое время. Из-за войны с американскими колониями королю без конца требовались новобранцы – тут сгодится и привыкший к учебе мальчишка без малейших задатков военного. Все ждали, что американцы сдадутся со дня на день. Ходили слухи, что повстанцы сражаются босиком, а вместо ружей у них палки.
Рук показал Энн и Бэсси, куда ему предстояло отправиться. Сестренки мягкими бледными ручками крутили глобус из бумаги и проволоки, который он сам бережно вырезал и склеил. За этим занятием он скоротал тяжелые прощальные дни перед отплытием. То было время странной неопределенности, надежды вперемешку с беспокойством, когда жизнь, обещанная службой в морской пехоте Его Величества, еще не началась, а прежняя уже закончилась.
– Широта примерно та же, – показал он. – Вот Бостон, видите? Но долгота, конечно, совсем другая.
Бесси, еще слишком маленькая, даже не притворялась, что понимает, да и склад ума у нее был иной. А вот одиннадцатилетняя Энн пыталась вникнуть.
– Значит, часы будут показывать другое время? Пока мы ужинаем, ты будешь завтракать. Если бы ты умел перемещаться достаточно быстро, то смог бы дважды позавтракать и дважды поужинать!
Он обхватил ее одной рукой за плечи и приобнял. Он будет скучать по своей умной сестренке. Только с ней ему никогда не приходилось притворяться кем-то другим.
Ему выдали обмундирование: белые бриджи, красный мундир с окантовкой и отличительными латунными пуговицами. Вручили мушкет и научили его заряжать, загонять в ствол свинцовую пулю, прибивать шомполом пыж, засыпать затравочный порох на полку, чтобы поджечь заряд.
Гладкие металлические детали этого хитроумного устройства подчинялись восхитительной логике. Нажатие на спусковой крючок приводило в действие кремневый замок, кремень, ударяясь о кресало, высекал искру, та в свою очередь воспламеняла порох на полке, а вслед за ним вспыхивал основной заряд, выталкивавший пулю из ствола. Эта последовательность нравилась Руку не меньше секстана с его прорезями и зеркалами, позволявшими определить положение солнца на небе.
В должный срок Рук получил звание младшего лейтенанта, и его определили на королевский линейный корабль «Решимость». Сидя в тендере[7] и глядя на приближающееся судно, он думал о том, что уж теперь-то начнет все с чистого листа. Здесь никто не знал его – Дэниела Рука, умного до глупости. Вместе с новым красным мундиром и мушкетом, свисавшим на лямке с его плеча, он примерил на себя новое «я».
Волею судеб его сосед по кубрику «Решимости» оказался полной противоположностью его самого.
Тальбот Силк был невысок и подвижен, и хотя узкое лицо и на редкость тонкие губы не позволяли назвать его красивым, их совершенно преображала необычайная живость, подкупавшая любого.
– Ну что, – обратился он к Руку в день знакомства, после того как квартирмейстер выделил им гамаки и оставил заниматься своими делами. – Прошу, будь другом – сразу скажи: ты храпишь? Если храпишь, придется с этим что-то делать.
– Нет, что вы, – запнулся Рук. – То есть… не знаю, откуда мне знать? Я ведь… Пожалуй, вам придется сказать мне, храплю я или нет.
Силк искоса взглянул на него – он уже составил мнение о своем соседе и все ему простил.
– Ей-богу, Рук, я уверен: мы отлично поладим! Я сегодня нарочно не лягу спать, а утром все тебе расскажу. А теперь идем, я тут узнал, что сегодня клецок на всех не хватит, так что надо быть расторопнее, верно говорю?
Силк ни у кого не вызывал неприязни – он был приветлив, весел и раскован, всегда оказывался в нужном месте и знал, что сказать. Злопыхатели из числа сослуживцев пустили слух, что его отец – учитель танцев. В разговоре Силк и впрямь был «легок на ногу». Умел развеселить остальных забавным изгибом брови или нарочито сухим тоном, а истории рассказывал так, что даже самое обыденное событие в его устах становилось занятным.
Обаяние уже помогло Силку многого добиться: будучи старше Рука всего на два года, он уже успел получить звание старшего лейтенанта и держал на примете следующую цель. Война была для него лишь средством на пути к тому, чтобы стать капитаном Силком.
Найдя в нем пример для подражания, Рук стал работать над той версией себя, что сгодилась бы для грубой товарищеской атмосферы офицерской столовой. Научился обмениваться дежурными фразами. Набрался духу смотреть людям в глаза. Наблюдая, как офицеры играют в наперстки за общим столом, он понял, что для победы нужно попросту пропускать мимо ушей отвлекающую болтовню, и хотел было попробовать, но постеснялся.
Новый Дэниел Рук не во всем отличался от прежнего. Он был так же молчалив, предпочитал держаться в тени, а однажды вечером забылся настолько, что заключил пари, поспорив, что сможет в уме помножить 759 на 453. В академии он стал бы предметом насмешек, но на борту «Решимости» это умение сочли не иначе как весьма незаурядным.
Рук рассудил, что в их корабельном мирке выгодно знаться с обладателем подобного таланта. Подружившись с таким умником, можно было заодно с ним упиваться всеобщим вниманием к его дарованию.
За ужином в офицерской столовой Рук вместе с другими смеялся, слушая рассказ Силка о том, что вырвалось из уст боцмана, когда тот уронил себе на ногу такелажный блок. Мог оценить шутку на пару с соседом по столу – обычный лейтенант, который не прочь повеселиться. После ужина он поднимал бокал и хором с остальными произносил любимый тост младших офицеров, исполненных надежд на скорое продвижение по службе: «За жестокие войны и мор!»
«Решимость» патрулировала подходы к Бостонской бухте и бороздила Атлантику, доставляя продовольствие колониальным войскам Его Величества, но за первый год, что Рук провел на борту, судно ни разу не участвовало в сражениях. Война не требовала особых усилий, хотя юноша, умевший определять положение судна по методу лунных расстояний и хранивший экземпляр «Морского альманаха» с личной подписью королевского астронома, мог пригодиться на шканцах[8].
Руку следовало бы сразу догадаться, что корабль по своей сути – плавучая обсерватория, но это открытие стало неожиданным подарком. Будучи если не астрономом, то по крайней мере штурманом, он целыми днями возился с секстаном, а потом при мягком свете большой лампы в кают-компании высчитывал долготу и широту. Казалось, на борту «Решимости» его талантам нашлось-таки применение.
Когда корабль подошел к берегам одного из Северных Подветренных островов под названием Антигуа, Силк кое-что задумал. Он прознал, что в самом конце некой улочки на холме, за Английской гаванью, есть дом, где будут рады компании молодых и горячих британских офицеров.
– Рук, ты идешь с нами! – настоял Силк. – Если угодно, представь, что это часть твоего обучения – причем не менее важная, чем тригонометрия или греческий!
Рука не пришлось долго уговаривать. Он обрадовался возможности совершить открытия, о которых догадывался по формам сестер и их подруг, но познать которые, как он понимал, можно лишь на собственном опыте.
Они сошли на берег, и Силк так уверенно повел за собой вереницу младших офицеров, будто уже сотню раз бывал в Английской гавани и предавался местным радостям. Миновав причал, он свернул налево у дома, на белых стенах которого алыми брызгами пестрела герань, и направился к самому сердцу города.
Повсюду Руку на глаза попадались черные лица рабов, о которых когда-то рассуждал Ланселот Персиваль. В одном грязном дворе женщины, склонившись над лоханями, стирали белье, перекрикиваясь поверх плеска воды. Он остановился, чтобы послушать их язык, совсем не похожий на знакомые ему – ни на латынь, ни на греческий, ни на французский, ни один из тех языков, что он изучал в академии. Смысл этих звуков был ему немногим понятнее, чем младенцу. Он шагнул было ближе, чтобы расслышать получше, но тут его окликнул Силк: «Ну же, мистер Рук, идемте! Мы сюда не белье стирать пришли!»