Капитан недовольно поиграл желваками.
— Ты отстранён от вахт, лейтенант, поздравляю, — саркастично процедил он. — Сутки достоишь на реакторе. Завтра жду от тебя докладную.
— Есть, — выпрямив спину ещё сильнее, произнёс я.
На реакторе… Самое поганое место. Хуже только, наверное, выполнять задачи в открытом космосе, но это работа, в основном, для операторов, а не для офицеров.
Ничего, ты у меня ещё попляшешь, капитан… Я, конечно, понимал, что сюда, на «Гремящий», отправлялись сплошные отбросы, но увидеть подобную гниль не ожидал абсолютно.
Чеканя шаг, отправился прочь из командирской рубки, чувствуя ни с чем не сравнимый гнев. Настоящую ярость, словно кипящую на сильном огне кастрюлю наглухо закупорили крышкой. Ещё немного — и обязательно рванёт.
— Господин лейтенант! Разрешите об… — попытался окликнуть меня один из рядовых операторов, но тут же заткнулся, видя моё выражение лица.
Шёл я прямиком к реактору. Отличный карьерный взлёт, просто восхитительный. С самого верха, из командирской рубки, на самый низ. Здешний реактор наверняка ещё и фонит, как дырявое ведро, так что мне пригодились бы свинцовые трусы. Я облачился в скафандр, надел шлем, спустился по лестнице вниз, к силовой установке.
Там сейчас нёс службу старшина Вишняков, тоже в скафандре, я не сразу его узнал. Реактор мерцал голубоватым светом, управляемая реакция синтеза шла стабильно, безостановочно выделяя энергию для двигателей и корабельных систем. Тут было на порядок жарче, чем в остальных отсеках «Гремящего», и я сразу же почувствовал, что начинаю нещадно потеть.
— Господин лейтенант? — обернулся он.
— Кэп меня с вахты снял, — сказал я. — Можете идти, старшина, эти сутки я на реакторе.
— О как, — хмыкнул Вишняков. — За какой такой грех?
— За выполнение своих служебных обязанностей и точное следование инструкции, — мрачно произнёс я.
— Ну и дела, — протянул старшина.
— Капитан пирата отпустил, — сказал я. — Которого мы преследовали.
Старшина молча развёл руками. Дескать, что тут поделать.
— Ладно, не буду вас задерживать. Идите, — сказал я.
— С этим засранцем знакомы уже? — кивнул он в сторону реактора.
— Конкретно с этим — нет, но побратимов его повидал достаточно, — ответил я. — Это же ТМ-200?
— ТМЭ-201, — поправил меня старшина. — Экспериментальный, чтоб его…
Я присвистнул. Про такие я только слышал краем уха, и экспериментальный реактор на боевом корабле сулил, так скажем, некоторые трудности в эксплуатации. Например, совершенно нетипичное поведение в самых стандартных ситуациях вроде перегрузки или аварийного отключения.
— Двести тераватт выдаёт? — спросил я.
— Плюс-минус, побольше чутка, — помахал рукой в воздухе старшина. — Вон консоль управления, там вон основные датчики, следи, главное, чтобы в красную зону не заходил…
— Понял, — кивнул я.
— Если что, сразу шлюз открывай, кнопка вот. Если автоматика не сработает вдруг, — показал он.
Для этого здесь и приходилось торчать в скафандре. Если что-то пойдёт не так, можно разгерметизировать отсек. Вернейшее средство в борьбе с пожарами.
— Ну, я пошёл тогда, что ли… Удачи, лейтенант, — сказал старшина.
— И вам, старшина, — сказал я.
Он оставил меня наедине с ТМЭ-201, непрерывно укрощавшим силу термоядерного синтеза, и я немного прошёлся по реакторной, краем глаза поглядывая на голубое свечение. Скафандр давил на плечи и поясницу, тяжёлый шлем не позволял нормально вертеть головой. Военная модель, мать её ети. Это тебе не какой-нибудь лёгкий исследовательский костюмчик, это бронированный скафандр с мобильным генератором щитов, надёжно защищающий владельца и от космической радиации, и от выстрелов ручного оружия. Неудобный и тяжёлый, но чего только не сделаешь для того, чтоб остаться целым и невредимым.
Тут даже кресло было специальное, позволявшее разместиться в скафандре, а не в мундире. Так что я нехотя приземлился в это кресло, разглядывая датчики и экраны.
— Корректирую орбиту, — произнёс капитан в интерком.
Возвращался на излюбленное место, поближе к звезде и станции. И, судя по голосу, он уже успел накатить.
Снова включились маневровые двигатели, я заметил это не только по лёгкой перегрузке и дрожанию корпуса, но и по возросшей нагрузке на реактор.
Вот так вот, лейтенант Мясников, получайте. Не удивлюсь, если этот упырь мне ещё и выговор в личное дело впишет. Я на мгновение даже пожалел, что ввязался вообще в это дело, но потом вдруг задумался, что нет, наоборот. Я всё сделал правильно. А то, что капитан с этого так полыхнул, будто сверхновая, только доказывает его причастность к местным тёмным делишкам.
— Скрепка! — позвал я. — Дай-ка мне всё, что есть в открытом доступе на капитана Сахарова.
— Делаю запрос, — отозвалась Скрепка в больших круглых очках, делая вид, будто листает огромную папку.
Имя: Сахаров Валерий Альбертович
Возраст: 48 лет
Воинское звание: капитан третьего ранга
Место службы: малый эсминец «Гремящий» проекта БК-32
Должность: командир корабля
Награды: орден Орлиного Крыла 1-й степени, орден Гагарина, медаль «Ветеран службы», медаль «30 лет в космосе», нагрудный знак «За отличие в службе в особых условиях»
Взыскания: выговор, строгий выговор, предупреждение о неполном служебном соответствии, снижение в воинском звании со снижением в должности
Послужной список: учебный корвет «Царь Даниил»; крейсер «Паллада»; крейсер «Церера»; малый эсминец «Гремящий»
Я только хмыкнул, прочитав строку о взысканиях. Ну ты даёшь, Валерий Альбертович. Либо кому-то очень сильно насолил из вышестоящего командования, либо ты и впрямь редкостный мудак. А может, и то, и другое. Очень сильно склоняюсь ко второму варианту, иначе за тридцать лет службы медалек у него набралось бы в разы больше, да и воинское звание было бы повыше ранга этак на два-три.
Надо как-то убирать его с корабля. Иначе жизни он мне не даст, не говоря уже о нормальной службе. И до вахты на мостике не допустит.
— Скрепка… Составь докладную на имя капитана Сахарова, — потребовал я.
Моветон, конечно, пользоваться виртуальными помощниками для такого дела, но другого отношения Сахаров не заслуживает.
Скрепка вывела мне короткую докладную записку, объясняющую причины схода с орбиты и преследования двух кораблей. Я быстренько пробежал её взглядом.
— Годится, отправляй Сахарову, — сказал я.
Докладная ушла через корабельную сеть, и хотя капитан требовал доклад только завтра, я решил не тянуть с этим делом.
«Гремящий» вернулся на свою орбиту, снова погружаясь в пучину безделья и рутины. Я покрутился в кресле, прошёлся по реакторной. Система терморегуляции скафандра еле как справлялась с жаром, идущим от экспериментального реактора. Неудивительно, что капитан использовал его как наказание. А провести здесь мне придётся ещё очень долгое время.
Мысли в голову лезли мрачные и неприятные, я даже начал сомневаться в своём решении пойти на флот и в Академию. Можно было стать вольным капитаном, бороздить гиперпространство на грузовичке или почтовом боте, а не вот это вот всё. Но я хотел служить Империи, приносить пользу… Стоять на мостике собственного крейсера, уворачиваться от огня альянсовских ракет…
А вместо этого я сижу возле реактора, истекая потом. За то, что всего лишь действовал так, как меня учили. Обидно? Ещё как. Несправедливость грызла меня изнутри, заряжая гневом, а гнев придавал мне силы.
Надо убирать Сахарова, но как? Вопрос со звёздочкой. Жаловаться на него вышестоящему командованию бесполезно, этим я сделаю только хуже для себя. Циник внутри меня говорил, что там все давно в курсе и его мутных схем, и его алкоголизма, и он просто делится частью прибыли. Подросток внутри меня предлагал просто и бесхитростно пристрелить капитана, а потом выкинуть в шлюз, но эту глупую мысль я отмёл сразу. Бунт на корабле тоже отправился в топку, нарушать присягу и уходить на другую сторону закона я не собирался.
Писать рапорт о переводе я тоже не собирался. Такое поведение воняет слабостью, а я не слабак. Если я не справлюсь с одним алкашом-капитаном, то как я вообще могу мечтать о собственном корабле?
Нужны союзники, вот что мне необходимо. Среди офицеров и операторов. Сколотить свою банду, грубо говоря, и тогда справиться с Сахаровым будет проще. Думаю, не только я недоволен его командованием. А гуртом и батьку бить легче. И сковырнуть его с командирского места точно получится.
Остаток вахты прошёл без происшествий. Реактор вёл себя абсолютно спокойно и нормально, ни разу не пытаясь выползти за пределы допустимых значений. Я даже ничего экспериментального не заметил, хотя его и не нагружали особо за то время, пока я нёс службу возле него, как верный пёс.
Сменил меня мичман Гараев, малознакомый необщительный парень, с которым я за всё время перекинулся едва ли парой слов.
Скафандр я снял с тем же несравненным удовольствием, с которым пехотинцы стаскивают с себя берцы, а офисные работники — развязывают опостылевший галстук. Следующие сутки полностью в моём распоряжении, если, конечно, капитан Сахаров не задумает ещё как-то меня озадачить.
Я поплёлся в общую душевую. Вода на космическом корабле — ресурс исчерпаемый, и я морально готовился снова поливать себя водой, прошедшей сотни и тысячи кругов использования и очистки. Всякий раз я испытывал лёгкую брезгливость, и всякий раз вынужден был снова лезть в душ, стараясь не думать, что питьевая вода здесь — та же самая.
В дверях душевой я столкнулся с мичманом Антоновой, которая в одной маечке и коротких шортах выходила оттуда, наматывая на голову полотенце. Мы преградили друг другу путь. Вид Антоновой оставлял совсем немного пространства для воображения, но эта картина мне нравилась гораздо больше, нежели её облик в скафандре или даже в парадной форме.
Она, впрочем, была не единственной женщиной на эсминце. Среди операторов соотношение было примерно один к десяти, среди офицеров… Тоже что-то около того. Немногие женщины соглашались проводить долгие месяцы в компании грубых мужланов в форме.