— Максимка… Принеси ещё кофе, будь другом, — попросил я.
— Это уже восьмая чашка за вахту, господин лейтенант, — осторожно предупредил он.
— Знаю, — раздражённо сказал я.
— Сейчас сделаю, — сказал вестовой.
Не восьмая, а девятая. Одну я сделал сам. А что поделаешь, если плоть слаба и хочет спать, а не нести дежурство, ещё и такое напряжное. Провёл руками по лицу, растёр уши, чтобы кровь прилила к голове. Нет, мне уже приходилось бодрствовать сутками, и не раз. Но в тихой и размеренной обстановке командирской рубки в сон клонило даже после полноценного восьмичасового отдыха.
Вестовой быстро вернулся, поставил передо мной большую чашку с изображением лирианского древесного кота, посмотрел на меня с нескрываемым осуждением. Я отхлебнул горячего горького кофе, поблагодарил вестового. Бодрее не стал, но это всё же лучше, чем просто сидеть и ждать манёвра торможения.
— Скрепка… Отслеживай расстояние до станции, поставь оповещение на сто километров, — приказал я.
Она достала откуда-то театральный бинокль, пристально начала вглядываться в пустоту.
Сотни километров достаточно, чтобы оттуда начать корректировку и успешно выйти на сближение и стыковку. Главное, не прошляпить момент, потому что если я пролечу мимо станции, будет очень непросто к ней вернуться. Особенно учитывая то, что топлива у нас осталось впритык, и на станцию мы летим именно за ним.
— Приближаемся к поясу астероидов, — пискнула Скрепка.
— Включить щиты на десять процентов, — приказал я.
Напороться на большой камень получится, только если целенаправленно за ним охотиться, а вот всякая мелочь может встретиться ненароком. Сенсоры уловили работу горнопроходчиков где-то неподалёку среди астероидов, шахтёры усердно ковыряли здешние булыжники, собирая полезные металлы и оставляя один только шлак.
Сквозь пояс пролетели вообще без помех, даже щиты не пригодились. Звезда U-681понемногу превращалась из яркой точки в жирное круглое пятно, мы приближались к станции, которая находилась гораздо ближе к звезде от обычной орбиты «Гремящего».
— Сто километров! — предупредила Скрепка.
Я допил уже остывший кофе, взялся за штурвал. Автопилот мог бы сделать всё за меня, но я не для того учился в Академии, чтобы взваливать свою работу на глупые железки.
— Начинаю манёвр торможения, — предупредил я по интеркому.
Если быть точным, то манёвр выравнивания относительных скоростей, но все плевать хотели на терминологию и формулировки из учебников. Но предупредить стоило, потому что в случае нештатной ситуации могла возникнуть перегрузка.
Я вновь развернул эсминец против движения, включил минимальную тягу. Мы начали оттормаживаться, так плавно, что никто, наверное, даже и не заметил. Точка сближения начала отдаляться, а расстояние максимального сближения постепенно уменьшалось. Нужно выйти на показатель плюс-минус километр и сравнять скорости. Там уже будем выходить на стыковку.
Одно дело стыковать крохотный челнок, и совсем другое — громадный боевой корабль. На челноке, мелком и юрком, можно спокойно нарезать круги вокруг станции, выходить на самые невероятные виражи. Эсминец такой маневренностью не обладал, и потому для его стыковки нужна была точность. Примерно как забить бильярдный шар в лузу с другого конца футбольного поля. К счастью, имперские офицеры с установленными имплантами дополненной реальности могли провернуть и не такое.
Мы начали приближаться к станции, ещё немного, и её огни можно будет заметить невооружённым взглядом в иллюминатор.U-681 — не самая большая из имперских станций, и шлюз подходящего размера, чтобы принять боевой эсминец, был только один. В центральных системах можно встретить орбитальные станции размером с небольшую планету или спутник, а эта так — крупный астероид. И хоть вариантов для стыковки было немного, я всё равно запросил сеанс связи со станцией.
— U-681, Михаловский, слушаю, — отозвались с той стороны.
— «Гремящий», запрашиваю стыковку, — произнёс я.
Так положено. На станции, конечно, не откажут, тем более, что всё запланировано и согласовано уже давным-давно, но всё равно нужно сообщить о прибытии, чтобы там все были готовы к стыковке и встрече. Чтобы никто случайно не вышел в шлюз без скафандра и всё такое.
— «Гремящий», проследуйте к шлюзу номер девяносто девять, готовимся встречать, — ответил диспетчер.
— Принял, шлюз девяносто девять, — отозвался я.
Я вбил нужные координаты, Скрепка тут же нарисовала мне маршрут к нужному шлюзу. В принципе, со стыковкой мог бы справиться и автопилот. Включиться в станционную сеть, синхронизироваться, подсоединиться к нужному шлюзу практически как часть станции. Вообще все маневры мог бы делать искусственный интеллект, зачастую даже лучше, чем человек за пультом управления. Раньше так и делали.
Пока во время войны за систему Эпсилон альянсовцы не активировали закладки в импортных процессорах и не перехватили управление практически над всем имперским флотом. Наши инженеры, разумеется, справились, но потери флот понёс просто колоссальные.
После этого пользоваться автопилотами и помощью ИИ старались минимально, хоть это и не возбранялось, потому что заражённые системы в срочном порядке заменили на полностью имперские разработки. Особым шиком было вообще не использовать автопилот, вот я сейчас и потел, аккуратно подлетая к шлюзу, хотя мог бы нажать одну кнопку, и искусственный интеллект сделал бы всё за меня. Почему-то мне казалось, что Макаренко так бы и поступил.
Многотонный эсминец, неспособный на быстрые и резкие манёвры, стыковать было непросто. Осознание того, что одна ошибка — и в системе больше не будет ни имперской станции, ни имперского корабля, заставляла меня немного нервничать, но я старался изо всех сил.
Я даже дышать почти перестал. «Гремящий» двигался через пустоту медленно, как через густое масло, я на всякий случай приближался даже медленнее, чем это делал бы автопилот. Едва ли не по десять сантиметров в секунду. Тягу я давным-давно отключил, эсминец двигался по инерции, готовый попасть наконец в цепкие лапы грави-захвата.
Мне нужно было подвести эсминец с точностью хотя бы до сантиметров, такое расхождение выровняется автоматически.
— Контакт, — раздался голос Михаловского, и я откинулся назад в кресле.
Дальше всё сделают станционные техники. Грави-захват мягко обнял «Гремящего», притянул к шлюзу, лязгнули створки магнитных замков.
— Есть стыковка, — сказал Михаловский.
— Подтверждаю, — сказал я.
Корабль даже не тряхнуло.
— Отлично сработано, господин лейтенант, — похвалил он меня. — Хотя и медленнее, чем мы ожидали.
— Спасибо, — буркнул я.
Взглянул на таймер, отсчитывающий время до конца вахты. Скоро меня сменит капитан, пусть он занимается заправкой и всей остальной рутиной, а я наконец отправлюсь на долгожданный отдых. Можно было бы, конечно, прогуляться по станции, немного отвлечься от повседневной рутины, и большая часть экипажа именно так и поступит. Но я на станции был не так давно, пусть и не по своей воле, и гораздо больше хотел просто выспаться.
Сейчас всё равно нужно ждать, пока наш эсминец просканируют. Протоколы безопасности никто не отменял. Я вывел на мониторы изображение с внешних камер, чтобы разглядеть станцию снаружи. Техники в лёгких скафандрах гремели магнитными ботинками по внешней стороне станции, протягивали шланги и кабели к нашему кораблю, готовили всё к заправке и техобслуживанию. Наши операторы тоже готовились.
Я сидел в кресле, чувствуя, что вымотан до предела. Слишком много всего свалилось в одночасье, мне явно требовалась передышка, хотя бы коротенький миг спокойствия. И началось всё с того, что меня распределили на «Гремящий»… Точнее, с того происшествия на балу. С того момента всё и пошло наперекосяк, вся моя карьера. А ведь перспективы передо мной открывались широчайшие…
Капитан-лейтенант Макаренко застал меня обессиленно сидящего в кресле.
— Спишь? — спросил он.
— Никак нет, — моментально поднялся я.
— Да ладно, даже если б спал, — махнул он рукой, и я сел обратно. — Всё без происшествий?
— Так точно, — подавив зевок, ответил я.
— Ну и отлично, — сказал он.
Водка из него выветрилась, он благоразумно ограничился одним почётным стаканом. Сахаров бы так не сумел.
Вахту он принял в своей привычной пофигистической манере, и я даже немного позавидовал его спокойствию и равнодушию. Я бы так не сумел.
И что-то мне подсказывало, что он бы принял вахту без замечаний, даже если бы во время моего дежурства кто-то вынес бы реактор из реакторной, погнул главный калибр и заклинил шлюз жилого отсека в открытом положении. С одной стороны, это здорово упрощало жизнь. С другой стороны, космос не прощает такого отношения.
Я снова сходил в душ, все коммуникации уже были подключены к станционным, и я наслаждался потоком чистой воды, а не мутными струйками многократно очищенной. Станция могла себе позволить синтезировать воду. Энергии хватало не только на то, чтобы показывать голографическую рекламу и крутить имперские новости на всех экранах, но и для того, чтобы обеспечивать себя водой и кислородом в неограниченных количествах.
Коридоры эсминца и жилой отсек оказались удивительно безлюдными, все, кто мог себе это позволить, умотали развлекаться на станцию и делать кассу бармену. Те, кому не посчастливилось оказаться на дежурстве, ждали, когда им выпадет возможность сделать то же самое.
На заправке и техобслуживании «Гремящему» предстояло провести как минимум ещё пару дней, причём заправлять его будут в последнюю очередь после всех мелких ремонтов и проверок, перед самым отбытием. Требования безопасности. На Санофе-24А однажды этим правилом пренебрегли, и во время обслуживания федератский крейсер полыхнул вместе со станцией. Спаслись только четверо человек, вовремя сумевшие свалить на курьерском ботике. Четверо из двухсот с лишним тысяч. Нам в Академии рассказывали об этом с этаким чувством превосходства над Сино-Индской Федерацией, мол, у нас ничего такого случиться не может. А потом на Череповце-11 случилась точно такая же авария, разве что масштабом поменьше, всего-то на семьдесят тысяч погибших.