— Я ничего не знаю. Кто-то наговорил… — промямлил Виктор.
— Ты хочешь сказать, что Вера обманывает? И ее родители обманывают? Как тебе не стыдно! Ты не только меня, но и девушку позоришь. Если ты действительно. ничего не говорил, то пойдем к Додоновым вместе, пойдем. Там узнаем, кто на меня наклеветал.
— Нечего мне у них делать.
— Нечего?! Вот как!
Костя подошел к Виктору вплотную и, глядя ему прямо в глаза, спросил, сдерживаясь:
— Скажи, Виктор, ты считаешь меня своим другом или нет? Только определенно говори, не виляй. Нам нора выяснить отношения. Я, по крайней мере, всегда считал тебя своим другом, старался помочь тебе… Или мои старания тебе не нравятся, плохие? Говори прямо.
Михаил прошел к столу. Пареньки отложили журналы, поздоровались. Виктор барабанил пальцем по оконной раме. Костя ждал ответа, смотрел исподлобья.
— Я считаю тебя своим другом… Но ты со мной не хочешь ходить… — проговорил, наконец, Виктор, тяжело вздохнув.
— Куда ходить? По пивным? Не пойду. Брось водиться со всякой шпаной, брось шляться по забегаловкам. Ты же комсомолец!
Виктор побледнел, а, увидев Михаила, вдруг закрыл лицо руками и прошептал:
— Ты ничего не знаешь… Ты не знаешь, как мне трудно, и не хочешь помочь… Никто не хочет, никто! — выкрикнул Виктор и выбежал из комнаты.
Костя растерянно смотрел на дверь. Потом он бросился за Виктором, но Михаил остановил его и усадил рядом с собой.
— Не надо догонять, Костя, — посоветовал он, — все равно вы сейчас ни до чего не договоритесь. Виктор чем-то расстроен, а ты слишком зол. В таком настроении можно только кричать, не выяснять отношения.
Перебранка ребят расстроила и Михаила. У Виктора, видно, было тяжело на душе, что-то его угнетало,
— С ним спокойно разговаривать нельзя. Его, наконец, надо научить уважать товарищей, — продолжал возмущаться Костя.
— Все равно не научишь, — сказал Петя Соловьев.
— Витьку-то? — удивился Муслим. — Пробовали ведь.
— Плохо пробовали! — Костя стукнул по столу кулаком. — Плохо! Надо взяться за него как следует, иначе он уйдет от нас черт знает куда, и вернуть его уже будет трудно. Неужели мы не осилим, неужели эта шпана сильнее нас?
Михаил откровенно любовался им. Ему казалось, что у Кости пробуждаются какие-то новые душевные силы, что он ищет пути их применения.
Вдруг Костя замолк, взглянул на часы и смущенно сказал Михаилу:
— Переодевайтесь скорее, Михаил Анисимович, я опаздываю. — Потом повернулся к Муслиму и Пете. — На сегодня хватит, ребята, приходите завтра.
— Зачем мне переодеваться? — удивился Михаил.
— Так ведь… — Костя смутился и посмотрел на Михаила с нетерпением, словно хотел сказать: «Какой недогадливый». — Вы же сами просили познакомить с Верой… — проговорил он, краснея.
Михаил вспомнил, что как-то, действительно, попросил Костю познакомить с девушкой, украдкой вздохнул — отдых пропал — и начал снимать френч.
Ребята ушли. Михаил переодевался молча, негодуя на Костю и подтрунивая над собой: «Учись воспитывать детей, терпи, постигай педнауку. Когда жена будет мать-героиня, не то еще испытаешь».
Костя торопливо прибирал на столе, с нетерпением поглядывал па Михаила и на часы.
— Михаил Анисимович! — вдруг спохватился он и полез в карман. — Я спрашивал Виктора, его ли коробка. Говорит, его. Хотел он ее взять, да я не дал. Потом мы поскандалили, и он, наверное, о коробке забыл.
Михаил успел просунуть в ворот рубашки только голову и так, с болтающимися рукавами, подошел к Косте.
— Молодец, Костя! — похвалил он. — Если Виктор о коробке спросит, скажи ему, пусть обратится ко мне,
ВЕРА
Костя топтался у двери, пока Михаил надел рубашку и брюки. По лесенке Костя почти бежал, по улице шагал молча. Михаил не отставал и не спрашивал, куда они идут, нельзя было не догадаться, — опоздание грозило Косте осложнениями, особенно после клеветы Виктора.
Они свернули на тенистую, прямую улицу и направились к троллейбусной остановке, где под густыми кленами стояли скамейки с решетчатыми спинками. Дневная духота еще не осела, и женщины, собравшиеся у остановки, обмахивались веерами. Подойдя ближе, Костя и Михаил услышали возмущенный чем-то грудной девичий голос:
— Я не хочу слушать всякие пакости!
— Ишь ты какая неженка, — протянул полупьяный басок.
— А у тебя русских слов не хватает? Чего ты лаешься здесь?
— Выпьют, и не знают никакой меры, — несмело говорили женщины.
— Ты не обзывай, а то потреплю тебе косы, — угрожал полупьяный басок.
— Давай, Васька, я посмотрю, как ты воюешь, — за-смеялся парень в соломенной шляпе.
Старик, опиравшийся на палку, увещал:
— Шли бы вы, ребятки, своей дорогой. Подвыпили и — ладно.
Но пьянчужка, уверенный в безнаказанности, разошелся:
— Какая-то пигалица будет мне указывать?! Интеллигенция! Да я тебя одним пальчиком раздавлю.
— Попробуй! Вон сколько валяется раздавленных. Правильно говорит дедушка: отправляйся-ка по добру, поздорову. А не то сейчас в милицию отправлю, — не отступала девушка.
Назревал скандал. Михаил заторопился, обогнал Костю и вошел в образованный женщинами круг. К своему удивлению, Михаил увидел огромного парня, с нахальной улыбкой воззрившегося на тоненькую, низенького роста белокурую девушку в цветном простеньком платье. Девушка была какая-то уж очень беленькая и нежная, и трудно было представить, что именно у нее такой грудной певучий голос и что именно она наступает на верзилу.
Михаил подошел к пьяному парню и резко сказал:
— А ну, проваливай отсюда! И, смотри, чтобы я не слышал никакой ругани.
— А ты кто такой… — вскинулся на Михаила пьянчужка.
Но тут стоявший рядом парень, высокий и крепкого, телосложения, взял за плечи своего дружка и потащил по тротуару, говоря:
— Хватит, Петька. Я видел его в форме.
— Ну и что? — пытался храбриться Петька.
— А то. У меня нет времени пятнадцать суток загорать.
Женщины, столпившиеся у остановки, активно обсуждали происшествие.
— Вот как надо поступать.
— Правильно! Нечего уговаривать.
— Один паршивец всем настроение портит.
Старик узбек, продававший розы под тентом, причмокнул и сказал:
— Ай, хорошая девушка, смелая. Купите ей розочку.
И как-то сразу стал заметен запах цветов и разморенных деревьев, женщины поглядели на старика с улыбкой, вполне согласные с его предложением. Михаил засмеялся, подошел к старику, купил белую розу и подал ее девушке.
Тут и представил девушку Костя:
— Познакомьтесь, Михаил Анисимович, это — Вера.
— Вот как? — не скрыл удивления Михаил и подал руку. — Очень приятно познакомиться со смелой девушкой.
А когда Вера крепко пожала ему руку и он почувствовал, как тверда ее ладошка, а в серых глазах ее заметил мелькнувший упрямый блеск, — он был восхищен. Манеры ее были просты. Ни тени жеманности или смущения.
— Они только на словах храбрятся, а внутри гниль, — махнула рукой Вера в сторону уходивших парней. — Я с вами давно хотела познакомиться и поговорить, Михаил Анисимович. Мне о вас Костя много рассказывал..
— Вот уж не замечал за Костей болтливости, — улыбнулся Михаил.
— У нас друг от друга секретов нет. Он рассказывал и о том, как вы его с Виктором выручили из беды.
Костя, смущенно глянув на Михаила, отвернулся. Вера улыбнулась и, обласкав взглядом Костю, спросила:
— Вы не возражаете, если мы немного пройдемся?
Костя, конечно, не возражал, Михаил согласно кивнул головой, и они пошли по широкому тротуару, затененному густыми тополями.
— Я хочу говорить о Викторе, — начала Вера, когда остановка троллейбуса осталась позади и стало меньше прохожих. — В классе о нем было много разговоров, особенно во время экзаменов. Мы упрекали его в том, что он плохо занимается, ведет себя заносчиво. Не правда ли, Костя? Но никто из нас не знал, какими делами он занимается дома. Подумайте, ни с кем мальчик не дружит, почти ни к кому не ходит и к себе не приглашает. Разве так можно?
— Нельзя, — подтвердил Михаил. — Но насколько я знаю, он все же дружит с Костей.
— В то время и Костя мне ничего не рассказывал. Я его хорошо понимаю, ведь в его семье произошли ужасные события. И все же он держался твердо: никто и не подумал, что его брат и родители вот-вот будут посажены в тюрьму. А потом, когда вы, Михаил Анисимович, лежали в больнице, Костя мне все рассказал о себе и о Викторе. Как будто все кончилось, когда вы поймали Алексея Старинова. Оказывается, не все, Виктор опять подружился с подозрительными ребятами. Я сама в этом убедилась.
Вера остановилась и с возмущением продолжала:
— Знаете, что получилось? На днях я с подругами пошла на Комсомольское озеро. Взяли мы лодку. Поехали. Смотрю, к нам плывет Виктор с каким-то парнем. Уцепился он за край лодки и начал баловаться — раскачивать лодку, брызгать на нас водой. А мы все в платьях. Я говорю Виктору: «Перестань баловаться, по-хорошему прошу». А товарищ его подзуживает: «Цаца какая! Испугался, Витька?» Виктор и полез на рожон. Я стала возмущаться. Он обозвал меня. Тогда я залепила ему пощечину. Виктор глаза вытаращил. Дружок его опять насмехается: «Эх ты, размазня!»
Виктор вошел в раж и облил меня водой, стал сильнее раскачивать лодку. Подружки мои запищали. Платья-то жалко. Тогда я схватила весло и говорю: «Если вы не отстанете, я покажу вам, насколько тверда эта деревяшка». Виктор хорошо знает мой характер и поэтому сразу отплыл. Они мне пригрозили. Да я их не боюсь, пусть грозят. Но что делать с Виктором? Вообще-то ведь он неплохой… Попал в компанию хулиганов, а ими кто-то командует. Его надо выручить. Как это сделать? Вот мы и решили посоветоваться с вами, Михаил Анисимович.
Слушая Веру, Михаил думал о том, что эта беленькая, нежная на вид девушка действительно способна защищаться веслом-так решительны и энергичны были ее движения, так сверкали глаза, — то насмешливо, то сердито. И лицо ее изредка совсем преображалось, оно скорее походило на лицо юноши.