Майор ловко закинул Калашникова за спину, быстро вооружился пистолетом американца — это была классическая Берета 92. Наиболее часто используемое оружие американской полиции, армии и некоторыми спецподразделениями других стран, восьмидесятых годов. Хотя производится он в Италии. Ранее Кикоть из такого не стрелял, но это его совершенно не смущало.
Затем майор быстро осмотрелся, отошёл к тумбе, что стояла в углу и взял там лист бумаги из стопки. Хмыкнул.
— Ты смотри, какая белая… — тихо пробурчал он, задумчиво повертев его в руке. — Наша не такая.
Другой же рукой он держал на прицеле связиста, чтобы тот чего-нибудь не выкинул. — Ручку дай!
— Что?
— Ручку! — прорычал Кикоть, изобразив, что что-то пишет.
Тот сразу догадался, перебросил авторучку, лежащую в журнале.
Быстро, печатными буквами и цифрами, написав нужную частоту и позывной, майор положил лист перед связистом. — Вызывай!
— Что? — изумился тот, глядя на майора. — Это же безумие!
— Нормально! Делай!
— Я не все понимаю… — несколько секунд связист изучал написанное, потом схватился за гарнитуру и принялся щелкать ручками и тумблерами на центральном блоке. Прошло около сорока секунд, когда тот обернулся к майору. Кивнул, затем еще раз.
— Ну?
— Готово!
— К стене отошёл, живо! И без глупостей! Руки на виду, увижу, что-то, что мне не понравится, стреляю на поражение. Это ясно?
Американец кивнул и поспешно отошёл. А Виктор Викторович схватив наушники с гарнитурой, прислонил их к уху. Микрофон был рядом.
— Вымпел три, я Бастион! Прием! — громко произнес Кикоть, думая только о том, как и что ему делать. — У меня срочная информация… Э-э…
Вдруг в дверь громко постучали, потом ещё раз, уже настойчивее. Дернули ее, потом ещё раз. Снаружи послышались голоса, крики. Кикоть различил требование открыть дверь, прозвучало оно на английском языке и, судя по всему, на местном пушту. КГБ-шник проигнорировал. Посмотрел на американца.
Дверь затряслась куда сильнее. Послышались требования других лиц.
— Ответь им что-нибудь… Пусть потише себя ведут! — потребовал на крик майор.
— Я не… Я не знаю! — растерялся тот. — Что сказать?
— Придумай! — ситуация была крайне волнительная, майору приходилось балансировать чуть ли не на грани нервного истощения, несмотря на спецподготовку, а также прилагать все усилия, чтобы сохранять спокойствие и действовать методично. Учитывая кучу факторов, быстро меняющуюся обстановку, то становилось ясно, что ситуация вечно такой оставаться не может.
— Чего? Кто это? — вдруг недоверчиво раздалось из наушника. Звук был чистый, почти без помех, майор даже удивился — вот у америкосов техника!
— Вымпел, я Бастион. Как меня слышно?
— Что за ерунда⁈ — связист с той стороны то ли был сонный, то ли вообще не понимал, кто на него вышел.
— Да твою же… Заткнись и слушай внимательно, потому что у меня мало времени! — жестко потребовал Виктор Викторович. — Код «сто один». Повторяю, код «сто один». Свяжись с полковником Егоровым! Я тебе сейчас передам координаты, здесь полевой сотрудник контрразведки Кикоть… Запиши их!
КГБ-шник посмотрел на связиста внимательным взглядом.
— Эй… Где мы сейчас находимся? Квадрат?
— К-7…
— Точнее!
— Высота одиннадцать сорок три.
— Высота одиннадцать сорок три, повторяю — высота одиннадцать сорок три. Срочно! Полковнику Егорову!
Вдруг в эфире раздались сильные помехи, а ещё через несколько секунд радиосигнал вдруг резко усилился, а затем пропал и связь оборвалась окончательно.
— Вымпел три, Вымпел три… Прием!
В эфире только белый шум.
— Какого хрена? — он снова навел ствол пистолета на связиста. — Что ты сделал?
— Я ничего не делал! — для убедительности, он даже руки вверх поднял.
— Связь мне сделай, прямо сейчас! — рявкнул Кикоть, теряя контроль. Быстро шагнув к нему и целясь в голову, Виктор поймал себя на мысли, что из-за сложной обстановки ему все сложнее выбирать правильные решения. Еще бы, последние дни в его жизни, происходит полная зебра. Где черную полосу сменяет серая и обратно… А вот белых что-то даже не видно!
Американец решительно подскочил к радиостанции, что-то пощелкал, покрутил.
— Все, нет связи… — тяжко вздохнул он, с испугом посмотрев на Кикотя. — Внешнюю антенну отключили. Отсюда ничего не сделать!
— Сука! — выругался Виктор Викторович, осознав, что произошло. Те, кто был снаружи, видимо догадались, куда делся шурави. Услышали выстрел. Именно поэтому они и оборвали связь.
Вероятность того, что Вымпел правильно понял сообщение, воспринял его всерьёз, и доложит куда нужно, была весьма небольшой.
Несложно представить, что дежурный связист, на прошлом месте службы майора Кикоть, в таком требовательном ключе, не сразу поймет, что это за странный вызов такой и кто этот непонятный Бастион… Здесь достаточно сложная и запутанная история, в результате которой Виктор Викторович получил этот позывной, а также знает, кто такой Вымпел и чем он занимается. Обращаться туда, значит быть на волоске. Пятьдесят, на пятьдесят.
Второй вопрос к связисту — знает ли он, кто такой полковник Егоров, доложит ли ему, как положено или просто проигнорирует эту странную радиопередачу и продолжит заниматься своими делами? У него и без этого своих проблем хватало.
В дверь уже натурально ломились. Та гремела, но петли и засов пока держались.
Вдруг уже стало как-то подозрительно тихо… Виктор Викторович, будто что-то почувствовал, отскочил двери и как раз вовремя — стороны раздалась стрельба. Пули с жутким треском дырявили дверь, выбивая деревянные щепки и ошмётки. Запахло пыльной древесиной, пороховыми газами. Несколько секунд — сильный удар и входная дверь в грохотом распахнулась, ударившись о стену и отскочив от нее. Сломанный засов упал на пол. Внутрь ворвалось трое вооружённых, сильно заросших черной бородой душманов, за ними был ещё кто-то в типичной пятнистой военной форме НАТО-вского образца.
Чекист среагировал верно — он сразу же бросил пистолет на стол, медленно и аккуратно снял с плеча автомат и опустил его на пол. Сопротивления оказывать не стал, а то еще пристрелят.
— Ты! — второй американец посмотрел на майора безумными глазами. Говорил он на ломанном русском языке с сильным акцентом. — Ты со смертью играешь! Что ты сделал, а?
Но Кикоть лишь усмехнулся, однако отвечать не стал — просто замер со слегка поднятыми вверх руками.
— Сэм? Что здесь было? — теперь американец посмотрел на связиста.
Тот что-то ответил, но Виктор не уловил смысл.
— Ах ты, сукин сын! — в следующее мгновение, в лицо майора прилетел приклад автомата. Удар был достаточно сильный — потерявший сознание чекист, полетел в сторону. Обрушив висевшую на стене книжную полку, майор рухнул на пол, славно мешок с цементом…
Когда я вновь открыл глаза, то сначала ничего не понял.
Было темно, с большим трудом угадывались грубые очертания стен, мебели, потолка из кривых жердей. Судя по всему, сравнительно не большое. Я лежал на спине, на чем-то твердом… Было неудобно. Под головой лежала свернутая в рулон тряпка. Мысли были вязкие, думалось с трудом. Самочувствие дрянь.
Вокруг — ни души! Это и хорошо и плохо, смотря как посмотреть.
Всё тело жутко болело, голова гудела. Сильно хотелось пить — пересохший язык во рту, ворочался с трудом, едва ли не прилипал к зубам. В горле саднило.
Я попробовал пошевелиться, но острый приступ боли очень ясно дал мне понять, что сейчас этого делать не стоит. Рано.
Где я?
Прислушался — полная тишина, лишь где-то свистел ветер. Звон в ушах прошёл, но со слухом всё равно было не очень хорошо. Отчего-то пахло кипяченой водой.
Я даже не мог сказать, если у меня хоть одно место, где не чувствовалась боль. Это нормально — было, уже проходили.
Последнее, что я помню, как весь израненный скатился с какого-то крутого холма, угодив в грязь. Если это была какая-нибудь горная речка, то почему я не слышал шума воды? Озеро, пруд, заводь? Да что угодно!
Северная часть Афгана очень похожа климатом и погодой на ту, что была в Туркменской ССР. Немного зелени, холмы, равнины. Были и реки, но я не помню их названий.
Черт возьми, да даже не это главный вопрос… Как я тут очутился? Ну не сам же, в бессознательном же состоянии я приполз непонятно куда⁈
С большим трудом приподняв голову, я увидел, что в разных местах моего тела видны белые полоски бинтов, кое-где с пятнами крови. Ног я толком не увидел, пошевелить ими не смог. Но обуви на них как будто бы не было.
Очевидно, атаковавшие БТР-80 душманы меня не нашли — иначе сейчас бы, я был либо мёртв, либо валялся бы на земле в зиндане и смотрел на ночное звёздное небо. Они бы точно не стали меня перевязывать, тратя медикаменты на какого-то бесполезного, тяжелораненого шурави. Но кто же меня нашел? Оказал первую помощь, притащил сюда… Кто?
Я снова попробовал пошевелиться и перевалиться на бок, но только зашипел от боли. Правая рука была изодрана, в районе лба жгло что-то непонятное. Правый глаз открывался с трудом, лишь наполовину. Меня сковала жуткая слабость, каждое движение буквально кричало — не двигайся, сейчас это лишнее. Но такой расклад меня не устраивал — если я чего-то не знаю, то не успокоюсь, пока не узнаю. Неведение — хуже ожидания.
Вдруг, где-то в стороне, не очень далеко что-то громко хлопнуло, затем звякнуло.
— Эй… — тихим, хриплым и надтреснутым голосом, просипел я. — Есть кто?
Но никто не отозвался. Я снова попробовал приподняться, однако опять ничего не получилось.
Тяжко опустив голову обратно на импровизированный валик, я устало прикрыл глаза и внезапно вырубился. Усталость и слабость взяли свое.
Когда я открыл глаза в следующий раз, то увидел, что уже рассвело. Вокруг по-прежнему не было ни души, царила тишина. Отчетливо различались всё те же каменные стены, грубо обмазанные глиной. Потолок действительно был из деревянных жердей, на который сверху была навалена сухая серая солома. Свет почти не пробивался, что даже странно. Обстановка — мрачная. На стене висела какая-то полка, на ней грубая глиняная посуда. Кувшин, какая-то коричневая тарелка, пара горшков. Повернув голову вправо, я увидел циновки. Грубый шкаф. Обложенный камнями очаг.