ества пароходства и торговли). Именно туда через несколько лет переходит на службу из «Доброфлота» и Шмидт.
Впоследствии Шмидт будет рассказывать, что, будучи в Одессе, он, якобы, впервые познакомился с некими социалистами из рабочей организации, которые во многом и изменили его взгляды. Что же это была за организация, и что это были за социалисты? На тот момент в Одессе существовала всего одна подобная организация – «Южнорусский рабочий союз». Настоящих рабочих там, как выяснили историки, отродясь не было, всем заправляли недоучившиеся студенты из местных купеческих семей и среди них некто Лейба Бронштейн – будущий Лев Троцкий. На Лейбу, Шмидт, видимо, должное впечатление произвел. Пройдет три десятка лет, и именно Троцкий прикажет поэту Пастернаку написать поэму о славных подвигах друга своей юности Шмидте.
Впрочем, общаться с отпрысками местной купеческой элиты, Шмидту довелось недолго. В 1898 году социалистов скопом, в том числе и выгнанного из университета Лейбу, арестовали. Шмидта, однако, не тронули. Возможно, в момент ареста он просто был в море.
Вот как описывает одесский период жизни своего отца Евгений Шмидт-Очаковский: "В 1898 г. он (П.П. Шмидт – В.Ш.) вышел в запас и поступил на службу в Добровольный Флот, где получил место 2-го помощника капитана на пароходе «Кострома» (командир – кн. Маврокордато). «Кострома» совершала рейсы между Петербургом и Владивостоком, с заходом в Одессу, куда я с матерью и переехал. В августе 1900 г. я поступил в 1-й класс Реального Училища св. Павла. Мы поселились в Стурдзовском переулке, против того самого дома бабушки Екатерины Яковлевны, который мачеха мошеннически себе присвоила. Одесса, родина отца, мне чрезвычайно понравилась; солнце, близость моря, мною страшно любимого, красочная, международная толпа, кипуче-жизнерадостный пульс большого торгового порта, темпераментные нравы подвижных, как ртуть, южан – все соответствовало моим симпатиям и душевному складу.
В конце 1899 года, в море, с отцом случился острый припадок болезни почек, мучивший его уже много лет и сделавший неспособным к несению службы. «Кострома» находилась тогда у берегов Англии. Отца высадили в Портсмуте и отправили в морской госпиталь, где ему пришлось пролежать около месяца. Отношение англичан к отцу было, по его словам, необычайно теплым и внимательным. Россией англичане очень интересовались, но насколько фантастические понятия имелись у них о нашей родине, явствует из того факта, что отца спрашивали о фамилии спикера русской нижней палаты (дело происходило за 6 лет до августовского манифеста о законосовещательной Думе!). Отец чрезвычайно симпатизировал англичанам. Особенным его одобрением пользовалась английская система воспитания юношества, заключавшаяся в закаливании с малых лет тела ребенка самыми разнообразными видами спорта и во внедрении в него чувства собственного достоинства, понимания своих гражданских прав и обязанностей и гордости от сознания принадлежности к гражданам самой свободной в мире страны. Более же всего отцу нравилась английская конституция. По возвращении в Россию отец, по советам врачей, решился на операцию почек. Операция прошла благополучно, но существенного облегчения не принесла, и до конца жизни отец страдал от периодических мучительных припадков своей болезни – прохождения камней.
В начале 1900 г. отец получил назначение на «Орел» (командир – капитан 2 ранга Скальский) и принял косвенное участие в Китайской кампании 19001901 гг. После «Орла» отец проплавал несколько месяцев на «Тамбове» (командир – лейтенант Остолопов). Служба в Добровольном Флоте тоже, в конце концов, не улыбнулась отцу, так как порядки там мало чем отличались от тех порядков на военных судах, из-за которых он и ушел с военной службы. В декабре 1900 г. он бросает Добровольный Флот и поступает в Русское Общество Пароходства и Торговли, где прослужит до начала Русско-Японской войны, когда его призывают из запаса. В Русском Обществе его сперва назначают старшим помощником на роскошный пассажирский пароход «Королеву Ольгу» (командир – отставной мичман Деме), делавший рейсы от Одессы до Петербурга и обратно. В этой должности отец пробыл 8 месяцев, после чего получил в командование крошечный полубуксирный, полугрузовой пароходик «Полезный». На нем отец служил не более недели, затем последовательно командовал небольшим грузовым пароходом «Игорь», пассажирским, кавказской линии, пароходом «Святой Николай» и, наконец, большим грузовым океанским пароходом «Диана», на котором отец оставался до конца своей службы в Русском Обществе и с которым у меня связано множество дорогих воспоминаний. И в военном, и в коммерческом флоте отец пользовался вполне заслуженной славой талантливого, опытного моряка, блестящего офицера и человека идеальной честности. Сослуживцы относились к нему с величайшим уважением, матросы же его положительно обожали и были готовы за него в огонь и воду. Это не фраза с моей стороны и не вполне понятное пристрастие сына; если из читающих эти строки найдется кто-нибудь, служивший вместе с отцом хотя бы в продолжении самого короткого времени, он подтвердит слова мои.
Безумная вспыльчивость деда отчасти передалась отцу, и некоторые явления на службе и в жизни, которые он считал недостойными и возмутительными, совершенно выводили его из себя, заставляя часто терять всякое самообладание. Случалось, что отцу приходилось и несправедливо вспылить; надо было после этого видеть его горе и раскаяние! Он не находил себе места, чувствовал себя несчастнейшим человеком, пока, чуть не со слезами на глазах, не выпрашивал прощения у обиженного им, какого бы ничтожного положения ни занимал последний. В море от подчиненных отец требовал полного и беспрекословного повиновения; здесь он не допускал ни малейшего послабления, и солоно приходилось тому, кто покушался на его капитанский авторитет. Но в то же время, отец, всей душой уходил в заботы о своих помощниках и матросах и никогда не задумывался сцепиться в защиту их интересов с каким угодно начальством, не обращая внимания ни на последствия для себя лично, ни на заранее очевидную бесполезность, иной раз, своего заступничества.
– Под его благородием, папашенькой вашим, как у Христа за пазухой, можно сказать, живем, – говорил мне в 1905 г. один из матросов отцовского миноносца. – Вечно Бога буду молить за него и детям своим накажу, потому не было такого человека и не будет! – закончил мой собеседник с таким горячим и сильным чувством, что даже слезы выступали у него на глазах от волнения.
Но не одни матросы любили отца. Его любили все, кто только знал, кто хоть на короткое время сталкивался с ним в жизни.
Обаяние отца действовало неотразимо. Даже жандармский ротмистр, стороживший отца в очаковском каземате, даже прокурор, добивавшийся для него смертного приговора, говорили о нем не иначе, как с удивлением и восторгом.
Летом 1903 г. я совершил с отцом путешествие на «Диане» из Одессы в Петербург. Это путешествие явилось нашим последним совместным плаванием, если не считать таковым перехода в качестве политических арестантов из Севастополя в Очаковскую крепость.
Осенью того же года с отцом произошло большое несчастье: на обратном рейсе в Одессу, около острова Мэн по недосмотру старшего помощника «Диана» наскочила на камни, получив большую пробоину. Пароход сняли с камней и отвели в док, но директор Общества, капитан 1-го ранга О.Л. Радлов, отставил отца от командования и вызвал его к себе для объяснений. Отец взял всю вину на себя, выгородив настоящего виновника, и, в результате оказался в своего рода «резерве» служащих Общества, попавших в директорскую опалу и ожидающих назначения на должность. Неизвестно, чем бы окончилась эта неприятная история, если бы грянувшее объявление войны с Японией не призвало отца из запаса на действительную службу".
Но сын есть сын, поэтому он всегда будет стараться писать об отце только хорошее, а, во-вторых, сыновья зачастую не слишком много знают или просто не желают знать о реалиях службы своих отцов, если эта реальность не совпадает с их идеалистическим восприятием родителя. Так уж устроен наш мир. Нам же небезынтересно, как проходила реальная служба Петра Петровича Шмидта в Одессе.
Деятельность Шмидта во время службы его в коммерческом флоте по существу замалчивается. Зато хватает общих восторженных фраз, не подкрепленных никакими фактами. Уже известный нам шмидтовед Г.К. Даниловский: «Шмидт был исполнительным командиром и этого же качества требовал от своих подчиненных. На коммерческих пароходах, на которых он плавал, поддерживались идеальная чистота и порядок. Лучшие стороны военной организации с успехом применялись им и на судах коммерческого флота. Прежде чем отдать приказание, Шмидт тщательно взвешивал все условия, обеспечивающие его осуществимость, а затем настойчиво требовал его выполнения. Других правил на этот счет придерживались насквозь пропитанные бюрократизмом начальствующие лица царского флота…» Кто бы сомневался, что на коммерческих пароходах, где плавал Шмидт всегда идеальный порядок в отличие от других, где плавали все остальные «пропитанные бюрократизмом начальствующие лица царского флота»! Если бы к этому, Шмидт еще и обладал морскими знаниями, цены бы ему не было! Итак, сразу после увольнения с военного флота, несколько лет Шмидт плавает ревизором, потом вахтенным начальником на пароходе "Кострома", который совершает рейсы между Одессой и Владивостоком, затем служит на пароходе «Игорь». Кажется, Шмидт все же нашел, наконец-то, свое призвание. Болезнь в эти годы несколько отступает, и здоровье Шмидта заметно улучшается. Спустя несколько лет его повышают в должности, и теперь Шмидт плавает уже помощником капитана на пароходах «Орел» и «Королева Ольга». Затем, уже в должности капитана плавает на небольших каботажных пароходиках «Святой Николай» и «Полезный», что ходили вдоль черноморского побережья на линии Одесса – Батум. Почему Шмидт ушел с куда более престижных океанских пароходов на каботажные неизвестно. Может быть, причиной этому были все те же скандалы или приступы эпилепсии, возможно, что сделать это он был вынужден из-за того, чтобы надолго не оставлять сына без отцовского присмотра. С 1899 года в семье Шмидтов живет племянник жены Шмидта Сергей Павлов. Зная о страшной бедности его семьи, Доменика упросила мужа взять его к себе. Шмидт неплохо относился к племяннику жены и тот даже называл его