"сатрапом" Чухниным. Они признавали Петра Шмидта больным, отмечали его сильное «нервное истощение», давали какие-то рекомендации, выписывали лекарства.
Может быть, когда-нибудь кто-нибудь займется изучением болезней Петра Петровича. Исследование, скажу я вам, будет потрясающим. Ведь чем только не был болен наш герой: и шизофрения, и эпилепсия, и истерия, и ушибы головы, и болезни почек, причем сразу несколько, не говоря уже о заурядном нервном истощении. И вот, наконец, даже болезнь глаз! При этом, всем этим арсеналом недомоганий Петр Петрович очень умело распоряжался. Когда ему было выгодно, он был шизофреником и эпилептиком, когда невыгодно, сразу выздоравливал от этих болезней. Чтобы оправдать свой провал в полетах на воздушном шаре, он сразу заболевает ушибом головы. Потом, разумеется, мгновенно выздоравливает. Во время похода Второй Тихоокеанской эскадры Шмидт уже болеет почками, в результате чего не может находиться на идущем в бой корабле и списывается с него. Едва же его изолируют от подельников в корабельной каюте, у него мгновенно заболевают глаза, и он с легкостью добивается перевода в госпиталь, где условия содержания были куда более комфортными. Возникает законный вопрос, а как вообще он мог жить при таком огромном количестве тяжелейших болезней? А ведь не только жил, но еще метил в вожди, порываясь стать всемирной знаменитостью! Не побоюсь высказать мнение, что в реальности Петр Петрович являлся выдающимся симулянтом, научившимся виртуозно манипулировать своими болезнями, как настоящими, так и мнимыми.
Что касается вице-адмирала Г.П. Чухнина, то он стремится ускорить увольнение лейтенанта Петра Шмидта со службы, в приказном порядке он запретил ему под угрозой ареста появляться на митингах и сходках. Морской министр адмирал А.А. Бирюлев был рассержен на Чухнина за освобождение Шмидта из-под ареста и без задержки дал ход документам на увольнение мятежного лейтенанта из кадров флота. Сам Шмидт в это время постоянно слал телеграммы бывшим сослуживцам в Петербург, с просьбой прояснить ход дела с отставкой, «которой он так мучительно добивался». Наконец, 7 ноября от одноклассника по Морскому корпусу капитана 2 ранга Овчинникова Шмидт получил телеграмму, что он высочайшим приказом уволен в отставку. А 11 ноября из Главного Морского Штаба была получена уже и официальная телеграмма, что «Высочайшим повелением от 7 ноября 1905 года лейтенант Петр Шмидт уволен в отставку». Позднее историки писали, что Овчинников, якобы, телеграфировал, что Шмидта уволили с производством в капитаны 2 ранга.
Крейсер «Очаков»
Однако данный факт никакими документами не подтверждается. К тому же ходатайствовать о производстве в следующий чин при увольнении мог исключительно вице-адмирал Чухнин, но он этого не делал. Об истории с "присвоением" чина капитана 2 ранга Шмидту мы уже писали выше. Напомним лишь, что, получив телеграмму Овчинникова, Петр Петрович немедленно послал одного из друзей сына в магазин военных вещей купить для него погоны отставного капитана 2 ранга. Прицепив их к мундиру, он спустился на улицу Большую Морскую, где в студии известного севастопольского фотографа Мазура сфотографировался на память, стоя и сидя. Эти фотографии через десяток лет будут опубликованы на страницах многих газет и журналов, а позднее они войдут в учебники, книги, монографии.
Теперь Шмидт считал себя свободным от присяги, а, следовательно, мог распоряжаться собой так, как ему хотелось. Первым делом он отправился в оппозиционный властям городской совет народных депутатов. Главой совета был определен И. Канторович, помимо него в тот момент в совет входили: Инна Смидович, эсер Никонов, доктор Берлин, старики народовольцы Вороницын и Емельянов.
Команда “Очакова” накануне восстания
Между тем в городе начинается брожение уже не только во флотских, но и в армейских частях. Из воспоминаний участника восстания А. Жительского, который в те дни занимался революционной пропагандой среди солдат гарнизона: "Наиболее подходящими из солдат были евреи и поляки, которые предлагали нам свои услуги по искреннему сочувствию к нам…" Ряд полков колеблется, то, примыкая к революционерам, то снова признавая законную власть. У ворот флотских казарм была выставлена боевая рота в полном боевом снаряжении. Контр-адмирал Писаревский отдал во всеуслышание приказ: «Не выпускать никого из казарм! В случае неподчинения стрелять».
Матросы захватывают казармы флотской дивизии и еще толком не вошедший в боевой состав флота крейсер "Очаков". Солдаты, наоборот, принимают окончательное решение и остаются верными правительству. Чухнин посещает корабли и воинские части, всюду выступает, напоминая матросам об их долге и присяге, о чести России и императора.
Сергей Петрович Писаревский
Из воспоминаний матроса И. Штрикунова: «Часам к 7-ми вечера в дивизию собралась депутация, и началось заседание, где председателем был вольный оратор Иван Петрович, а представителем рабочей организации была курсистка Ольга, да члены организации были Наташа и Нина, которые состояли в думе депутатов и вырабатывали требования…» Кто таков был «вольный оратор» Иван Петрович в точности неизвестно, так как он позднее вовремя удрал с крейсера «Очакова». Что касается представительниц «рабочей организации»: курсистски Ольги, и ее подруг Наташи и Нины (какое отношение эти девицы, вообще, имели к настоящим рабочим, сказать сложно), то их настоящие имена известны – это Генриетта Мешман («курсистка Ольга»), Сара Вольская («Наташа») и уже известная нам Инна Смидович («Нина»). Все три девицы придерживались самых передовых взглядов и не были обременены никакими комплексами, за что пользовались особым уважением среди «передовых» матросов.
Замечательный историк отечественного флота Б.В. Заболотских так описывает события тех дней в Севастополе: «…Все началось с того, что матросы, недовольные запрещением участвовать в народных митингах, привлекавших десятки тысяч людей, собрались в пятницу, 11 ноября, на большом плацу между флотскими казармами для обсуждения своих нужд. К ним присоединились портовые рабочие. Чтобы прекратить стихийно возникший митинг, были посланы рота Брестского полка и рота моряков с одного из кораблей. Прибывший контр-адмирал Писаревский приказал митингующим разойтись, пригрозив в случае отказа открыть огонь. Но тут из матросской команды, прибывшей для усмирения, раздалось несколько выстрелов. Писаревский был легко ранен, штабс-капитан Штейн – убит. Митинг после этого продолжался, правда, недолго.
На запрос из Петербурга о положении в крепости, вице-адмирал Чухнин ответил: «Судя по донесениям с мест, грабежей и погромов нет основания ожидать. 12 ноября 1905 года».
События 12 ноября, в субботний день, и, вправду, не настраивали на тревожный лад, хотя и были в достаточной степени неординарны. Утром матросы покинули казармы и вместе с солдатами после небольшого митинга устроили шествие по городу. Шли в образцовом порядке, с красными флагами и оркестром впереди. На центральной Екатеринбургской улице оркестр грянул «Боже, царя храни!». Так же организованно матросы и солдаты вернулись в свои казармы.
Ночью во избежание дальнейшего братания солдат и матросов пехотный полк вывели из города, а на замену направили батальон из Симферополя. Марш совершался пешим порядком в связи с забастовкой железнодорожников.
В воскресенье утром в крепости было объявлено военное положение. В ответ матросы провели парад у Владимирского собора. Не признавая начальство, они, тем не менее, исправно несли службу. По всему городу расхаживали флотские патрули с винтовками, охраняли порядок и арестовывали матросов, не имевших увольнительных билетов.
Чухнин настороженно следил за переменами в настроении флотских экипажей. Вскоре от субботнего благодушия не осталось и следа.
– На броненосцах, – докладывали ему, – никаких волнений не происходит, сочувствия мятежникам не замечается.
– Как на крейсерах?
– Хуже. Вчера вечером матросы удалили с «Очакова» командира и всех офицеров.
– Кто же сейчас там командует?
– Отставной лейтенант Шмидт.
– Тот самый, что митинговал в октябре, когда мятежники пытались взять штурмом тюрьму? Жаль, что он подпал под амнистию!» Интересно, что существует рассказ о том, что только что освобожденный из тюрьмы Шмидт. Якобы, требовал встречи с Чухниным, чтобы предъявить ему какой-то свой очередной ультиматум, но Чухнин Шмидта не принял, заявив, что никаких разговоров с изменником вести не намерен.
О событиях в Севастополе заволновались в столице: «Помощь будет прислана, – телеграфировал Николай ІІ Чухнину. – Не теряйте бодрости духа. Употребите все усилия, чтобы вразумить мятежников, напомните им от моего имени, что, восставая против власти, они нарушают долг присяги и позорят честь России. Объявите им, что если они не образумятся немедленно, то я с ними поступлю как с клятвопреступниками и изменниками».
Между тем Г.П. Чухнин предпринял энергичные меры по локализации действий городской думы и лично городского головы либеральствующего миллионера А.А. Максимова. Прежде всего, вице-адмирал запретил митинги, что вызвало истерику в рядах революционеров. Народные депутаты немедленно заявили резкий протест. Чухнин вынужден был пойти на компромисс, запретив митинги в помещениях, но на открытом воздухе митинги был вынужден их разрешить.
Именно в этот момент начинается интенсивная обработка матросских умов. Теперь на каждом митинге в обязательном порядке зачитывались слезливые "письма потемкинцев", заключенных в плавучей тюрьме «Прут», с призывами освободить их силой, а заодно и свергнуть государственный строй. Не были оставлены без внимания и портовые рабочие.
Если с митингами Чухнин был вынужден под давлением городских либералов отступиться, то с дружинами боевиков он идти на компромисс не пожелал. Таким образом, просуществовав всего три дня,