На миноносце, под звуки музыки, Шмидт объезжал эскадру, но не все суда встречали его приветствиями. Оркестр на «Очакове» непрерывно играл «Боже, царя храни», чем, в связи с подъемом красного флага, Шмидт рассчитывал привлечь на свою сторону остальные суда эскадры, но надежды Шмидта не оправдались. Суда эскадры отнеслись безразлично к его манифестации. Видя, что на других судах не понимают красного флага, Шмидт перешел на контрминоносец «Свирепый» и при звуках игравшего на нем оркестра и криках «ура» прошел вдоль всей линии судов эскадры, причем, Шмидт, стоя на мостике, при проходе мимо судов, кричал, чтобы суда к нему присоединились, потому, что с ним бог, царь и весь народ русский. Однако, от судов эскадры ответа не последовало, только с броненосца «Пантелеймон» последовали слабые крики «ура». Пройдя всю линию судов эскадры, Шмидт пересел на подошедший к «Свирепому» с вооруженной командой катер «Смелый» и пристал к борту транспорта «Прут». Поднявшись по трапу со следовавшими с ним вооруженными людьми, Шмидт объявил встретившему его старшему офицеру «Прута» лейтенанту Викорсту, что он прибыл освободить содержащихся на «Пруте» арестованных по делу о бунте на бывшем броненосце «Князь Потемкин-Таврический» и вслед за этим арестовал старшего офицера, караульного начальника, дежурного по караулам и вахтенного начальника, приказал мятежникам освободить заключенных. Освободить заключенных так легко мятежникам удалось по той причине, что как офицеры, так и нижние чины караула на «Пруте» приняли прибывших со Шмидтом людей за ожидавшийся ими сменный караул, так как именно на «Смелом» караул доставляется обыкновенно на «Прут». Освобожденные заключенные вместе с арестованными Шмидтом офицерами «Прута» были доставлены на «Очаков», где их встретили криками «ура». В это время ничего не знавший о произошедшем, командир «Прута» капитан 1 ранга Радецкий приехал на «Прут» вместе с подполковником Поповым, лейтенантом Гарновским и врачом надворным советником Федотовым. Едва они поднялись на транспорт, как тотчас же были арестованы мятежниками и отвезены на «Очаков». У трапа офицеры были встречены кондуктором Частником и, после обезоруживания, по указанию Частника, рассажены по каютам под охрану часовых. Шмидт возвратился на «Очаков» в очень подавленном душевно состоянии, потому что при следовании с «Прута» с освобожденными арестованными, все его попытки склоненить на свою сторону суда эскадры окончились полной неудачей. Причем, в ответ на призыв Шмидта к присоединению к нему команды вовсе не отвечали, а когда «Свирепый» проходил мимо крейсера «Память Меркурия» под кормой, в расстоянии одной сажени, то командир этого крейсера, стоявший возле планширя, крикнул Шмидту: «Мы служим царю и отечеству, а ты, разбойник, заставляешь себе служить!"
Несмотря на явную неудачу Шмидта, ситуация для Чухнина в тот момент все еще оставалась крайне сложной, т. к. революционная агитация парализовала целые корабли. Вот тут-то и сказался еще один талант вице-адмирала талант оратора и полемиста. Пока Шмидт бьется в эпилептических припадках, вице-адмирал Чухнин, не страшась возможных покушений, объезжает корабли, выступает перед командами, убеждает сомневающихся, ободряет робеющих. По отзыву слушавших эти знаменитые чухнинские монологи, после его выступлений матросы плакали, а самого адмирала провожали с кораблей криками «ура!».
Тем временем, отойдя от очередного обморока. Шмидт занимался совсем иными делами. Что касается самовольным присвоением самому себе звания капитана 2 ранга, то на этом наш герой не остановился. По свидетельству участников событий, утром следующего день он уже намеревался поднять на мачте вице-адмиральский флаг! Как не вспомнить здесь великого Пушкина: «Не желаю быть царицей, желаю быть владычицей морскою»!
Можно только предположить сколь могли возрасти амбиции "красного лейтенанта" через несколько дней! В истории отечественного флота есть еще только один случай присвоения звания самому себе. Это осуществил в 1919 году вице-адмирал А. Колчак, присвоив сам себе звание полного адмирала. Это не просто совпадение. Как это не кажется странным, но именно лейтенант Шмидт станет в свое время кумиром Колчака! В жизни все на редкость закономерно…
Любопытно, что назначенный Шмидтом командиром «Очакова» матрос Исаак Уланский, был «произведен» им… в капитаны 2 ранга. Именно так Уланский подписывал матросам увольнительные билеты на берег.
Еще одно свидетельство участника восстания на крейсере "Очаков" Жительского: "Вороницын (представитель РСДРП – В.Ш.) и другие товарищи предлагали П.П. не упускать благоприятного момента и сейчас же ехать на "Ростислав", но Петр Петрович заявил, что он чувствует себя очень слабо, просил отложить поездку на некоторое время, говоря: "Раз там поднимают так часто флаг, значит там идет борьба; я надеюсь, то она кончится в нашу пользу; завтра мы вызовем депутатов с "Ростислава"… Вследствие слабого здоровья П. П. этот благоприятный момент был упущен так же, как несколько других…"
Этот факт подтверждает в своих воспоминаниях и сам Иван Вороницын, уточняя при этом, причину столь вопиющей бездеятельности Петра Петровича: "…Не последовавшее после освобождения арестованных присоединение эскадры лишили Шмидта всякой энергии. С ним сделался припадок, и он уже ничего не мог предпринять…" Как выяснилось позже, среди пассажиров парохода "Пушкин", досмотренного высадочной партией с «Очакова», оказались под видом студентов, два представителя одесской организации Бунда, Пятин и Мойшеев, как писал впоследствии жандармский ротмистр Васильев, "направленных к руководителям восстания для координации деятельности в соответствии с планами одесского комитета". Эти т. н. студенты оставались на борту восставшего крейсера до самой развязки, активно участвовали во всех повстанческих акциях на других объектах, были захвачены в матросских робах и находились под арестом вместе с другими активными участниками мятежа и впоследствии предстали перед судом. Сохранилась фотография, на которой эти «посланцы свободы» с наглыми улыбками смотрят в глазок фотокамеры.
Вот весьма любопытная картина взаимоотношений Шмидта с "неожиданно" появившимися на "Очакове""одесскими студентами" Пятиным и Мойшевым, которую запомнил сын Петра Петровича: "Студенты (Пятин и Мойшеев – В.Ш.) превосходно освоились с обстановкой, с полуслова понимали… отца и добились своей энергией и деловитостью уважения и послушания команды.
Отец лежал на диване, спрятав в руки лицо; его плечи судорожно вздрагивали. Я растерянно стоял над ним, беспомощно озираясь по сторонам. – Вашему папе нехорошо, – обратился ко мне Пятин. – Сядьте рядом с ним, приласкайте его. Аптечка на корабле имеется?
– Право, не знаю, – ответил я с отчаянием.
– Должна быть, – решил Пятин. – Пойду, поищу. А ты, – повернулся он к Мойшееву – побудь здесь. Можешь еще понадобиться.
Мойшеев осторожно опустился на стул, а я присел к отцу на диван и стал тихо гладить его по голове.
При моем прикосновении плечи отца затряслись еще сильнее, а из груди его вырвалось страшное рыдание:
– Я душу свою готов положить за них, иду ради них на Голгофу, на верную смерть, а они меня проклинали!..
И отец забился в истерике.
В дверях показалось испуганное лицо часового. Из-за его плеча выглянуло еще несколько встревоженных матросских физиономий.
– Закройте дверь, – повелительно кинул мне Мойшеев, торопливо наливая стакан воды.
Я бросился выполнять его приказание.
– Необходимо скрыть от команды припадок Петра Петровича, – шепотом продолжал Мойшеев, стараясь заставить отца выпить воды. – Чтобы ни один человек не знал. Иначе – все погибло!"
И после этого кто-то еще поверит, что два случайных студента со случайного парохода, по мановению ока не только появились на "Очакове". Отметим при этом, что прибыв на крейсер, Шмидт первым делом распорядился не пускать на борт корабля никаких гражданских лиц. Но, несмотря на это, "одесские студенты" не только оказываются на "Очакове", но и в адмиральском салоне Шмидта. Более того, они фактически сразу берут ситуацию в свои руки: управляют Петром Петровичем, ищут успокаивающие лекарства, велят сыну "приласкать" неадекватного отца, дают указания не предъявлять истеричного Шмидта команде, во имя решения высших целей. Казалось, им-то случайным "студентам", какое дело до тех целей, ради которых поднял свой флаг на крейсере Шмидт? Но оказывается, они озабочены достижением этих целей куда больше, чем сам Шмидт! А нам талдычат о каких-то случайных студентах!
О том, что мятеж в Севастополе в ноябре 1905 года не был спонтанен, говорит и весьма таинственная история с пароходом "Сириус". Еще летом 1905 года полковник японской разведки Мотодзиро Акаси закупил 8,5 тысяч винтовок и 2 миллиона патронов в Европе для переправки в Россию "в дар" революционерам. Руководил операцией некий загадочный "интернациональный комитет", располагавшийся в Лондоне. Перевозить оружие было решено на арендованном пароходе "Сириус" через Черное море на Кавказ. Русская разведка вовремя узнала о готовящейся отправки оружия, и пыталось пароход перехватить. Для противодействия возможной контрабанде оружия, командующий Черноморским флотом вице-адмирал Чухнин еще летом 1905 года выделил два судна. Перехватывать "Сириус" должна была канонерская лодка "Донец" у Босфора. Однако осенью Чухнину стало уже не до "Сириуса".
В свою очередь революционерам (в частности грузинский боевик Г.Г. Деканозов) было рекомендовано ждать именно ноября месяца, когда на Черном море настанет благоприятная военно-политическая обстановка. В ожидании перемен груженный оружием "Сириус" отстаивался в Амстердаме. 22 октября, т. е. еще в самом начале волнений в Севастополе, капитан "Сириуса" голландец Корнилис, наконец, получил приказание взять курс на Черное море. В целях конспирации его маршрут предусматривал заходы во многие промежуточные порты, якобы с коммерческими целями.
Когда судно вошло в воды греческого архипелага, «интернациональный комитет» телеграфировал капитану, чтобы он не входил в Черное море до 20 ноября, так как в это время около берегов еще могли появиться русские суда. После этого