Командовавший "Свирепым" кочегарный квартирмейстер Сиротенко и еще несколько матросов были убиты. Сегодня документально установлено, что И. Сиротенко был убит во время обстрела миноносца «Свирепый». Это впрочем, не мешает отдельным историкам время от времени рассказывать небылицы о некой жуткой казни мятежного квартирмейстера.
Уже хорошо известный нам историк Ю. Кардашев пишет: «Среди участников восстания ходили слухи о том, что его (Сиротенко – В.Ш.) захватили в плен офицеры, связали, живым посадили в мешок и бросили в море. Мешок этот с трупом был выброшен волнами на берег…» Прямо история про Герасима и Муму. Грустно, когда человек, именующий себя ученым, переписывает в научном труде дешевые слухи.
Практически одновременно с атакой «Свирепого» Шмидт распоряжается подвести к борту "Очакова" минный транспорт "Буг", который на тот момент был загружен тремя сотнями боевых мин, а это 1200 пудов пироксилина! Казалось бы зачем? Да затем, чтобы с его помощью шантажировать Чухнина и обезопасить себя от обстрела эскадрой. По существу, заложником "красного лейтенанта" должен был стать весь Севастополь! Трудно себе даже представить, что случилось, если бы "красному лейтенанту" удалось исполнить свой замысел. В случае гигантского взрыва число погибших измерялось бы многими тысячами, а центральная часть Севастополя была бы просто стерта со своих холмов!
Но этот замысел Шмидта, видимо, разгадал лейтенант Ставраки, приятель и сокурсник Шмидта по Морскому училищу. Во всяком случае, именно с канонерской лодки, на которой служил однокашник Шмидта Ставраки, «Буг» и был атакован. При первых же выстрелах революционные матросы минного транспорта попросту попрыгали за борт, кому охота рисковать жизнью на судне, чьи трюмы доверху забиты боевыми минами. Вырвавшимся из-под ареста офицерам "Буга" удалось быстро затопить свой корабль и лишить "красного лейтенанта" столь большого козыря.
Михаил Михайлович Ставраки
Из телеграммы капитана 1 ранга Е.П. Рогули министру внутренних дел о событиях 14 и 15 ноября: "Паровой катер с «Очакова», желая воспрепятствовать выходу минного транспорта «Буг», сделал ружейный залп по нему. Канонерская лодка «Терец» открыла огонь по катеру, приведя его в негодность. Есть убитые, раненые".
Из рапорта генерал-лейтенанта А.Н. Меллер-Закомельского императору о подавлении восстания в Севастополе: "В 3 часа 15 минут дня, по истечению часового срока, канонерская лодка «Терец» открыла огонь по портовому катеру, перевозившему мятежников на крейсер «Очаков». Вслед за сим батарея на Историческом бульваре открыла огонь по учебному судну «Днестр» и стоявшему с ним миноносцу, державшими красные флаги. Минный транспорт «Буг» снявшейся под красным флагом, вскоре спустил его и, при начавшейся с судов стрельбе, сам себя затопил, так как имел около 300 боевых мин, которые при взрыве представляли бы опасность для города". Иосиф Гелис, автор исследования «Ноябрьские дни в Севастополе в 1905 году», о расстановке судов на рейде к моменту трагической развязки пишет: «Рядом с «Ростиславом» при входе в южную часть бухты стоял броненосный крейсер «Гридень». Дальше, против конторы порта – канонерская лодка «Терец». Еще немного дальше, ближе к середине бухты – минный заградитель «Буг»… Он имел несколько сот мин с начинкой в общей сложности до 600 пудов пироксилина». Эта была очень опасная единица на любом театре военных действий, так как любой шальной выстрел, угодив в это минное скопище, мог превратить в прах не только эскадру, но и все вокруг в радиусе 10 верст, в том числе и славный город Севастополь. «Имея на буксире такую пироксилиновую штуку, можно было быть гарантированным не только от поражения, но и вообще от каких бы, то ни было наступательных действий со стороны врага. Вот этот самый «Буг» «Очаков» и хотел взять на буксир». Не будучи специалистом, Гелис многое здесь напутал, но суть опасности колоссального по силе взрыва передал точно.
В советское время честь затопления «Буга» стали вдруг, ни с того ни с сего, приписывать тем самым революционным матросам, которые, при первом же выстреле, дружно попрыгали за борт. Дескать, увидев, что транспорт атакован, они, боясь за жизни севастопольцев, и затопили свое судно. Что и говорить, герои! Вопрос в другом, зачем они вообще тогда вели минный транспорт к «Очакову»? Да для того и вели, чтобы, в случае начала обстрела, взорвать его там, и разнести в клочья тех же самых бедолаг-горожан!
Как обычно бывает в столь напряженной обстановке усугубленной неразберихой, не обошлось без напрасных жертв. В то время как тонул «Буг», от стоявшего под красным флагом «Днестра», отделился катер, который помчался вдоль Южной бухты к тонущему минному транспорту. По катеру немедленно открыла ружейный огонь, находившаяся на берегу у Пересыпи пехота. Этим огнем был смертельно ранен командир «Буга» капитан 2 ранга Славочинский, бросившегося спасать на катере своих людей без предупреждения о том частей, занимавших берег…
В 15 часов 19 минут, т. е. спустя четыре минуты после самозатопления "Буга", был произведен первый выстрел. До сих пор нет ясности, кто первым в кого выстрелил, то ли с берега и с кораблей, оставшимся верными правительству, начали стрелять по "Очакову", то ли с "Очакова", видя уничтожение "Свирепого" и самозатопление "Буга, открыли огонь по эскадре. Показания свидетелей рознятся. Причем, если официальная дореволюционная версия гласила, что первым открыл огонь "Очаков", то в советское время, соответственно, писали, что первыми открыли огонь верные правительству корабли и береговые батареи. Да и что считать началом боя? Затопление "Буга"? Расстрел "Свирепого" или непосредственно перестрелку "Очакова" с кораблями эскадры и береговыми батареями? Впрочем, все это уже детали. Главное было сделано – впервые в истории нашего Отечества русские корабли начали стрелять друг в друга… Если еще несколько месяцев назад во время мятежа на броненосце "Потемкин", несмотря даже на массовое убийство офицеров, при встрече мятежного броненосца с Черноморской эскадрой обе стороны все же так и не решились вступить между собой в сражение, то сейчас этот Рубикон был перейден…
Итак, с «Очакова» по батарее № 6, а затем по «Ростиславу» был открыт огонь. В свою очередь по "Очакову" вели огонь «Ростислав» и береговая батарея на Историческом бульваре.
Впоследствии в отечественной исторической литературе утвердилось мнение о жесточайшем расстреле "Очакова". Главным автором этой версии выступил, естественно сам Петр Шмидт. По его словам такого расстрела, которому подвергся "Очаков" не было во всей мировой истории! Ни много, ни мало! Думается, если бы "красный лейтенант" не сбежал в свое время с идущей к Цусиме эскадры, он бы узнал, что такое настоящий артиллерийский обстрел, когда, осыпаемые шквалом крупнокалиберных снарядов, новейшие броненосцы превращались в огромные костры, а затем переворачивались кверху днищем, погребая в себе тысячные команды. Увы, для ни разу, не бывавшего в настоящем бою Шмидта, весьма вялый обстрел крейсера, вполне мог показаться небывалым! Как говориться, у страха глаза велики!
Главным автором версии "небывалого по жестокости обстрела" был известный писатель Александр Куприн. Любая книга о восстании на "Очакове" всегда включает в себя рассказ-ужасник Куприна, который, кстати, сам ничего не видел: «На Графской пристани стояла сборная команда – надежный сброд.
Александр Иванович Куприн в Крыму
На просьбу дать ялики для спасения людей они начали стрелять. Эта бессмысленная жестокость остается фактом: по катеру с ранеными, отвалившему от «Очакова», стреляли картечью, бросавшихся вплавь расстреливали пулеметами, людей, карабкавшихся из воды на берег, солдаты приканчивали штыками. Цепь карательного отряда располагалась от Южной до Минной бухты. Несчастный крейсер, пронизываемый с четырех сторон снарядами, большинство которых – в упор, содрогался своим огромным корпусом. Стоны и крики неслись отовсюду…»
Рассказ Куприна стал в нашей исторической литературе почти обязательным ритуалом. Что касается личности Куприна, то у меня, как у кадрового офицера, он не может вызывать никаких чувств, кроме брезгливости. Разумеется, что как литератор, Куприн был талантлив. Однако, как гражданин и офицер он был, мягко говоря, весьма непорядочен. Начав свою писательскую карьеру с того, что оплевал родное ему российское офицерство в тенденциозном и надуманном рассказе "Поединок", он затем в угоду конъюнктуре сочинил весьма красочную, но совершенно нереальную картину расстрела "Очакова", оболгав при этом вице-адмирала Чухнина, назвав его адмиралом, который «всегда входил в порты, имея на ноках мачт по несколько повешенных матросов»! Выдумать такое о российском адмирале можно только, имея больное воображение, или просто люто ненавидя свою страну.
Восставшего лейтенанта-демократа рьяно защищал своим пером демократ-поручик. По существу, именно с легкой руки Куприна, и началась травля Чухнина. Куприн, как и Эйзенштейн, при съемках сцены выноса брезента для расстрела матросов «Потемкина», перепутал век восемнадцатый с двадцатым! Разыгралось воображение! Попробовал бы Чухнин повесить на самом деле хотя бы одного матроса, он тут же лишился бы своих погон! Впоследствии Куприн извинялся, что, дескать, "несколько приукрасил" события в Севастополе. Вице-адмирал Чухнин, как известно, подал на писателя в суд за заведомую клевету и последний был изгнан из Севастополя с запрещением появляться там до конца жизни.
Вся дальнейшая жизнь Куприна – это подтверждение его беспринципности и всеядности. Как известно в годы Гражданской войны Куприн поначалу просчитался в выборе стороны. Он верой и правдой служил в армии генерала Юденича и бодро шел вместе с ней на Красный Питер, но прошло время и, будучи прощен Сталиным, Куприн вернулся из эмиграции и уже вовсю славил режим, против которого еще не столь давно яростно сражался. Менялась конъюнктура, незамедлительно менялся и Куприн. Типичный жизненный путь истинного демократа! Закончил свое земное бытие он вполне закономерно – законченным алкоголиком. Можно ли после всего этого доверять Куприну, как документальному источнику? Кстати, верить и либералам, и революционерам, вообще, очень сложно. Очень часто их воспоминания являлись следствием политической конъюнктуры, и ярлыки навешивались на исторических деятелей, исходя исключительно из нее.