– Разрешите обратиться, товарищ капитан? – спросил старшина помявшись.
– Слушаю Андрей.
– Как посмотрите, если костерок разведем? Тушенку надо бы разогреть, кашу…
– А место есть подходящее?
– Канава тут рядом, вода когда-то с гор шла, размыло, там и думаю развести.
– Разрешаю, но, чтобы ни огня, ни дыма не было видно!
– Все сделаем, как положено, – заверил Гусаров. – Дрова сухие, дымить почти не будут.
– Добро. Приготовите ужин, нас с лейтенантом позовете. В охране кто стоит?
– Сержант Абшилава, смена через час.
Неслышно ступая, Гусаров ушел.
– Сходили бы и вы, Игорь, – предложил капитан. – Посмотрели, поучились… – он прилег на плащ-палатку, с блаженством вытянул усталые ноги. Игорь неохотно поднялся, сделал несколько шагов в сторону овражка.
– Погодите, лейтенант, – Никитин привстал на локте. – Вернитесь и покажите мне, как вы ходите?
– Как хожу? Просто… – тот в недоумении остановился.
– Вот поэтому-то вас и слышно за версту, – по-доброму усмехнулся Никитин. – Попробуйте ходить вот так, – он пружинисто встал, поставил ногу на пятку и, слегка приподняв внутреннюю часть подошвы, мягко перевалил ступню на носок, не отрывая ее от земли. – Понятно? Получается что-то вроде колеса. Пол-оборота правой, пол-оборота левой ногой.
– Ясно, товарищ капитан.
– Вот и добро. Первое время будете срываться на привычный вам шаг, но если отнесетесь к ходьбе серьезно, то скоро научитесь передвигаться бесшумно. Да, вот еще что: много места занимаете при движении.
– Как это, много места? – не понял Игорь.
– А так. Идете себе, словно по бульвару. Обратите внимание: старшина Гусаров больше вас в полтора раза, а фигура у него при ходьбе смотрится компактнее, – Никитин подошел к Игорю, положил руки на его плечи. – Пригнитесь-ка немного, лейтенант. Только не надо сутулиться… Локти ближе к корпусу, ладонями постоянно ощущайте рукоятку ножа и кобуру пистолета. Помните, я вам на тренировках по борьбе показывал кошачью стойку?
– Конечно, помню.
– Вот нечто вроде нее и в движении. Тогда вы будете постоянно нести в себе мощную и гибкую пружину, готовую в любой момент распрямиться и нанести сокрушающий удар. Уловили?
– Так точно, товарищ гвардии капитан.
– Да, вот еще что, Игорь, в полевых, так сказать, условиях, можно не произносить слово «гвардия»… Пусть это останется для плаца, для парадного строя и гарнизонной жизни, а здесь лишние слова ни к чему.
– Я вас понял, товарищ капитан.
Неумело ставя ноги колесом, пригнувшись больше чем нужно, Игорь шагнул в темноту. Никитин с сочувствующей улыбкой посмотрел ему вслед.
«… Игорешенька-а-а… Цыпленочек мой ласковый… Вставай, вставай… – певучий голос бабушки Веры, такой родной и теплый, откуда-то из полумрака спальни. – Посмотри, что тебе принесла твоя бабуля, солнышко мое золотое…»
Игорь чувствует, как к его лицу поднесли что-то холодное, свежее и ароматное. Открыть бы глаза, посмотреть, что это такое, но так не хочется их открывать. Ведь если бабушка увидит, что внучек проснулся, то обязательно начнет уговаривать, чтобы он встал с постели. А в выходной день всегда охота полежать под теплым одеялом подольше. А может, сегодня не выходной? Может, надо идти в школу? Нет, нет! Из зала доносятся звуки рояля, значит, папа не в консерватории, и, значит, сегодня все же выходной, потому что папа играет дома утром только по выходным дням. Тогда можно еще сладко понежиться в постели, делая вид, что спишь.
«Игорешенька-а, родной мой мальчик, – снова напевный голос бабушки. – Посмотри же, какое яблочко я тебе принесла…»
Притворяться больше нет сил. Не открывая глаз, Игорь протягивает руку, чтобы взять яблоко, но пальцы натыкаются на что-то холодное и влажное… Встрепенувшись, он раскрывает глаза и видит над собой необъятный купол ночного неба, усеянного густой россыпью золотистых звезд. Чья-то огромная черная фигура склонилась над Игорем.
– Ваш черед, лейтенант, – услышал он приглушенный шепот Никитина. – Через два часа разбудите Павлова.
Капитан улегся на место Игоря, положил рядом с собой тускло блеснувший в лунном отсвете автомат.
Игорь энергично потряс головой, прогоняя остатки сладких сновидений, откинул на спину повлажневший от росы капюшон куртки, зябко передернув плечами, осмотрелся. На плащ-палатках спали разведчики. Лейтенант отошел от товарищей шагов на двадцать, присел на камень.
В молчаливой чаще тяжело лежала темнота. Окутанные космами тумана вершины лесистых сопок словно плыли в лунной ночи. Ничто не нарушало гордого и угрюмого покоя тайги. И то ли от одиночества, то ли от необъятной тишины холодной августовской ночи Игорю вдруг стало не по себе. Что значит он, слабый человек, крошечная песчинка, в этих диких кручах? Кто он такой? Для чего вторгся в мир этих безмолвных гор-исполинов?
Игорь встал, подошел к товарищам, всмотрелся. Луна освещала их спокойные во сне лица. Все шестеро лежали парами, обнимая короткие десантные автоматы и тесно прижавшись друг к другу спинами, чтобы согреваться взаимным теплом. Создавалось невольное впечатление, что они, облаченные, как братья-близнецы в одинаковую одежду, оснащенные одинаковым оружием, являли собой некую военную семью. И было во всей этой, такой непривычной для Игоря обстановке, что-то сильное, что-то очень мужское, не всем доступное, не каждому по плечу…
Волна торжественной гордости вдруг возникла в его душе: так вот что это такое – глубинная разведка! Это когда души и сердца семерых сливаются в единое целое и в то же время душа и сердце каждого может поделиться на семь частей. Нет, он, лейтенант Игорь Березкин, не одинок среди этих, угрюмо плывущих в ночном тумане гор. Крикни сейчас, и рядом тотчас же встанут шестеро сильных, храбрых, умелых, готовых на всё.
Игорь почувствовал, как напряглись мускулы под камуфляжным костюмом и сердце стало биться гулко и часто.
И снова раскаленное добела солнце жгло тайгу косыми беспощадными лучами. И снова сердце задыхающегося от сумасшедшего бега Игоря колотилось где-то в горле, а впереди по-прежнему мелькали пыльные задники сапог капитана Никитина. Уже не было боли в онемевших от тяжести ранца плечах и не саднило в поясе, истертом широким ремнем, на котором висел тяжелый пистолет в кобуре и набивший на левом бедре синяк увесистый нож разведчика.
Сколько же километров позади? Сколько перевалено крутобоких сопок, оставлено за спиной кочковатых болотистых ма'рей. А сколько еще впереди?
Первым остановился ефрейтор Дудкин. Провел рукой по иссохшему лицу – пальцы окрасились кровью. И лишь тогда Никитин остановил группу. Пошатываясь, доставая на ходу аптечку, к Дудкину подошел сержант Абшилава. Игорь повалился лицом в иссохшую колючую траву, затих. Перевернуться на спину не было сил. Рядом упал рядовой Жаргалов, обессиленно стащил со стриженной ежиком головы пятнистый берет. Вслед за ним один за другим попа'дали остальные разведчики.
Через пятнадцать минут Абшилава остановил кровотечение из носа Дудкина. Негромким, но повелительным голосом Никитин дал команду строиться.
– Кто понесет автомат и ранец ефрейтора? – спросил капитан, пройдясь перед коротким строем своих бойцов. Гусаров молча снял с подрывника оружие, повесил ремень на плечо. Ранец взял Павлов. Никитин встал в голову маленького отряда.
– Лейтенант Березкин за мной, старшина Гусаров замыкающий, группа бего-ом, марш!
И опять затопали по склонам сопок раскаленные десантные сапоги. И снова захрипели в такт бегу семь запаленных глоток.
Напрягая последние силы, Игорь догнал Никитина, схватил его за рукав.
– Остановите группу… Падаю… – прохрипел он, задыхаясь.
– Вперед, лейтенант! – капитан даже не обернулся. – Откроется второе дыхание, еще и меня обгоните.
– Как хотите… Я больше не могу… – Игорь рухнул во весь рост, жесткая прошлогодняя хвоя впилась в щеки, но он не обратил на это внимание, все его тело требовало отдыха, все его существо кричало: «Пить!»
Разведчики окружили лейтенанта. Коротко глянув на карту, Никитин угрюмо скомандовал:
– Гусаров, ведите группу дальше. Азимут двадцать градусов, нас ждать у подножия отметки 1047.
– А может, все вместе пойдем, товарищ капитан? – неуверенно спросил тот, стараясь не смотреть на лежавшего ничком лейтенанта.
– Выполнять! – почти крикнул Никитин.
– Есть! – старшина шагнул вперед. Через минуту разведчики скрылись за густой сосновой порослью.
Игорь тяжело поднял голову, к его щекам прилипли сухие желтые хвоинки, возле виска полз муравей.
– Отправили, чтобы солдаты не видели позора офицера? – прерывающимся голосом спросил он. – А мне плевать! Пусть видят… Теперь все равно… – он безвольно поник всем телом.
Никитин ничего не ответил.
– Что же вы молчите, товарищ капитан? – Игорь попытался сесть, с его плеча, лязгнув о камень, свалился автомат. – Ругайте меня, уговаривайте, чтобы побежал. Только я больше не побегу! – переполненный злостью голос лейтенанта сорвался. – Можете пристрелить – не побегу! Пить хочу, а воды нет! И конца этой проклятой тайге нет! – он остервенело ударил кулаком по сухой земле, упал грудью на корневище старой сосны и тело его содрогнулось от рыдания.
… Вскоре Игорь затих. На обожженной солнцем щеке высохла последняя слеза. Он утомленно прикрыл глаза. Ему вспомнился сон, виденный прошедшей ночью, вновь послышался теплый и родной голос бабушки Веры. Боже, какое же прохладное, розовобокое, все в капельках холодной воды яблоко предлагала она… Ах, если бы это был не сон и сейчас можно было впиться зубами в это великолепное огромное яблоко и есть, есть, не торопясь, наслаждаясь его вкусом и ароматом. Тогда, наверное, не так бы першило в горле, пересохшем от раскаленного воздуха… Но все же, почему он слабее всех в разведгруппе? Почему?! Ведь могут же идти остальные бойцы, почти его ровесники. В чем причина? Неужели все они росли и развивались по-другому?