– С чего ты взял, что это старик?
– Посмотрите: на пятку шибко налегает и ногами шаркает. Верная примета.
– Что еще?
– Собака идет с ними. Большая будет, не лайка…
– Да, все совпадает… – невольно вырвалось у Никитина.
– О чем вы, товарищ капитан? – удивленно поинтересовался Жаргалов.
– Потом, Бато, все потом… А сейчас скажи, что еще видишь?
– Худо они идут, – нахмурился следопыт. – Костров не разводят, остерегаются чего-то…
– А может, разводили где-нибудь?
– Я все вокруг обсмотрел – нет кострища, – твердо возразил солдат. – Почти сто километров мы прошли, воды нигде не встретили… Возле такого ручья любой человек, однако, чай бы сварил, да отдохнул… А эти попили и дальше пошли.
– И куда они пошли?
– Вроде, как сопку вершат, во-о-он ту, – показал рукой разведчик. – Мох два следа показал на ува'ле. Можно бы дальше посмотреть, но темнеет уже.
– А почему ты вчера ничего не сказал?
– Да я подумал, что охотники это. Не хотел зря языком молоть. А сегодня – новые следы, вот и…
– Значит, говоришь, молодой ростом с меня будет?
– Вроде так, – кивнул следопыт.
– А мы это сейчас проверим, – Никитин встал в следы на том месте, где пил воду неизвестный. Попробовал достать рукой до ручья. С первого раза у капитана ничего не получилось, мешал кустарник. Только с третьей попытки, перегнувшись буквально пополам, Никитин смог дотянуться до воды. Неожиданная боль в коленных связках заставила его распрямиться. «Что значит не тренировался целую неделю… – подумал он. – Когда тебе за тридцать, связки сокращаются моментально…» – капитан внезапно прервал мысль, озадаченно посмотрел на Жаргалова.
– Послушай, Бато, тот, кто здесь пил, тоже, наверное, спортивный мужик. А ну-ка, попробуй ты здесь до воды дотянуться.
– Пробовал, не выходит, – сказал Жаргалов. – Росту не хватает.
– Та-а-ак, та-а-ак… – прищурился капитан, снова и снова рассматривая следы. Что-то зловещее было в том, что они рассказали. Никитин попытался представить, как пришли к ручью те двое: жадно припали к воде, потом отдыхали, лежа в кустах, восстанавливая силы. Затем снова двинулись в горы, не оставшись ночевать у ручья, единственного не пересохшего в этой местности. Куда спешили эти люди? Что тяжелое несли в своих рюкзаках? Почему не стали разводить костер?
Никитин был человеком не робкого десятка, но тревога, прокравшаяся в его душу, все разрасталась. Где-то в этих мрачных урочищах затаились двое неизвестных и приготовились коротать ночь. Неожиданно капитан поймал себя на мысли, что ощущает на себе чей-то пристальный взгляд. Он невольно передернул плечами от этого неприятного чувства. Потом, внутренне усмехнувшись, глянул на Жаргалова, молчаливо стоявшего поодаль.
– Больше ничего не хочешь добавить, Бато?
– Никак нет, товарищ капитан. Только разрешите утром показать все это лейтенанту Березкину. Я обещал поучить его разбираться в следах.
Неподалеку заслышались осторожные шаги. Никитин мгновенно бросил ладонь на рукоятку автомата. Из-за раскидистого куста дикой смородины показался Павлов.
– Никому пока ни слова, – успел шепнуть капитан Жаргалову.
– Старшина за вами послал, товарищ капитан, ужин готов, – приблизившись, негромко доложил Павлов.
– Ну пошли, раз готов… – все трое направились к лагерю.
Когда разведчики заканчивали ужинать, с поста вернулся Дудкин, которого сменил сержант Абшилава. Ефрейтор оживленно потер ладонь о ладонь, проворно пристроился к котелку, поддел ложкой солидную порцию гречки, перемешанную с говяжьей тушенкой. Но прежде, чем отправить ее в рот, картинно продекламировал:
– Люблю, друзья, три слова я: отбой, кино, столовая! – и принялся с аппетитом жевать.
Насытившись, он довольно погладил живот, обвел товарищей неунывающим взглядом.
– Хор-р-рошо… Живем не тужим – в разведке служим!
Гусаров подал ему кружку с крепким дымящимся чаем, пару галет и несколько кусочков сахара-рафинада. Ворчливо и одновременно одобрительно проговорил:
– У тебя на все случаи жизни есть присказка, Дудкин. И как в такого болтуна могла влюбиться болгарская красавица? Не понимаю… Ты сам-то не удивляешься?
– Не болтун я, а просто веселый человек, не привык грустить… Может, за это и понравился Пете? Она у меня тоже веселая девушка.
– А не рановато тебе говорить: «у меня?» – резонно поинтересовался Никитин.
– Никак нет, товарищ капитан, – Дудкин вдруг посерьезнел. – У нас уже все решено, только дослужить мне надо поскорее.
– Ну, добро, раз так, развеселый ты наш… – усмехнулся командир. И в его усмешке было больше одобрения, нежели осуждения. – Мне кажется, тебя не сто, а все пятьсот километров без остановки прогони, ты и тогда веселиться будешь…
– Точно! – подтвердил Дудкин. – Мы – крылатая пехота: сто прошли, еще охота! Мне бы только часиков пять подушку придавить, а там… – с этими словами он стал укладываться на походную постель. И когда устроился поудобнее на жестком ложе, добавил. – Только сон приблизит нас к увольнению в запас…
– Отставить, команды «отбой» – не было! – строго перебил его капитан. Все тотчас же насторожились. Никитин чуть помолчал, чтобы придать словам больше значимости, потом заговорил:
– Слушать меня внимательно, разведчики: сегодня на сеансе контрольной связи мной получена радиограмма, в которой штаб проинформировал о наличии в этом районе двух вооруженных диверсантов: один – старик с бородой, другой – молодой, высокий. С ними большая собака. Меня предупредили, что не исключен огневой контакт в случае нашего с ними пересечения. Приказано: движение группы остановить на сутки, замаскироваться и ждать дальнейших указаний. Себя не обнаруживать, диверсантов не задерживать, в экстренной ситуации действовать согласно обстановке… – Никитин прервал речь, прошелся внимательным взглядом по десантникам. Сообщение командира разведгруппы стало для них неожиданностью: лица выражали крайнюю степень удивления и недоверия. Неопределенное состояние солдат подтвердил своим вопросом Гусаров:
– Это вводная для усложнения нашей задачи, или..? – старшина недоговорил.
– Нет, это не вводная, «эр дэ»15 подписал сам комдив! – твердо возразил капитан. – Поэтому, шутки, как говорится, в сторону! Диверсанты где-то совсем рядом, Жаргалов обнаружил и сумел прочитать их следы. Маршрут той группы каким-то невероятным образом совпал в этом районе с нашим. Итак, слушать боевой приказ: с оружием не расставаться ни на секунду, патроны дослать в стволы. Без моего разрешения не отлучаться ни на шаг. Вести непрерывный визуальный контроль прилегающей к лагерю местности. Усилить бдительность, обо всем, что может показаться странным и подозрительным немедленно докладывать мне. Есть вопросы?
Разведчики подавленно молчали. Было видно, что только сейчас до их сознания стал доходить драматический смысл услышанного. Солдатам было трудно поверить, что здесь, на родной мирной земле, далеко от государственной границы могли находиться вооруженные враги.
Представление о них базировалось у молодых парней лишь на военно-приключенческих кинофильмах и прочитанных книгах того же жанра. Никитину даже показалось, что за эти несколько минут его солдаты стали взрослее. Он внимательнее, чем когда-либо, осмотрел подчиненных еще раз. Сказал жестко, как отрубил:
– Гусаров, установите очередность дежурства. Лейтенант Березкин, остаетесь за меня, я поставлю задачу сержанту Абшилаве и скоро вернусь. Всем остальным – отбой! – захватив автомат, капитан неслышным шагом направился в гору, где на посту стоял Резо.
В то время, когда десантники ужинали, на вершине соседней сопки, укрывшись за гранитными валунами, лежали Ральф Чекерз и Тихон Зверев. Рядом, привязанная к дереву за поводок, затаилась огромная черно-серая овчарка. Ральф, не отрываясь, смотрел в бинокль странной удлиненной конструкции.
– Проклятье! – выругался он, оторвавшись от окуляров. – Дело дрянь, старик, они встали биваком.
– Дайко-ся, – Зверев протянул руку, взял бинокль. Совсем близко он увидел вооруженных людей в странной пятнистой одежде.
– Ну, кто это? – Чекерз тронул Зверева за рукав. – Охотничьи егеря, пограничники?
– Откудова пограничникам здеся взяться? – тот не отрывался от бинокля. – До ближайшей границы верст с тыщу будет, а егеря такую одежду не носят и автоматами не вооружены… Это, парень, кэгэбэшники, как я понимаю, чекисты, то есть.
– Что же получается – нас ищут? – встревоженно задышал возле его уха Ральф.
– Похоже на то, – Зверев опустил бинокль.
– А может, совпадение, просто воду искали?
– Навряд ли, – Зверев снова навел бинокль на лагерь. – Чего им в горы было лезть? Этот ручей много верст вниз бежит… Ветки таскают, спать собираются, один вроде радио слушает…
– Который? – Ральф нетерпеливо вырвал бинокль из рук Зверева.
– Тот, что на камне сидит.
– Дьявол его побери! – снова выругался Чекерз. – Это радиостанция, он что-то передает.
– Надо сваливать отсюдова, а то досидимся…
– Не паникуйте, Зверев, понаблюдаем еще.
– Чего наблюдать, дело ясное – не с добра они здеся…
– Двое пошли куда-то… – Ральф передал бинокль спутнику. – Посмотрите, кто этот маленький: узбек, казах, калмык?
Зверев долго всматривался.
– Это, сдается мне, бурят, нашенский житель. Смотрит то место, где мы воду пили да отдыхали… Следы читает, собака! А второй, это, кажись, тот, что с радиостанцией был?
– Да. За старшего, как видно, у них… Как считаешь, старик, смогут они добраться до нас по следам?
– Могут. Этот бурятёнок, навроде, проводник. Видно, что в следах маракует, они нашей тропой пришли!
– Что будем делать?
– Уходить надо! Дошли бы они сюда пораньше – конец.
– А ночью искать не будут?
– Не должны, следов не видно. Что решил-то, говори?
– Погодите, Зверев, – Чекерз задумался. Он вспомнил последний инструктаж перед заброской. Тогда Эдвардс Коэл сказал: «Помните, Ральф, фотоматериалы, за которыми вы идете, имеют такую ценность, что вам категорически запрещается рисковать… Малейшее подозрение о провале или какая-либо нестыковка, и вам дается право свернуть операцию. Тогда будем разрабатывать другой вариант. Если к «почтовому ящику» приведете хвост, вся ответственность падет на вас. Не забывайте об этом ни на минуту, мистер Чекерз!»