– Товарищ капитан, разрешите, я его стреножу? – быстро сказал Гусаров.
– Нет, я возьму его сам… только сам! – Никитин остановился, положил на камень автомат, вплотную приблизился к старику. Тот резким неожиданным движением правой руки выхватил из-за спины пистолет.
– Берегитесь! – крикнул позади Гусаров. Тело Никитина метнулось в молниеносном прыжке. «Браунинг», выбитый из руки бандита, тупо ударился о камни.
– Ну вот и все, бандеровец Стефан Стахур, – сказал Никитин, и все увидели, как лицо старика, рассеченное узким шрамом от лба до подбородка, выражавшее до этого лишь неистовую злобу и ненависть, исказилось от лютого страха. – Ничто в мире не проходит бесследно: в сорок восьмом году, в Карпатах, ты застрелил мою мать и зверски замучил отца… Ты отрастил бороду, чтобы скрыть шрам, думал, что это спасет тебя, но ко лбу и к брови бороду не пришьешь – шрам остался на виду. Я запомнил его навсегда и узнал тебя, убийца… И кличку твою помню: Стецко'-про'клятый, так тебя, изверга и палача, называла вся Верховина… – Никитин с неимоверным трудом выговаривал слова, губы деревенели, почти не слушались. – Ты, наверное, думал, что сможешь дожить до конца и умереть своей смертью? Так нет же! Прошло много лет, и вот я стою здесь, в забайкальской тайге перед тобой. Это не случайность, а неизбежная справедливость и твой закономерный финал, Стахур, – будешь расстрелян!
– Я н-н-ни кого н-не у-убивал! – голос старика, дрогнувший поначалу, вдруг окреп, наполнился силой. – Ничего не знаю… Сочиняешь все, щенок… – его глаза теперь смотрели на капитана с наглой самоуверенностью. – Я – лесник с Ильинки, Зверев, орденоносец, фронтовик!
– Ты фронтовик, кто бы спорил… – на скулах Никитина взбугрились желваки. – Только воевал по другую сторону фронта, в батальоне «На'хтигаль»19. А когда тот паршивый батальон был уничтожен, подался в Карпаты, стрелять в спину советским людям.
– Сочиняешь, гад! Я ветеран труда, почетный пенсионер… А ты по тайге за мной гоняешься? Может, сам и есть бандит…
– Кто я, это известно, – Никитин с трудом шевелил сведенной судорогой челюстью. – А вот кто ты, я сейчас докажу! – он резким движением выдернул из ножен блеснувший нож.
– Н-не у-убивай… Н-не и-и-меешь п-права… П-под суд пойдешь! – старик поперхнулся.
Схватив его левой рукой за ворот дождевика, капитан, упершись локтем этой же руки в горло, придавил бандита к скале.
– Товарищ капитан! – пронзительно закричал Игорь. – Что вы?!
Вместо ответа Никитин запустил отточенное лезвие ножа под одежду старика и рванул его на себя. Пропахшая потом рубаха и дождевик с треском расползлись на его правом плече.
– Лейтенант, – Никитин повернулся к Игорю. – Вы помните мой рассказ о детстве?
– Да.
– Тогда смотрите… Вот оно, доказательство, – шрам от пули моего отца, пограничника, капитана Никитина.
Действительно, на плече старика, пониже ключицы, виднелась отчетливая круглая вмятина старого пулевого ранения.
– Жаргалов! Доставай стропу, вяжи руки этому… – приказал Никитин. Лейтенант, вас попрошу сделать перевязку Гусарову и мне, – он опустился на камень, обессиленно поник головой.
– Вы были на волосок от смерти, товарищ капитан… – Игорь торопливо доставал перевязочный пакет. – Нельзя же так…
Стаскивая с себя набухшую от крови куртку и кривясь при этом от боли, тот глухо проронил:
– Диаметр у такого волоска всегда разный, поэтому иногда есть шанс выжить…
Когда обработали раны и закончили перевязку, Никитин мрачно-торжественно обратился к Игорю, глядя ему в глаза:
– Ну вот, гвардии лейтенант Березкин, теперь ваш ход. Второго диверсанта над взять во чтобы то ни стало и сделаете это вы с Жаргаловым.
– Я все понял, товарищ гвардии капитан, – Игорь в сильнейшем волнении смотрел на командира. – Разрешите идти?
– Не спешите, – досадливо поморщился Никитин. – Пусть Жаргалов сначала след найдет… Запомните, лейтенант, догоните второго – постоянно держите на прицеле, не расслабляйтесь… Волк он, судя по всему, стреляный. Берегите себя, не забывайте, что теперь вас только двое, помощи не будет.
– Товарищ капитан, – бледный как полотно, Гусаров кое-как поднялся с камня. – Я пойду с ребятами, одним им не справиться.
– Отставить, старшина! Ходок из тебя… – сказал Никитин и снова повернулся к Игорю. – Слушайте дальше, лейтенант: если вам удастся взять диверсанта живым, то свяжите его так же надежно, как и этого, – он кивнул в сторону Стахура.
– Что делать потом? – спросил Игорь и Никитин уловил в его голосе неприкрытую беспомощность.
– У вас будет лишь два выхода: ждать помощи на месте или пробираться к своим: определитесь сами, исходя из ситуации… Пленного конвоируйте только связанного, не спускайте с него глаз ни днем, ни ночью. Думаю, что самый близкий путь к людям – в район учений, они уже вот-вот начнутся. Подробно доложите первому вышестоящему начальнику о том, что с нами произошло, кто бы он ни был: «северянин» или «южанин».
– А как же вы, товарищ капитан? – еще более тревожно поинтересовался Игорь.
– За нас не беспокойтесь: боеприпасы есть, продукты и вода на первое время – тоже… Думаю, что уже скоро ее будет в избытке… – Никитин глянул на хмурившееся тучами низкое небо, продолжил. – Немного отлежимся, насобираем дров, и как только услышим вертолет ПСС20, тут же запалим сигнальный костер. Так что все будет хорошо: рано или поздно нас отыщут.
Торопливо подошел Жаргалов, усмиряя прерывистое дыхание, доложил:
– След второго отыскал, товарищ капитан, метров триста отсюда.
– Куда он пошел? – Никитин приподнялся на локте.
– Снова поперек хребта путь держит, но, однако, на юг повернет, дальше сплошные скалы, я по вашей карте посмотрел.
– Как поведете преследование?
– Как соболя гоняют: будем след резать по вероятному направлению. Так время наверстаем, а то уже долго здесь сидим, и дождь вроде собирается.
– Ступайте, ребята, желаю вам удачи и… не прощаюсь, – сказал Никитин, потом, как будто что-то вспомнив, добавил. – Оставьте себе карту, заберите все какие есть веревки, они вам могут пригодиться… – он устало откинулся на спину, закрыл глаза. Было видно, что силы капитана на исходе, ранение и большая кровопотеря давали знать о себе.
Жаргалов навесил на плечо моток альпинистской веревки, молча пошел вперед. С интервалом в тридцать шагов за ним тронулся лейтенант Березкин.
Прошло около часа после того, как ушли Березкин и Жаргалов.
– Товарищ капитан, – помогая себе вырезанным из тонкой лиственницы посохом, снова поднялся на ноги Гусаров. – Я малость отдохнул, пойду за дровами… Потом разведем костер да что-нибудь приготовим поесть.
– Действуй, старшина, только не торопись, береги себя, – прерывисто вздохнул Никитин и с ненавистью глянул на лежавшего под деревом Стахура. – У этого гада картечь тяжелая… Видишь, в военной жизни случается и такое: ты еще жив, но у тебя больше нет сил чтобы драться… Но ничего, лейтенант и Жаргалов справятся и без нас…
– Тот лейтенант и бурятенок щас дырявые как сито где-нибудь валяются, скоро их начнут жрать мухи… – подняв лысую голову и скривив рот в издевательской усмешке, неожиданно прохрипел Стахур. – И ты, москаляка, и твой помогайло тоже скоро сдохнете, у моей централки рон21 добрый – кровушкой изойдете… А я еще поживу… поживу…
Никитин долго молчал, не сводя презрительного взгляда с бывшего бандеровца, потом сказал:
– Долго ты среди наших людей существовал, а так и не понял их. Теперь уже не поймешь, поздно… Тогда, в Карпатах, оставил своих бандитов прикрывать бегство, а сам отвалил… Ваш волчий закон простой – прежде всего спасать собственную шкуру. Мы – другой закваски, поэтому выживем, вопреки твоему желанию. Я уверен, что не наши товарищи, а твой напарник-шпион, сейчас похож на сито! Он ведь тоже по-волчьи ушел, бросив тебя и приговорив к смерти, – Никитин кивнул на крошечную обезвреженную мину, найденную в вещмешке Стахура. – Так что оставь свои надежды, Стецько-проклятый, твоя песня – спета!
Глава 18
Полковник Александров перелистывал журнал с оперативными сводками за истекшие сутки. Новости были неутешительные. Прошли уже все сроки, в течение которых агенты должны были дойти до таежного тайника предателя Захарова, но они так и не появились: ни в месте его расположения, ни на подходах к нему, бдительно контролируемых секретными пикетами. Теперь стало совершенно ясно, что армейская разведгруппа случайно пересеклась с диверсантами, скорее всего, произошло боестолкновение, и враги отказались реализовать свою задачу.
«Гамма» молчит… Молчит, черт побери! И, как назло, нет погоды, потеряны еще одни сутки… Сейчас, на исходе ночи, полковник почти физически ощутил, какая огромная ответственность ложится на его плечи: он должен принимать решение, медлить было уже невозможно.
Светало, когда Александров придвинул к себе телефон, помедлив, набрал номер. Трубку взяли сразу. Голос майора Дымова приглушенно произнес:
– Слушаю.
– Не спите, Виталий Васильевич?
– До сна ли, товарищ полковник…
– Как там, на «ящике»?
– Тихо. Я постоянно на связи с засадами, ничего.
Александров помолчал, в последний раз оценивая обстановку, потом сказал:
– Думаю, товарищ майор, на «ящике» их ждать бесполезно – не придут… Я объявляю «Невод», опасаться, что мы спугнем диверсантов больше нет смысла.
– Согласен, товарищ полковник!
По сигналу «Невод» операция по обнаружению и поимке агентов вступала в завершающую стадию. Личный состав частей внутренних войск и приданных подразделений пограничников приступил к блокированию огромного лесистого района, прилегающего к железной дороге, и начал его прочесывание. Тем временем на вокзалах, станциях, полустанках, аэропортах местных воздушных линий усиливалось наблюдение. Все дороги и автострады перекрывались временными шлагбаумами, подвергался досмотру частный и государственный транспорт. На речных пристанях, паромных переправах выставлялись посты и подвижные патрули. На глухих таежных тропах удваивались засады.