– Ничего не понимаю: каким артистом, зачем?
– Чтобы вас оттуда увести. Иначе бы вы не поверили…
– Ты что же, видел этого… шпиона?
– Нет, не видел, но точно знаю: он в ро'ссыпи залег.
– Но ведь тогда он был почти у нас в руках?
– Никак нет, – покачал головой следопыт. – Это мы, однако, были у него на мушке. Для этого он нас и выманил на голое место.
– Все равно надо было брать! Придавить огнем к земле, как Зверева. Говори прямо: струсил? Приказ капитана Никитина забыл! Ответите за это, товарищ рядовой! – чтобы придать словам больше значимости, Игорь вдруг перешел на уставное «вы».
– Не надо шибко кричать, товарищ лейтенант, пусть думает, что мы вниз пошли, что обманул он нас.
– Послушайте, Жаргалов, а вообще-то, с чего вы взяли, что он в россыпи засел?
– Когда наверх лез, камни маленько переворачивал ногами… Россыпь сырая, там, однако, ключик бежит под камнями.
– Ну и что?
– Камни сверху сухие, светлые, а снизу мокрые, темные… Так след прочитал я.
– А ты не ошибся, Бато? – остывая, недоверчиво спросил Игорь.
– Никак нет.
– Почему стразу не сказал все, как есть?
– Нельзя было, вы бы, однако, не послушались.
– Пожалуй, ты прав… – лейтенант несколько секунд собирался с мыслями, потом спросил. – Что, конкретно, предлагаешь?
– Назад потихоньку пойдем, брать его надо на закрайке леса, чтобы мы в кустах стояли, а он на открытом месте, так думаю.
– Верно думаешь, пошли, – Игорь снял затвор автомата с предохранителя, расстегнул кобуру пистолета. Повернувшись к нему спиной, Жаргалов попросил:
– Товарищ лейтенант, достаньте из моего ранца снайперский прицел, однако, и его черед настал.
– Ты бы вообще снял этот ранец, мешать только будет.
– Слушаюсь.
Тщательно маскируясь в густых зарослях, они медленно двинулись вперед, не сводя глаз с каменистого гольца, держа пальцы на спусковых крючках винтовки и автомата.
Ральф Чекерз открыл глаза, глянул на часы. Прошло ровно двадцать минут. Он издавна приучил свой организм к таким коротким передышкам, хорошо восстанавливающим силы. В этом помогала прекрасно освоенная йога, ставшая привычной и неотъемлемой частью его бытия. Теперь Ральф чувствовал себя значительно свежее. Нужно было идти.
Держа наготове оружие, он медленно привстал и осторожно выглянул из-за укрытия. Никого. Пригнувшись, направился к лесу, прыгая с камня на камень. То, что он увидел в следующую минуту, повергло его, видавшего всякое, в немой парализующий ужас. Буквально в полусотне метров, в густой поросли молодого сосняка, стояли те, двое, что полчаса назад ушли вниз. Один из них, невысокий, скуластый, держал Ральфа на прицеле своей снайперской винтовки.
«Это конец, капитан Чекерз, тебя одурачили как мальчишку, ты – пред вратами ада! – пронеслась молниеносная паническая мысль. Но тут же ее сменила волевая, еще более стремительная, дающая надежду на спасение. – Стрелять! Стрелять первым, как в ковбойской дуэли!»
Неуловимым движением Ральф вскинул пистолет. И тотчас же какая-то страшная, грохочущая сила рванула его вооруженную руку в сторону. Лязгнув, великолепный автоматический двадцатизарядный «Хай стандарт» упал на камни. Ральф хотел прыгнуть, чтобы схватить оружие, но ударила короткая автоматная очередь, пули выбили из камня серую пыль и с вибрирующим визгом унеслись прочь. Теперь стрелял тот, кто стоял ближе и, судя по всему, был старшим. Он же произнес негромким сиплым голосом:
– Медленно подойдите к нам с поднятыми руками. Если попытаетесь их опустить, я буду стрелять на поражение.
Чекерз послушно поднял руки на уровень головы. Не сводя тяжелого угрюмого взгляда с преследователей, шагнул вперед. У него еще оставался один, самый последний шанс в этом, почти проигранном деле, и он решил его использовать. Но для этого надо было подойти к врагам как можно ближе, от расстояния сейчас зависело абсолютно все: спасение, испанская красавица Эделина, пентхаус с видом на любимый солнечный Денвер, дальнейшая жизнь…
– Сдаюсь, не стреляйте, – упавшим голосом промолвил он, медленно ступая по склону. Когда до противника осталось не более тридцати шагов, тот, что был старшим, скомандовал:
– Теперь стоять, не двигаться! – и, не оборачиваясь к своему спутнику, добавил, адресуясь уже к нему. – Пошли, Бато, его надо связать и обыскать.
Вместо того, чтобы приказать Ральфу лечь лицом вниз и вытянуть руки вдоль тела, они направились к нему вдвоем. Это была их чудовищная ошибка, и разведчик тотчас же оценил ее как профессионал. Стоя на месте, как изваяние, внутренне похолодев, он напряженно следил, как неумолимо сокращается расстояние между ним и преследователями. Останься один из них на месте, держа его на «мушке», все было бы кончено. А теперь Ральф был почти убежден в успехе. Ему, в совершенстве владеющему кун-фу, каратэ и еще многими видами рукопашного боя, оба они были не страшны, тем более он близко увидел их изнуренные погоней лица и тяжелый спотыкающийся шаг. А еще он заметил, что, идя на задержание, старший не задействовал естественную подсветку, хотя возможность для этого у него имелась. Солнце било лучами в левый глаз Ральфа, и, если бы старший развернулся чуть правее, оно ослепило бы его полностью, так как ему тоже пришлось бы повернуться для отражения возможной атаки. И тогда Чекерз окончательно понял: этот старший кто угодно, но только не профессиональный контрразведчик. Это придало Ральфу еще больше уверенности. Привыкший за считанные мгновения прогонять в голове массу всевозможных вариантов, когда возникали подобные критические ситуации, он решил начать со старшего, оснащенного скорострельным оружием. Именно в это время тот совершил очередную роковую ошибку: ускорив шаги, он оторвался от снайпера, оставив его за своей спиной. И тот потерял возможность выстрелить, рискуя задеть своего командира. Это был шанс и его надо было немедленно реализовать
Бато увидел, как поднятая правая рука задержанного резко опустилась. Он еще не успел полностью осознать, что означает это движение, лишь обостренное чувство охотника подсказало – оно смертельно опасно для командира. И будто в подтверждение этого в ладони врага блеснуло что-то, висящее, как видно, до этого на эластичном жгуте в широком рукаве куртки. Мгновенная догадка пронзила мозг: «Стреляющий нож!» И следующая мысль, еще более молниеносная: «Огонь!» Но он тут же понял, что выстрелить не сможет, – лейтенант закрыл от него врага. На размышления оставались доли секунды: сейчас командир должен неминуемо погибнуть, потому что не знает, как защищаться от ножа, а может и не видит, какая ему угрожает опасность… Стремительный импульс прошил сознание Бато: «Спасти командира!»
Для этого надо было броситься вперед, чтобы догнать лейтенанта. Но почему так тяжелы ноги? Почему сильное натренированное тело вдруг стало чужим и непослушным?
«Ты испугался, Батомунко? – услышал он негромкий, до боли знакомый и родной голос. – Тебе страшно, сынок?»
«Страшно, отец! Очень страшно… Но я все равно сделаю так, как надо! Как сделал бы, и ты на моем месте…»
Игорь не успел ничего понять. От сильного толчка в спину потерял равновесие, и уже падая, услышал громкий металлический щелчок и вслед за ним исходящий мучительной болью, стонущий выкрик Жаргалова:
– Стреля..!
И тут же лейтенант увидел, что, отделившись от земли в каком-то неестественно высоком, будто парящем прыжке, на него летит сверху тот, который только что стоял с поднятыми руками. Рухнув на камни, Игорь выбросил перед собой автомат и не целясь, наугад, надавил на спуск, опустошая магазин грохочущей нескончаемой очередью, разрубая пространство перед собой смертельно разящим свинцом.
Глава 20
Теперь ему было некуда спешить. Неторопливо, даже деловито, словно только тем и занимался всю свою жизнь, Игорь обкладывал тело Жаргалова плоскими гранитными камнями. Сперва он обложил его с боков, соорудив нечто вроде склепа, затем закрыл ноги и грудь, оставив открытым лишь лицо разведчика, уже не смуглое, как при жизни, а матово-белое, с неотвратимой печатью смерти на закаменевших чертах.
Потом лейтенант долго и неподвижно сидел у временной могилы боевого товарища, обессиленно уронив кисти рук между коленями. Тяжелые мысли овладели им. Вдруг вспомнилось, как обрадовался Бато, когда узнал, что его берут на задание. Словно наяву Игорь увидел его улыбающееся лицо, азартно загоревшиеся глаза, услышал слова: «Спасибо вам, товарищ гвардии лейтенант! А то у меня все сердце по тайге изнылось…»
Игорь неотрывно смотрел на лицо Жаргалова, горькие мысли роились в голове: «Почему такая несправедливость? Ведь жизнь мальчишки только-только начиналась… Его ждут дома отец и шестеро братьев… Кто и зачем послал в русскую тайгу убийцу, что лежит сейчас на камнях?» – сдавленный мучительный стон вырвался из груди Игоря. Стиснув виски изодранными до крови ладонями, он закрыл глаза. Неожиданно ему вспомнился давний случай, произошедший еще во время учебы в институте. Тогда, построив кое-как в две шеренги их, шалопаев-студентов, разбитной майор, начальник лагерных сборов, весело сказал: «Ну что, будущие лейтенанты-дилетанты, в военную форму вас облачили, начинаем служить…»
«Лейтенант-дилетант! – Игорь до скрипа в зубах стиснул челюсти. – Ни на что ты не способен, ни к чему не гож, как оказалось. Тебя назначили командиром, доверили жизнь людей. Командир должен предвидеть абсолютно все, учитывать каждую мелочь, многое знать и уметь… Ты не готов к этой роли, взялся не за свое дело, – и в результате – гибель человека. Капитан Никитин строго предупреждал, расставаясь: «Будьте готовы ко всему, даже обезоружив врага, не теряйте бдительности, постоянно держите его на «мушке!»
Неожиданный шорох вывел Игоря из глубокой отрешенности. Серая мышь-каменушка, выбравшись из-под камней, замерла на задних лапках и смотрела на человека крошечными бусинками глаз. Ее усы настороженно шевелились. Игорь поднял голову, и мышь, коротко пискнув, исчезла. Это испуганное бегство вывело, наконец, лейтенанта из состояния оцепенения. Игорь вновь увидел густую поросль зеленой тайги на склоне каменистой сопки. Заметил, как сквозь трещины в гранитных обломках россыпи тянутся к свету длинные побеги дикого папоротника с резными листьями, как под легким ветерком покачиваются пушистые ветки кедрового стланика, как у старого