— Пока привыкайте к мысли, что деньги — ваши и кровью нигде не надо расписываться, а я полечу вашу шею.
Те же манипуляции с артефактом, вдоль спины. От затылка до поясницы, хорошо, что мать сидит на табуретке, ничего не мешает мне и через пять минут я сажусь на свой стул с довольным видом, а у матери больше не болит голова.
— Вам нельзя носить тяжелое на руках, помните про это, — говорю я ей и тянусь к бутылке, — Теперь можно и выпить, давайте стопки.
Я налил себе побольше, чтобы все же показать, что коньяк ничем не заражен и хлопнул рюмку первым, для этого же самого. Следом выпили и родители, мать маленькими глотками, отец, залпом, еще не научился пить такие напитки со вкусом.
— Теперь доставайте тетрадку и ручку, я расскажу, что вы должны сделать, чтобы потратить все деньги с толком, но, без спешки. Лучше записать мои слова, чтобы память не изменила от таких переживаний, — я знаю, что у матери всегда под рукой писчебумажная продукция и не ошибаюсь в этом и сейчас.
Она привыкла записывать все, что происходит в детском саду каждый день и, вообще, любит писать.
Немного молчу, собираясь с мыслями, тем временем уже налито и по второй рюмке и мы, с отцом, выпиваем по целой, мать же, побаивается соответствовать нам, головные боли у нее и после алкоголя появляются каждый раз.
— Так, деньги придется потратить все, до последней копейки, желательно, не позже восемьдесят восьмого года. Можно это дело растянуть и до девяностого, только все станет еще дороже. Это — первое условие, записали?
Отец, очевидно, не понимает, куда можно потратить такие деньжищи за шесть лет.
Мать, сосредоточенно выводящая слова в тетрадке, кивнула головой.
— Второе, купите кооперативную квартиру, машину и можете домик в хорошем месте, на озере, недалеко от города. На это уйдет тысяч двадцать, в мебель или ремонт домика не вкладывайтесь, все очень быстро устареет — и мебель и ремонт, главное — сама квартира и земля в хорошем месте.
— Можете пока положить на две сберкнижки по пять тысяч рублей, остальное придется хранить дома. Эти деньги можно объяснить подарком от родителей. Придется в паркете устроить серьезный тайник, остальное хранить пока там, только в пакете, чтобы не промокло, если зальют соседи. На сберкнижки деньги положите хоть завтра, тайник требуется сделать без шума, дверь лучше поменять на железную с хорошими замками. Можно и не менять, чтобы подозрений меньше было.
— Третье главное условие — никому, даже родственникам, тем же родителям, друзьям или сыну, когда подрастет — не рассказывать о деньгах, покупках и прочем. Впереди, лет через десять, очень тяжелые времена, всем будут заправлять настоящие бандиты, поэтому — никому ни слова, даже по пьянке, что есть лишнее жилье и деньги.
Родители, как раз, у меня не разговорчивы и совсем не хвастливы.
Хорошо, что выпили, по трезвому родители точно не смогли бы слушать серьезно такие предсказания, про власть бандитов и полную тайну вкладов.
— А остальные деньги? Куда потратить? — отец настроен серьезно слушать меня, как и мать, активно работающая ручкой.
— Можете скататься за границу, по путевке, обязательно поменяйте все положенные туристам доллары в Центральном банке, который в начале Невского проспекта. По двести долларов поменяете на каждого, сколько разрешено, там курс по шестьдесят шесть копеек и скоро это станет гигантскими деньгами, — вспомнил я такой странный момент из жизни позднего СССР. Доллары на черном рынке можно сдать по три-четыре рубля, а меняют туристам по шестьдесят копеек.
— На оставшиеся деньги попробуйте купить пару квартир, придется через брак действовать, дело это — не простое. Надо хорошо понимать, когда и кому отдавать деньги в такой многоходовой комбинации, хорошо бы вам устроиться на работу в Горжилобмен, чтобы быть в курсе всех дел, — сказал я матери, помня, что у нее все хорошо с головой и считает она отлично, в отличии от отца, который таким занятиям явно не благоволит, предпочитая копаться в технике, — Хотя бы на пару лет, чтобы изучить тему. Записывайте, записывайте, теперь у вас много времени думать, учиться, чтобы не совершать ошибок, на жизнь деньги есть и на много чего еще.
— Еще запишите, деньги, рубли, будут дешеветь постоянно. В самом начале августа 1998 года переведите все сбережения в доллары, но помните, что и валюта, и рубли будут все равно обесцениваться, поэтому покупайте недвижимость и землю в двухтысячном году, чтобы снова продать ее до две тысячи восьмого года. Да, недвижимость за границей не покупайте, будет очень много предложений, только продавайте другим. Записали? Вот, вроде и все, основные знания о будущем.
— Вот еще, перед августом 1998 года наберите в банках побольше кредитов в рублях и переведите их в валюту.
Мать и это предсказание старательно записывает в тетрадку.
— Да, еще появятся электронные деньги в две тысячи десятом году — биткоины их будут называть, продавать сначала по пол доллара будут, купите все, что сможете, они до шести тысяч долларов за штуку вырастут, на моей памяти.
Мать усердно скрипит ручкой по бумаге.
Конечно, жарким летом восемьдесят второго года, при многолетнем правлении Леонида Ильича Брежнева — такие реалии очень странно слушать, про доллары, биткойны и зарубежную недвижимость, но пачки денег на столе очень реальны и придают весу моим пророчествам.
Теперь, я смогу узнать, как изменилась жизнь родителей после того, как я так грубо вмешался в ее обыденную действительность.
И окажется ли мой прообраз теперь на берегу Вуоксы в ту злополучную грозу?
Хотя, почему злополучную?
Мой перенос в мир Черноземья дал мне так много возможностей, даже — пережить много жизней, силу и знания, которые я, по большому счету, еще и не проявил почти никак. Можно и попробовать устранить такое явное несоответствие формы моему внутреннему содержанию.
Мы еще немного посидели, допили коньяк, родители притихли, прикидывая, как теперь изменится их жизнь и их можно понять. Может, то, что они излечились от постоянных болезней и притом, навсегда, они еще плохо поняли, но пачки денег на столе уже показали, что прежней она не будет.
Напоследок, уже одеваясь, я вспомнил последнее, что потом очень расстраивало мать:
— Да. Если родится девочка, постарайтесь, чтобы она никуда не уехала из страны замуж, особенно, в Штаты.
На их немой вопрос, как же можно отказать ребенку в таком немыслимом счастье, как выехать в капиталистический рай, я ответил коротко:
— Просто ее и внуков потеряете, они станут другими. Совсем другими.
Глава 27 ОБИДНОЕ ПРОЗРЕНИЕ И ЧЬЯ-ТО СМЕРТЬ В ТЕМНОТЕ
Прошелся обратно пешком до Никольского собора, обошел его вокруг и пошел дальше по каналу Грибоедова, где несколько раз попались навстречу стайки молодых парней, похожих на гопников. Мысли пристать у них, кажется, появлялись, но мой решительный вид и недобрая усмешка чем-то их смущали.
Дошел до Казанского, потом до Храма Спаса на крови, постоял рядом, разглядывая собор и проходящую мимо советскую публику. Потом по Мойке добрался до Михайловского замка и задумался о том, почему места смерти двух российских самодержцев находятся так близко друг от друга, не более пятьсот метров.
Получается, это прощальный проход по городу с великой судьбой и историей, в его социалистическом оформлении, заметно уступающему современному.
У меня осталось полторы тысячи рублей, на всякий такой пожарный случай, если что-то произойдет не по моему плану. Завтра утром есть договоренность, что на Лиговский приедет прикормленный таксист, я погружу свои припасы и снарягу в его Волгу и мы выедем по направлению в Лосево, свернем на проселочную дорогу и потом, еще раз повернув, приблизительно доберемся до места, где я оставил машину в тот самый раз и пошел к реке, собирая грибы. Грибы, кстати, могут и сейчас уже попадаться, так что я займусь тихой охотой, в ожидании грозы, если сразу не повезет оживить капсулу на берегу.
Коньяк уже выветрился, очень хорошее качество и реальная выдержка, отец признался, что даже не подозревал о наличии в СССР таких элитных продуктов.
— Теперь начнете разбираться в таких вещах получше, — улыбнулся я ему в ответ и добавил, — Эти бутылки в Грузии делают только для себя и купить в магазине их даже там — почти невозможно.
Я одобряю такой подход — все лучшее себе и своему народу.
С уставшими спиной и ногами зашел в свой новый двор, уже ближе к полуночи и в этот раз, дружная, подогретая спиртным компания в центре двора заинтересовалась моей персоной и захотела пообщаться.
— Мужчина, можно вас, на минутку, — позвали меня в пространство, огороженное тремя скамейками, поставленными треугольником в центре двора.
Я присел рядом и с удовольствием вытянул уставшие ноги.
Началась легкая пробивка, что да как, нет ли нужды в чем и нет ли проблем. Ни нужды, ни проблем у меня не нашлось и тогда стали поступать намеки, что жизнь в таком хорошем месте не должна ограничиваться только платой за комнату. Хорошо бы доплачивать за хорошее отношение от таких славных и сильно могучих парней, как оказалось.
Я только улыбнулся и предположил вслух:
— Такие парни должны бы мне доплачивать, за хорошее отношение и прикрытие глаза на мелкую спекуляцию.
Народ вокруг замер, помолчал и главный, судя по всему, хорошо накачанный парень ответил мне просто:
— Больше вопросов не имеем.
Теперь будут пробивать через своих ментов, кто я такой и почему так борзо себя веду, как опер при исполнении. Впрочем, мне все равно, рано утром у меня выезд, а так бы подослали ко мне участкового для проверки документов. Если бы еще оставался здесь пожить, то, желательно было бы прогуливаться к вокзалу каждые два-три дня и брать у кого-нибудь из проводников поездов билет, что я только приехал сегодня и у меня есть законные три дня на регистрацию. Но, ночью проверки не будет, а утром местные крутые перцы будут сладко спать.