А потом уже он увидел принцессу воочию.
И да, Алан знает, что Рэй захотел ее. Будь она не такой красивой, он, быть может, остался безразличен. Но он, на самом деле, возжелал ее до одури. А потом, едва получив, проведя с ней одну единственную ночь, сразу же остыл. И больше он не хотел к ней даже прикасаться.
А другие хотели. Очень.
И Алан хотел.
Еще бы – Антуанетта родилась редкой красавицей. Любой мужчина гордился бы такой женой, выставляя ее напоказ, словно трофей. Она была обучена манерам, образована и спесива, как любая наследница престола. Просто дикая кобылка.
– Леди, – Алан склоняется к одной из девушек, приподнимает ее маленькую ручку, затянутую в перчатку, слегка касается губами и пристально смотрит в стыдливо опущенные глаза фрейлины.
Смущающиеся, робкие девушки – его слабость.
Гм…
Вообще-то, он здесь не для этого.
У него важнейшее поручение – отсеять неугодных. Когда еще не все заговорщики найдены, стоит быть начеку. Император распустил штат фрейлин своей жены, теперь стоит сформировать его заново, а это значит, что придется выделить какие-то семьи в ущерб другим.
Алан распрямляется, выпуская из ладони хрупкие женские пальчики.
Сейчас, когда положение Антуанетты так шатко, многие рода пытаются пристроить своих дочерей в ее свиту. Еще немного, и император будет вдов – так все считают. Алан морщиться при одной лишь мысли об этом. Как эстет, он не в силах вынести даже мысль, что юную красавицу Антуанетту обезглавят. Нет, ее место не в могиле, а в постели, рядом с мужчиной. С ним. Уж он-то сумел бы сделать так, чтобы она не смотрела в сторону других. Она бы ходила брюхатая постоянно, потому что Алан хотел бы ее каждый день. И он бы усыпал ее драгоценностями, баловал бы ее и нежил. Она этого достойна. Такая смелая – как она говорила с Рэем, посмела спорить с ним, возилась с Эмсвортом, будто не боясь наказания.
Алан не хотел бы ее смерти. Он хотел бы ее себе. Давно уже мечтал об этом. Сох по ней, как кретин. А она смотрела на всех, кроме него. Будто специально. И даже однажды сказала, что, не будь Реигана, отдалась бы сразу. Водила его за нос, негодяйка. Он не поверил, конечно. Или поверил?
Как ее заполучить? Хотя бы единожды.
Алан встряхивает головой, прогоняя эти мысли.
Девушки выстраиваются в ряд, и герцог Бреаз медленно идет перед ними. Некоторые семьи он не может проигнорировать, и виной всему кровавая резня, которую устроил Реиган сразу после смерти отца. Во-первых, полетели головы всех любовников Антуанетты. Если раньше Рэй терпел их, потому что его интересы пересекались с интересами отца, то получив власть, он уничтожил всех, кроме Эмсворта. Во-вторых, он ввел армию в столицу, раздав своим приближенным новые должности и перетряс все вверх дном в поисках заговорщиков. Двор не скоро ему это простит.
Правда, сейчас нет силы могущественнее, чем Реиган Уилберг. И это пугает некогда мирных соседей Эсмара.
Алан понимает, почему Рэй так заинтересован в Саореле. Многочисленная армия Эсмара может оказаться ничтожной против сил союзников с юга. Если другие государства объединятся, то ослабленный девятилетней войной Эсмар может пасть.
Покорная, любящая и верная принцесса Саореля ему нужна. И ему нужен наследник.
Быть может, это неплохо. Если Антуанетта вернется, у Алана будет шанс попасть в ее постель. А, если она будет беременной от Рэя, то их связь не будет иметь последствий.
Алан вновь морщиться. Он никогда не предаст Реигана – они лучшие друзья. Эта женщина, проклятье, три года назад встала между ними, отравляя эту дружбу и уничтожая Алана. Такая красивая – хоть умри.
А в Рьене она и вовсе стала нестерпимо притягательной. Такой стойкой, смелой, рассудительной и гордой, что Алан едва удержался, увидев ее с капитаном Эртом. Рэю он готов был уступать, но какому-то графу… никогда. И все-таки, что ему сделать, чтобы эта женщина хотя бы на него посмотрела?
Быть может, ему нужно ей помочь? Сделать так, чтобы она вернулась в Вельсвен? Если Рэй отправит Алана вместе с войском на юг, герцог еще долго не увидит ее и не будет иметь возможностей заполучить.
А еще Алан умалчивал о том, что ее имя уже много раз звучало в пыточных из уст заговорщиков. У него уже было так много рычагов давления на нее. Что, если просто вынудить эту дикарку быть с ним?
О, Алан ее просто ненавидел. За то, что заставляла страдать, любить, сгорать от страсти. За те ее слова: «Если его не будет, отдамся вам сразу, герцог Бреаз!» Какая глупость, а Алан помнил.
Эта женщина – яд! Но такой сладкий, что он бы глотал его вместо вина.
– Леди, благодарю вас, – кланяется он, заканчивая осмотр прелестниц, – решение вскоре будет принято.
До коронации осталось не так долго. Пройдет траур, и Реиган пригласит Антуанетту в столицу. Она должна быть рядом с ним, изображая счастливую супругу, когда он будет коронован. Формально Рэй уже император, но ему должны присягнуть все вассалы, включая короля Саореля. А в самом Саореле, кажется, очень недовольны тем, что принцесса не получит титула императрицы.
Алан вдохнул – он просто не может в очередной раз упустить свой шанс.
Глава 16
Антуанетт-Аннабель
– Ну, что, – я сажусь на постель, вглядываясь в бледное и мрачное лицо Элизабет, – и зачем ты это сделала?
Она дует губы и отворачивается.
– Хорошо, – соглашаюсь я. – Не хочешь говорить – твое право, но послушай меня, – умудренную жизнью женщину, – если ты продолжишь вредить мне, вести себя, как дура, предъявлять претензии Софи или семье Ройсов, думать, что ты пуп Земли, у меня для тебя плохие новости, – и я ловлю на себе ее изумленный и обозленный взгляд, – Рьен – это не Вельсвен, а я – не капризная принцесса. Уясни уже, Элизабет, от нас самих зависит, какой будет наша жизнь здесь. И, если честно, от тебя пока мало толка. Посмотри, наконец, вокруг – мы здесь одни, в столице нас никто не ждет, я, ты, Софи, капитан Эрт, его солдаты и Ройсы – все. Надо держаться друг друга, а не устраивать грызню и уж тем более не сводить счеты с жизнью. Но, – и я втягиваю кислород, потому что начинаю закипать: – если не согласна с этим, я тебя не держу.
Глаза Элизабет лезут на лоб, она хватает ртом воздух. А я продолжаю:
– И, если захочешь закончить начатое, спасать еще раз не буду.
Она снова отворачивается, а я поднимаюсь и оглаживаю юбку. Смотрю в окно несколько долгих мгновений – раннее солнечное утро. Я стала просыпаться с рассветом, чтобы успеть закончить все дела до захода солнца, потому что жечь свечи очень дорого. А еще потому, что в замке всегда нужно что-то делать.
– Подумай над моими словами, – говорю я фрейлине и направляюсь к выходу.
Одеяло вдруг шуршит, Элизабет приподнимается. До меня доносится ее хриплый и ослабший голос:
– Ты чудовищно выглядишь, Анна, – а когда я оборачиваюсь, она виновато хлопает глазами: – Эта Софи не позаботится о твоих волосах так, как я. И что с твоим платьем? Шнуровка ослаблена. Это небрежно. Так не ходят.
И я вижу, что она напугана и ей неловко, а еще страшно, что я отвернусь от нее. Я. Единственная, кто у нее есть. Теперь.
– Тогда я жду, что ты начнешь уделять своим обязанностям больше времени, – говорю и, наконец, улыбаюсь.
Дрожащая улыбка скользит и по губам Элизабет.
– Я боюсь, – говорит она. – Мне так страшно, Анна. Знаешь, что случилось с императрицей Клеменцией, матерью Реигана?
Элизабет подбирается в изножье кровати, путаясь в длинной сорочке. Ее трясет – болезнь еще не до конца отступила, а голод совсем ее обессилил. Но даже сейчас, бледная, с черными длинными волосами и лихорадочно блестящим взглядом, она очень хороша.
Я сажусь в кресло, поддаюсь вперед и опускаю локти на колени, а Элизабет с недоумением смотрит на мою позу. И я тотчас выпрямилась – черт бы побрал этот аристократический этикет.
– Ну? – поторапливаю ее.
– Клеменция была первой женой императора Ронана, – говорит фрейлина. – Он отправил ее в монастырь богини Аэль, как и приближенную ей фрейлину Габриэлу Пацо. Они обе скончались там через несколько лет. Их кельи были сырыми, еда скудной, а молитвы чересчур частыми. Реиган был привязан к матери, но император был неумолим, разлучив их. Он хотел, чтобы его сын был великим воином и правителем. Говорят, он дал клятву богу-завоевателю, что его сын подчинит себе весь мир, и что род Уилбергов оставит след в вечности, – и фрейлина покусывает губу: – я не хочу умирать, как Габриэла Пацо, я ведь ничего даже не сделала…
– Если будешь слушать меня, умирать не придется.
– Раньше ты не была такой, – говорит она, вглядываясь в мое лицо, – порядочной и умной. Фрейлины при дворе считали тебя импульсивной. И я… тоже. Они вечно играли на твоих чувствах и подначивали тебя. А ты… шла на поводу из-за своей ненависти. Ты сама выбрала Элен, сблизилась с ней и всячески хотела, чтобы Реиган обратил на нее внимание. Не на меня. Ты знала, что… – и она замолкает, справляясь с чувствами, и говорит вновь: – знала, что я хочу быть с ним, люблю его. А теперь я понимаю, почему ты выбрала Элен. Потому что я бы никогда не сделала ничего во вред его величеству, а ты хотела влиять на него через леди Фант.
– Это в прошлом, – отвечаю. – Я справлюсь со всем этим и сама. Но с тобой это будет проще, Элизабет. Я плохо помню, что было до того дня, как Реиган привез меня в Вельсвен. Мне понадобятся все твои знания, в том числе о придворных и приближенных к императору. Нам еще придется вернуться в столицу на коронацию, и я буду уязвима. Я сейчас говорю с тобой в открытую, без всякого притворства. Мне понадобиться твоя помощь.
Элизабет отчаянно вглядывается – так жадно, с такой надеждой, что я испытываю облегчение, когда она говорит:
– Хорошо… да, я… согласна, – а потом часто моргает, встряхивает головой и бодрится: – Только позволь что-то сделать с твоими волосами, ты похожа на простолюдинку, Анна. Тебе нельзя так ходить.
– Сделаешь, когда тебе станет лучше. Надо бол