– Как ваши дела, ваше величество?
Он поворачивает голову и смотрит в окно – рассвет уже. Всю ночь он здесь провалялся – тело будто одеревенело, страшно терзает боль, а еще внутри горит раздражение, что он в полной власти женщины, которая его презирает.
– Где мой командир?
– Караулит за дверью. Позвать?
Реиган молчит и снова смотрит на жену – красивая до одури. Самоуверенная и дерзкая. Но прежней язвительности, презрения и ненависти в ней нет.
– Да. И пусть принесут бумагу и чернила. Я хочу написать Бреазу.
– Давайте, вы сделаете все это, когда я закончу с вашей ногой. Вы потеряли много крови, я сшивала сосуды, перелом открытый, я рассекла ткани. Вы можете подхватить инфекцию, начнется гангрена и вам отнимут ногу.
Реиган хмурится. Она могла устроить ему это – превратить в калеку. И пока он скрежещет зубами, его жена зовет какую-то девицу:
– Нужно обработать… и принеси, пожалуйста, настойку для его величества. Ту, которая успокаивает и снимает боль.
Уилберг не может поверить в происходящее. Он не сразу сознает, что Анна собирается его чем-то напоить, а когда она подносит бутылек к его губам, он мотает головой, расплескивая содержимое:
– Что это?
– Настойка на основе дурманов. Она снимет боль, – спокойно поясняет жена. – Но, если не хотите, я не настаиваю.
Реиган дергает подбородком и смотрит в потолок. Тяжело дышит. Крупные капли пота стекают по его лбу. Ему больно, и еще как! Выть хочется.
– Хорошо, – бросает. – Давай.
И послушно пьет из ее рук. А затем ему становится горячо и сонливо, и боль нехотя, но отступает. Он слышит, как Анна работает инструментом, ощущает холодную резь в ноге и сжимает зубы. Одна его рука туго перебинтована вместе с плечом и прижата к груди, при вдохе он ощущает, как трещат ребра. Сознание слегка путается.
– Еще немного, я скоро закончу, – Анна касается его здоровой руки и невесомо похлопывает по тыльной стороне ладони: – Вы молодец.
Это ему, наверняка, кажется. Ему хочется потянуться за этим прикосновением, догнать его, ощутить еще раз.
Боги… Ему нравится его жена.
Ее новый запах, взгляд, манера держаться, этот знакомый, но другой голос. Ее ум. Рассудительность. Стойкость.
– Кто ты такая? – тянет он.
Сквозь полуприкрытые веки видит, как ее руки замирают, она поворачивает голову и внимательно смотрит ему в глаза. Слегка напугано. И он усмехается – попалась, Анна? Ты – не она. Кто ты, гордая птичка? Как оказалась здесь вместо капризной и истеричной Антуанетты?
Сознание затуманивается, но Реиган не хочет терять эту мысль.
Анна фиксирует его ногу, туго бинтует и бормочет что-то типа: «Завтра я подумаю над гипсом».
А потом она, наконец, с облегчением выдыхает и разминает шею. Смачивает тряпку в каком-то растворе, пахнущим крепким пойлом, и, все еще стоя на коленях, ставит руку у головы мужа и склоняется к его лицу – близко-близко. Так, что Уилберг видит каждую черту ее красивого, молодого лица, ее слегка обкусанные губы, яркий румянец на щеках. Он вдыхает приятный медовый запах ее тела.
Она осторожно прикладывает тряпку к его скуле, и рана на ней начинает щипаться. Реиган морщиться, и Анна поддается вперед и дует, уменьшая его боль.
Уилберг ошарашенно замирает – кто ты, незнакомка?
Ее взгляд пересекается с его взглядом. Они будто соприкасаются – впервые разглядывают друг друга. Беззастенчиво. Оба.
– Попробуйте поспать, я принесу одеяло, – говорит Анна.
Реиган сжимает кулак – как же хочется к ней прикоснуться! Его жена, уставшая, в простом легком платье, в косынке, полностью скрывающей волосы, без грамма пудры и румян, восхитительна! Он никогда не замечал раньше, насколько красивые у нее глаза и насколько спокойный, вдумчивый и немного насмешливый взгляд.
Его рука слабо приподнимается и он, сам того не ведая, обвивает пальцами ее предплечье, не отпуская от себя. Глотает ее запах, напитывается им – и этого вдруг чудовищно мало. Ему хочется ощутить под пальцами шелк ее кожи.
Глава 24
Антуанетта-Аннабель
Оставив императора Эсмара на попечение Элизабет, я лишь на мгновение закрываю веки, проваливаюсь в сон и как долго сплю, не знаю. А просыпаюсь от того, что по дому табуном носятся солдаты и раздаются какие-то крики. Сполоснув лицо, выхожу из комнаты, поняв, что солнце укатывается за горизонт – скорее всего, время к вечеру. Тяжелые дождливые облака висят где-то на востоке, а на западе открывается вид на глубокую лазурь неба и маленький поплывший солнечный диск.
Когда я понимаю, что происходит, меня берет оторопь – в одной из комнат устраивают Реигана. Его перенесли туда без моего ведома. Впрочем, нет – я вообще запретила его трогать, а меня ослушались. Понимаю, что это было сделано по приказу самого императора. Но он в себе, вообще? Я всю ночь его оперировала, пытаясь обеспечить его голени полную неподвижность!
Злюсь. Внутри кипит не то, что негодование, а ярость.
Остолоп проклятый!
Натыкаясь на солдат, вхожу в комнату, которую прежде занимала Элизабет. Ту, что рядом с моей.
Его императорское величество лежит в постели, облокачиваясь на подушку. Весь в поту, желваки на щеках ритмично двигаются, едва пар из ушей не идет. Представляю, как у него все болит. Он в сознании, более того, выглядит неплохо – взгляд не затуманенный, цепкий, слегка рассерженней. Синий, словно иней. Все, как в песне.
И вот этот взгляд выхватывает меня в суматохе, и я ощущаю себя обожженной, будто окатили кипящим маслом. Но надолго внимание Реигана не задерживается. Император диктует послание командиру – тот спешно записывает, потом протягивает его величеству бумагу для подписи, и тот даже умудряется подписать своими перебитыми пальцами.
А в это время по комнате ходит слуга его величества и готовит все для бритья, будто это сейчас, вообще, имеет значение! Надо же, император привык бриться каждый день и никогда не изменяет этому правилу. Даже находясь одной ногой в могиле. Буквально.
Зараза, ну.
Мощный обнаженный торс перебинтован, но с пальцев руки «бинт» снят.
С меня сбегает злость, потому что накрывает изумление. И немного странного болезненного трепета – этот мужчина бесстрашен и очень силен. И, кажется, именно его звериная злость, его хищная и суровая натура – топка для его воли. Он будет жить всем назло. Даже мне.
Я жду, когда он закончит с указаниями. Реиган не торопится, но и не прогоняет меня. А я замираю у окна, складываю руки на груди и жду. Сама не знаю, чего. Может, ну его к черту? Еще нянькаться с ним. Нужно ли, вообще, пытаться с ним договориться? Он, видно же, все давно решил.
И все-равно жду.
Хотя бы для того, чтобы в лицо ему все высказать.
Командир уходит, и слуга принимается за бритье. Мне приходится дождаться, когда мой муж будет удовлетворен бритьем и свеж, словно бутон розы. И только когда закрывается дверь, и мы с Уилбергом остаемся наедине, я разворачиваюсь к нему. Не успеваю излить негодование, потому что он говорит первым:
– Кто ты такая?
Эта рубленная фраза припечатывает меня к месту. Она наполняет тревогой все вокруг, и мое будущее кажется еще более туманным, если не сказать ужасающим.
– Я? – мой голос предательски ломается. – Ваша жена.
На губах Реигана расцветая усмешка.
– Впервые это от тебя слышу, – произносит он. – Значит, ты моя жена?
Уточняет так, будто за этим кроется что-то чудовищное. И, тем не менее, я киваю.
– Хорошо, – улыбка не пропадает с его лица, а становится еще более зловещей. – Раз ты моя жена, будь добра, не подсылай ко мне своих фрейлин. Или думаешь, я заинтересуюсь леди Голлен, находясь в таком состоянии?
– Что? – фыркаю я. – Элизабет просто следила за вами. Я устала, и мне нужен был сон.
– Не рассчитывай на то, что мое внимание переключится на другую женщину, Анна. Больше никаких отговорок.
Представляю на секундочку, как задушу его подушкой.
– Кажется, ваша травма надолго лишит вас возможности демонстрировать свои постельные умения, – говорю я. – Вы потеряли много крови, сломали ногу, ребра и ключицу, у вас ушиб позвоночника и множественные ссадины, – напоминаю ему, – разумеется, это для вас сущие пустяки, но я все-таки рекомендовала бы вам покой хотя бы на два ближайших месяца.
– Откуда ты этого понабралась? – спрашивает он. – Ты за все время нашего брака не прочитала ни одной книги.
– Откуда вам знать, если вас никогда не было рядом?
Этот упрек заставляет мужа стиснуть зубы. Я опасаюсь, что он вспылит, но он вдруг приказывает:
– Подойди ко мне.
В этом случае нужно использовать волшебное слово «пожалуйста», но Реиган не умеет просить. Он с детства всем приказывает. А я испытываю злость, потому что он – не только муж, но и император, и я понимаю, что спорить с ним опасно.
Подхожу.
– Ближе, Анна. Сядь на постель.
Сажусь и смотрю на него во все глаза. А он разглядывает мое лицо. Его рука приподнимается, и я втягиваю носом воздух. Веки слегка вздрагивают, когда его израненные пальцы касаются моего лица, нежно прихватывают подбородок. Шершавые подушечки ведут по линии челюсти, а затем Реиган проводит ладонью по моей щеке.
Я ощущаю, как по спине прокатывается волна горячей дрожи. Супруг осторожно поворачивает мою голову туда-сюда, разглядывая, а затем касается волос, вытягивает прядь из прически, потирает ее в пальцах.
– Это ты, – выдыхает вдруг. – Но другая. Совсем другая. Кто ты? Расскажи мне.
Он опускает руку, и я уже хочу вскочить, потому что его близость и прикосновения смущают и злят. Я взрослая женщина, но впервые ощущаю себя такой уязвимой. Этот человек будто пытается владеть и распоряжаться не только моим телом, но и моей волей, а я не умею беспрекословно подчиняться. Не привыкла. Это идет вразрез с моим характером и личностью. Это угнетает.
Но сердце бешено колотится в груди.
А его рука тем временем находит мою, и я смотрю, как наши пальцы соприкасаются – мои тонкие, нежные и его грубые, перебитые. А Реиган перебирает и поглаживает, мягко переворачивает ладонью вверх.