– Откуда эти мозоли?
Я едва его слышу из-за грохота сердца в ушах.
Реиган ведет большим пальцем по моей ладони.
– Анна?
– Не знаю, собирала установку для анестезии, – отвечаю нервно, и высвобождаю свою руку.
А пальцы горят от его прикосновений, и меня это бесит.
– Я жду, Анна.
Все внутри клокочет от непрошенных эмоций, и я впервые хочу вспылить и потребовать, чтобы он меня больше не трогал. Никогда. И отчетливо понимаю, что, если попаду в его постель, это меня убьет. Уж лучше пусть меня сочтут сумасшедшей.
– Я из другого мира.
На этом все. Пусть теперь делает, что угодно.
***
Брови Уилберга ползут вверх, губы подрагивают, и он смеется, но почти сразу морщится от боли. Попробуй-ка похохочи с поломанными ребрами! Меня же буквально бьет током, потому что я рассчитывала на другую реакцию. Возможно, на то, что над нами разверзнутся небеса? Или на то, что император онемеет, а его глаза вылезут из орбит от изумления. Хотя бы на то, что он потребует подробностей. Но он смеется. Всего лишь.
Если подумать, это не самое худшее.
Вообще, ситуация странная. Реиган не верит ни в мою ложь, ни в правду.
Я поднимаюсь с кровати и иду к выходу, мысленно посылая все к черту. Но голос императора догоняет меня у дверей.
– Анна.
Оборачиваюсь.
А вот теперь время как-то неестественно замедляет ход. Я слышу собственное дыхание где-то внутри себя. Штормовые глаза Реигана смотрят на меня иначе. Без ненависти. Он просто разглядывает, пока я стою перед ним во весь рост. Разумеется, я выгляжу слишком просто для принцессы: никаких украшений, пышных причесок, кружевных перчаток и вееров. На моем лице ни грамма косметики. Быть может, Реиган, наконец, видит, что я не такая уж красавица?
– Я знаю, что ты виновата в смерти моего отца. Я предупредил тебя, что ты будешь казнена, как только родишь мне ребенка.
Я настолько не ожидаю от него этих слов, что сперва не могу в них поверить. Они едва касаются моего сознания, ведь я до последнего надеялась, что смогу убедить Уилберга не только оставить мне жизнь, но и дать возможность жить вдали от него. Я показала ему, что могу быть полезной Эсмару. Я рассчитывала, что он поставит пользу от моих изобретений выше собственной ненависти.
– Но теперь я думаю, – его взгляд, словно горячий солнечный луч, скользит по моему телу, – что хочу много детей.
Этого я не ожидаю еще больше.
– Исключено, – на секунду теряю хладнокровие, но вовремя беру себя в руки. – Я как раз хотела поговорить с вами об этом… На самом деле, я ждала вас. Хотела показать, как изменился Рьен благодаря моим усилиям.
– Я получал об этом донесения каждую неделю.
– И это вас не интересует? А отчеты мэтра Финча? А знания, которые я могу ему передать? Это разве не ценно для вас? – сурово спрашиваю я. – Освободите меня от этого брака, и я сделаю все возможное для величия Эсмара. Я дам вам антибиотики, и люди перестанут умирать от инфекций! У вас будет самая сильная медицина, даю вам слово. Я предлагаю вам быть партнерами. Союзниками, в конце концов!
– После того, как ты решила убить моего отца? – его голос звучит ровно, без прежней ярости, но в нем ощущается напряжение.
А я сжимаю кулаки, потому что прозреваю. Я верила в его эфемерную разумность. Верила, что он, будучи императором, осознает, насколько я могу быть важна для Эсмара. Вся моя тактика строилась на том, чего не было и в помине.
– Вы вменяете мне в вину смерть вашего отца, забывая, что вы убили Хейдена Берка.
– Ты предсказуема, Анна. Я ждал, когда снова прозвучит это имя, – лаконично отвечает Реиган. – До сих пор оплакиваешь его?
– Я его не помню!
– Но упрекаешь меня в его смерти. А ведь я убил его честно. В открытую. На поле боя. И твои слезы о нем – просто плевок в мою сторону. Я твой муж, а он – никто. Но ты позволила ему стать твоим первым мужчиной. Так что да – я счастлив, что убил этого сукиного сына. Была бы возможность, сделал бы это еще раз.
– Мне жаль, что все это было в вашей жизни. Жаль, что было в моей. Но сейчас я не хочу воевать с вами. Я готова на компромиссы. На мир. На любые ваши условия, кроме откровенно жестоких, ставящих меня на колени, унижающих, превращающих в невольницу. Я рассмотрю любые предложения, но я никогда, – тяжело сглатываю, – никогда не стану с вами спать против воли, уж лучше убейте.
– Удивительно, Анна, – зло усмехается муж, – ты готова на все, кроме того, что мне действительно нужно.
– Почему вы не дадите мне развод? Я уеду в Саорель, если хотите. Он будет вассальным, увеличьте налог, я выплачу любую сумму, я отдам вам все права на любые изобретения, я подпишу любые бумаги…
– Я хочу тебя, Анна, – рычит он. – Мне плевать на все остальное.
Я в третий раз просто немею.
Он сказал, что…
– Не заставляйте меня, – тяжело втягиваю я воздух, – если вы хоть раз силой…
– Подписав мир и передав тебя в Эсмар, твой отец заключил со мной сделку, а это значит, что ты будешь спать со мной и рожать детей, – припечатывает он и прежде, чем я успеваю что-либо сказать, бросает: – На этом все.
Я все еще сжимаю кулаки и покусываю губы. Будь я женщиной из этого мира, воспитанной в духе времени, я бы, пожалуй, не нашла причин для отказа. Император, будучи настоящим волевым красавцем, выбирает меня на роль супруги и матери его детей – просто восторг. Но я, Нина Виннер, подумываю только о том, что коронованным вдовам тоже можно устроиться в жизни.
– Мне жаль, что вы предпочли стать мне врагом, – говорю я прежде, чем уйти.
Глава 25
Мэтр Финч после своего возвращения в Рьен каждое утро осматривает императора, передает мне все о состоянии его ран и советуется о дальнейшем лечении. Если требуется мой визит к больному, то он обычно начинается с моего скупого: «Все, как обычно?» и императорского сквозь зубы: «Да». На этом наш состоятельный диалог, как правило, заканчивается. Хотя иной раз я спрашиваю: «Болит?» и всегда получаю в ответ: «Терпимо».
Присутствие императора в Рьене делает мой дом объектом пристального внимания. Мне приходится нанять целый штат слуг и выписать мебель, чтобы лорды, которые тащатся в замок, не посчитали себя оскорбленными. Я встречаю их при полном параде, и они лицемерно кланяются, не понимая моего статуса. То, что император благосклонен ко мне, не дает им покоя. А еще они посещают деревню и всякий раз восклицают: «Ваше высочество, это невероятно!» Улицы в Рьене чисты, дети опрятны, есть школа и настоящий «фельдшер» в лице обученной мною Асиньи, местные жители заняты работой и получают зарплату. На моем столе различные угощения, всего в достатке.
Те лорды, что раньше смотрели на меня с презрением, теперь не могут скрыть изумления. А мне плевать. Я извлекаю выгоду: договариваюсь о том, что сыры и мед на стол его величества и знати будут поступать из Рьена, настаиваю на том, что нужно расширить лекарскую школу в столичном университете и организовать обучение сестер милосердия, акушерок, а также анестезиологов и врачей различной специализации. А еще, я полагаю, нужно заставить каждого землевладельца позаботиться об обучении своих людей.
Советники, бесконечные вереницы просителей, военные командиры – все пытаются штурмовать спальню его величества. И всем я оказываю прием, если камергер императора, лорд Мале, велит мне это от имени Уилберга.
Когда прибыли герцог Бреаз и граф Денвер, взмыленные и грязные после дороги, они тотчас были направлены к императору, а лишь затем им было дозволено поесть и помыться.
Реиган никому ничего не спускал, будь то друг, брат, сват или собственная жена. Он требовал доклад в строго установленное время – в шесть утра каждый божий день, но сперва начинали носиться его слуги, потому что он изволил бриться. Мэтр Финч каждое утро торчал у него по четверть часа, и лишь затем Реиган принимался за дела. Граф Денвер, которого Уилберг называл просто Гийом, практически спал у постели его величества, потому что дела с южным королевством становились все хуже, а отложенная коронация, болезнь и отсутствие прямых наследников Уилберга ставили Эсмар под сильнейший удар.
Все жутко торопились поставить Реигана на ноги, поэтому одного Финча оказалось мало. В Рьене теперь толклись и другие лекари со своими ланцетами для откупоривания крови, теориями о волшебных точках на теле и гармонии жидкостей, и я передала его величеству, что, если он хочет умереть, то может воспользоваться их услугами.
Этих шарлатанов не было уже к вечеру. Но наши отношения с Реиганом не стали теплее. Напротив, они настолько обострились, что мы и пяти минут не могли провести друг с другом без обмена «любезностями». Особенно после того, как однажды утром он сказал: «Сегодня я говорил с капитаном Эртом, Анна». Подобные его выпады меня безмерно бесили, потому что я никогда не знала, что за ними последует. «И что?» – кажется, спросила я. «Я усилил твою охрану. Капитан Эрт головой отвечает за твою безопасность». «Отлично!» – выпалила я, еще не представляя к чему это ведет. «Ты очень важна, Анна. Если ты неожиданно пропадешь, это меня расстроит». «Пропаду? То есть, вы имели в виду, сбегу?» И в ответ получила: «Да, я имел в виду именно это».
Реиган Уилберг исключил все мои попытки бежать еще до того, как я озаботилась ими.
И вот теперь он требует меня к себе.
После трудного дня, когда я почти три часа провела на болотах, чтобы понять, как упростить получение заготовки из руды, меня пригласили в покои императора.
Едва я вхожу, все кланяются. Я раздраженно одергиваю платье, подол которого несколько измазан в грязи. За день я вспотела и потеряла монарший вид. Увидеть у постели больного всех и сразу я не ожидаю: герцог Бреаз, граф Мале и Денвер, хранитель императорской печати, главный поверенный и несколько приближенных слуг – все глядят на меня.
Кланяюсь и бросаю встревоженный взгляд на Уилберга, который лежит в постели. Лицо у него нечитаемо, но я априори не жду ничего хорошего.