Ощущаю на себе излишне горячий взгляд герцога Бреаза, но не успеваю подумать о причинах такого внимания, потому что камергер его величества вдруг подносит Реигану какую-то бумагу, на которой тот размашисто ставит подпись, а хранитель печати извлекает из футляра саму печать.
Я на секунду теряюсь.
Не приговор ли мне там оформляют? Судорожно тяну носом воздух, глядя на Реигана, а он преспокойно смотрит в ответ, а по взгляду ничего не разобрать. Ничегошеньки.
И вдруг главный поверенный зачитывает:
– Ваше высочество Антуанетта-Аннабель в замужестве Уилберг, специальной дарственной грамотой его императорское величество передает вам земельный надел и замок Рьен безвозмездно с правом отсрочки выплат налогов в государственную казну и приоритетом на торговлю по направлениям, согласованным с его императорским величеством и гильдией торговцев, с приоритетом на открытие школ и лекарских корпусов от тинского университета по согласованию с его императорским величеством и Орденом веры. Специальным указом его величество закрепляет за вашим высочеством имения Лодж, Торбен и Касл и доход от них, передает в пользование рудники в Дрейбе, закрепляя пожизненную безвозмездную ренту. Его величество передает вашему высочеству разово двести тысяч саваев безотчетно и по пятьдесят тысяч на развитие исследований, проектов и работ при условии использования результатов на благо Эсмара. Его величество закрепляет за вашим высочеством размер ежегодного содержания, которое не подлежит изменению даже в случае смерти его величества и наследуется вами в полном объеме, в размере ста тысяч саваев.
Голос поверенного стихает.
Все молчат.
За окном бьется ветер, скребут ветви деревьев.
Я медленно веду взглядом в сторону постели и замираю, натыкаясь на взгляд мужа. Не понимаю. Мысли путаются, но я пытаюсь разгадать, в чем подвох. Как Уилберг хочет меня переиграть? Вздумал обмануть? Или… усыпить мою бдительность?
Я сжимаю зубы и молчу. Благодарной не выгляжу, и Реиган бросает своему камергеру:
– Оставьте меня и ее высочество наедине.
Его синие глаза в отблесках свечей кажутся черными – я вижу только их и тону в них. Не замечаю, как комната пустеет. Улавливаю, как меняется настроение мужа. Оказывается, я выучила все характерные для него жесты, движения и даже мимику.
– Ты чем-то недовольна, Анна? – спрашивает он.
Когда он последний раз был самим собой, а не чертовым императором? Он, вообще, был хоть раз беззаботным или счастливым? Добрым?
– Ваше величество, вы пытаетесь меня купить?
На его губах замирает усмешка.
– Может, я хочу тебя отблагодарить. Ты помогла мне, я ценю это.
– Что ж, спасибо, – поджимаю губы, но слова рвутся из меня против воли: – Но вряд ли мне понадобятся все эти имения, деньги и земли, если вы хотите меня казнить. Разумеется, я счастлива получить от вас все эти милости, но лучше бы вы дали мне развод.
– Анна, – отсекает он.
Меня вдруг душит обида, и я порывисто бросаю:
– Мне ничего от вас не нужно, если цена этого – моя свобода.
Реиган горько смеется, вздыхает и слегка запрокидывает голову назад, глядя в потолок.
– Ты настоящая волчица, кем бы ты ни была. Не принимаешь ни наказаний, ни милости, – и он снова смотрит на меня, и его синие глаза сверкают решимостью: – Я не потребую ничего взамен.
– Ничего?
– Ничего, Анна.
И он наблюдает за мной с ухмылкой, как за зверем, которого необходимо приручить. Я стискиваю зубы, ощущая, как накатывает внутренняя дрожь.
***
Меня переполняют очень сильные эмоции, и я хочу поскорее уйти. Не привыкла терять лицо на людях, но мне сию минуту требуется это самое лицо уткнуть в подушку и прорычать: «Катись к черту, Уилберг!» Или еще что-то покрепче, исконно русское. А я обычно не превращаюсь в истеричку так легко.
Пытаюсь уйти. Безмолвно.
– Хотя кое-что я попрошу, Анна… – догоняет меня снисходительно-насмешливый голос Реигана.
Я будто знала, что это не может быть так просто. Безо всякого подвоха.
Подхожу к постели и складываю на груди руки, нарываясь в самом деле на словесный конфликт. Если этот человек решил, что я начну рожать ему детей за всякие там блага, он сильно просчитался…
– Почитай мне.
Он не просто недооценил меня, он…
Что?
Меня слегка поджаривает на месте, как если бы я невзначай наступила на оголенный провод.
Я стою перед мужем, а он полулежит в постели обнаженный, и только пышное одеяло скрывает от меня его мускулистое тело, перетянутое бинтами. И раньше мне было плевать. Голый пациент – это что-то само собой разумеющееся. Но сейчас я думаю об этом постоянно – он не одет. Возможно, потому что теперь все проникнуто его ожиданием завести со мной детей. Лечь в постель. Заняться любовью.
– Что значит… – я нервно одергиваю юбку, в который раз.
У меня не осталось сил на эти дурацкие игры, на противостояние и оборону, даже если цена всего моя жизнь. Хочется капитулировать, вывесить белый флаг, совершить маневр – только бы уйти из комнаты, пропитанной им.
– Это тебя затруднит? – попросту спрашивает муж. – У тебя есть дела?
Вообще, да.
С тех пор, как он здесь поселился, у меня миллион дел. Каждый божий день я отбиваюсь от своры знати и прихлебателей, а еще теплю Бреаза, Денвера и старого пройдоху канцлера. А солдаты буквально заполонили мой двор. Я забыла, когда в последний раз спокойно сидела в саду.
Но с другой стороны, я чувствую, что приглашение императора отклонять не стоит. Он не так уж часто делает их супруге, которую презирает.
– Что именно я должна почитать вам, ваше величество?
Он кивком указывает на книгу, которая лежит на столе. Он уже читал ее, она раскрыта и перевернута. Я подхожу и беру тяжелый томик, тяжко вздыхая. Будто больше у него нет интересов. Он встает около пяти утра, а ложиться в одиннадцать – как заводной механизм. А сейчас только восемь. Сколько мне придется развлекать его?
– Что это? – я сажусь в кресло у окна и смотрю в книгу: – Теология. Надо же… Это про религию?
– Ты слишком далеко, Анна. Сядь рядом, – приказывает Реиган.
Гм…
Артачится нет смысла, я просто поставлю стул прямиком у постели, и тогда Уилберг успокоится. Когда иду за стулом, слышу в голосе мужа недоумение:
– Что ты делаешь? Иди ко мне, здесь много места, – а затем вкрадчиво: – или тебе неприятно мое общество?
Само собой, неприятно. До спазмов.
Он манипулирует мной. Я сверкаю глазами. Пару секунд мы с Реиганом красноречиво переглядываемся. Он все понимает, даже больше – видит, как я злюсь и ломаю себя.
– Я весь день провела на болотах, ваше величество. Мой вид оскорбителен. Я предпочла бы находиться от вас на некотором расстоянии.
– Глупости.
– А еще я голодна. Может быть, мы перенесем эти… чтения на более позднее время?
– Позови кухарку. Пусть нам принесут ужин. Я тоже с удовольствием поем.
Тяну воздух и молчу, придумывая другие отговорки. Он это специально? Что он от меня хочет? На кой черт ему глаза и руки, если он не может самостоятельно читать скучные книжки? Зачем ему я?
– У меня подол грязный. Я вся вымазалась в грязи.
– Я помогу тебе расшнуровать платье, Анна. Сними его.
– Что?
– Так ты не испачкаешь постель, – отвечает Реиган. – Или ты боишься меня? Я сейчас не сильно расположен к супружескому долгу, жена. Мне больно даже дышать.
Каменею.
Внутри моей черепной коробки мечется маленькая страдающая Нина Виннер. Меня впервые так упрашивают раздеться и лечь в постель только ради чтения трактата по теологии. А еще я знаю, что Уилберг меня ненавидит и мечтает овдоветь – какого ж черта ему от меня нужно?
Я отправляю одного из гвардейцев, которые охраняют покои его величества на кухню, чтобы госпожа Ройс принесла ужин. Сама хладнокровно забираюсь на высокую постель Уилберга, сажусь в изголовье, поджимаю под себя ноги – держусь на расстоянии, благо постель не сильно узкая.
– Анна, нужно снять платье.
Кладу на колени книгу.
– Не может быть и речи.
– Вот как? – Реиган снова демонстрирует усмешку. – Мы женаты, принцесса. Сними его. Это приказ.
– Приказ? – у меня все внутри страшно полыхает, но я пытаюсь это скрыть.
Не выходит, руки дрожат от напряжения, а сердце стучит так, будто сейчас выскочит из груди.
– Да, приказ твоего мужа, – сообщает Реиган. – Твоего императора. Я хочу, чтобы ты сняла платье.
– А вы не можете обойтись без приказов даже в постели? Или женщины раздеваются перед вами только под страхом смерти?
Крах.
Я кляну себя тотчас.
Должна же быть хоть какая-то сдержанность, Виннер. Нет, понятно, что я прожила в этом мире уже достаточно, чтобы Уилберг сидел у меня в печенках, но вот так ругаться с монархом целого государства, да еще и жутким горделивым придурком – это надо быть чокнутой.
– Это, определенно, другой уровень, милая, – неожиданно смеется Уилберг. – Но очень неумело, а потому не обидно. Вокруг меня слишком много женщин, готовых раздеться по щелчку пальцев.
– Сомнительное достоинство.
– Считаешь?
– Его вряд ли стоит выпячивать перед женой. Особенно потому, что мы решили совместно почитать о теологии. Раз уж речь зашла о духовности, то позвольте мне ничего больше не знать о ваших женщинах.
– За время нашего брака я спал только с Элен.
Мое дыхание углубляется, и я вновь страшно раздражаюсь. Кручу в голове его ответ, и не пойму, зачем он, вообще, это сказал. Мол, не так уж он и грешен. В самом деле?
– Это ваше дело. Мне все-равно, – ерзаю на постели, устраиваясь удобнее и тереблю страницу. – Где вы остановились? С какого места продолжить читать?
– Анна, когда я привезу тебя в Вельсвен, в моей постели будешь только ты.
– Не стоит так себя мучить, – бурчу я.
Реиган смеется, а затем вздыхает.
– Какая же ты колючая, – смотрит вперед, в окно, за которым садится солнце. – Гордая и самоуверенная. Совершенно другая, – молчит какое-то время, а затем произносит: – Если ты не та Антуанетта, на которой я женился, у тебя нет причин меня ненавидеть.