Судя по влажным волосам, он пожелал немного освежиться. Замечаю, что его сорочка не застегнута, а на груди нет фиксирующей повязки.
– Вы еще не до конца здоровы, – продолжаю менторским тоном, но никаких границ не перехожу, – несмотря на то, что на вас все поразительно быстро заживает, – «как на собаке», – я бы рекомендовала вам постельный режим.
– Через два дня мы возвращаемся в Вельсвен.
Я вздыхаю, чувствуя, как внутри все обрывается.
Приехали.
Нам, определенно, нужен семейный психолог. Впрочем, если бы он и существовал здесь, то практиковался бы исключительно на заточении неугодных жен в монастыри или отсечении головы, а мне не подходят эти методы терапии. Особенно, последний.
Я не знаю, что сказать. Возможно, если бы я была не такой упрямой, прямолинейной и гордой, я пустила бы в ход слезы или женское очарование. Возможно, Реиган этого ждал. Но я кипячусь, склоняюсь в реверансе и цежу сквозь зубы:
– Как вам угодно, ваше величество.
В моей голове проносится чудовищная мысль – объявить прямо на коронации, что я бездетна и требую немедленного развода. Но тотчас моя более рассудительная сторона берет вверх – это не выход. Пока Уилберг не проявлял агрессии к чужой душе, занявшей тело его жены, но один неверный шаг, и мой муж снова превратиться в чудовище. Он умеет смирять, я это знаю.
Я вспоминаю слова магистра и усмехаюсь. Есть кое-что, что я могла бы обменять на свободу, но использовать эти знания было бы преступлением. «Господь создал людей, а полковник Кольт сделал их равными» – не то, во что я верю. Любое прогрессивное оружие заставит этот враждующий мир балансировать на грани, отнимет столько жизней, что моя покажется лишь каплей в море.
Реиган не успевает ответить – в дверь стучат. Но я вижу, как император злится. Его задевает мое молчаливое сопротивление, этакое гордое пожертвование собой, почти безропотное возложение головы под гильотину.
– Ваше величество, – раздается голос камергера. – Обвал на рудниках в Дрейбе. Эти территории теперь принадлежат ее высочеству.
У меня с лица слетает маска холодной злюки. Я, вообще, забываю о себе. Порываюсь к двери, подхватив юбку, а затем разворачиваюсь:
– Ваше величество? – срывается с моих губ едва слышный шепот, но в нем столько всего: мольбы, требования, просьбы: – Пожа…
– Иди, – говорит муж и бросает камергеру: – Мале!
Тот входит, и Реиган не теряясь, приказывает:
– Сопроводить ее высочество. Оставить в замке минимальную охрану. Командует Гийом. Глаз не спускать с моей жены! Исполнять любой ее приказ.
Сердце у меня чудовищно колотится, и я смотрю во все глаза на Реигана, и к горлу подступают слезы. Впервые я чувствую, что он верит. В меня. В мои знания. Считает меня кем-то значимым! Ощущаю благодарность. Руки стискиваются в складках платья, и я закусываю губу.
Камергер бросается исполнять приказ, и я, кажется, тоже. Вот только ноги несут меня в обратном направлении, к Уилбергу. Я оказываюсь над ним, ставлю колено на сидение кресла, облокачиваюсь руками на подлокотники и склоняюсь к мужскому лицу.
Мое дыхание сплетается с его – мы оба задыхаемся.
Горячие губы… наши тела… так близко.
Реиган не двигается, просто смотрит, и в его синих радужках блестят молнии, зачинается настоящий безумный шторм. Я купаюсь в его взгляде – таком жадующем. Слышу, как скрипит подлокотник – до того сильно Уилберг сжимает его под ладонью.
– Спасибо, – я не знаю, что еще сказать.
Отталкиваюсь и бегу к двери, ощущая, как что-то внутри отпускает. Я больше не боюсь императора Эсмара. Я узнаю его – гордого, разумного, сильного. Он, словно раненный зверь, и я будто залечиваю его рану одним своим присутствием.
Да, я лечу сердца. Даже злодейские. Недаром я кардиохирург.
***
– Ваше высочество, – слышу оклик капитана Эрта.
Я ловко взбираюсь в седло и бросаю на него взгляд, который заставляет его умолкнуть. В моих глазах горит решимость свернуть горы. Или чью-то шею.
Конечно, капитан хотел попросить меня ехать в карете, но я усадила туда Асинью и Софи, на пол поставила установку, в руки травнице всучила ящик с эфиром, рядом на сидение поставила саквояж с инструментом. Куда уж мне усадить свои «модельные пропорции»? Я сопровождаю карету верхом, а часть людей во главе с Эртом отправляю вперед для того, чтобы поставить у рудников шатер для раненных. Позади нас господин Ройс правит телегой, в которой рядками стоят бочки с водой. Я намереваюсь оперировать прямо на месте. С собой у меня гипс, полотно, иссеченное на ленты, спирт и обеззараживающие настойки Асиньи.
Сокрушаюсь, что мэтр Финч еще несколько дней назад уехал в столицу, и я совершенно одна.
– Ваше величество завалы разбирают, за раненными смотрит лекарь из гильдии, – говорит мне господин Обрейн, который и сообщил чудовищную новость, – раненных много. Очень много…
Именно ему в голову пришло сюда приехать несмотря на то, что в Рьене находился император. Настырного и требующего моего внимания Августа схватили гвардейцы и едва не лишили жизни. Если бы не мальчишка-Эмин, господин Обрейн мог не вернуться этой ночью домой. Но Эмин, немой от рождения, не мог объяснить в чем дело, и бросался на защиту отца, за что его отделали под веселое улюлюканье гвардейцев. Конец всему положил капитан Эрт. Он дотащил Эмина до кухни, и чтобы не тревожить меня, послал за Асиньей. Он же убедил лорда Мале сообщить об обвале, сломив сопротивление последнего тем, что рудники были подарены мне его величеством, и я сильно рассержусь, если не доложить о случившемся.
Мы добираемся до Дрейба спустя почти два часа. Это мой первый настолько далекий путь, проделанный верхом в шустром галопе. Еще издали я замечаю пламя костров, огромный горный массив, марево пыли. До меня доносятся крики раненных.
Когда я спешиваюсь, нам навстречу бросаются люди. Не сразу они соображают, что прибыла не подмога из мужчин, а их капризная принцесса, окруженная охраной. Я решительно иду вперед, и люди расступаются, давая дорогу.
Конечно, жители Рьена узнают меня. Они слышали, что я помогла Олье, а также лечила самого императора, они часто видели меня в деревне, но никто из них не знал, на что я способна на самом деле.
Сжимаю кулаки. Я уверена, что не просто так попала в этот мир. И даже не ради собственных нереализованных желаний. Чувствую себя нужной и живой. Как никогда.
– Лорд Денвер, – разум у меня холоден и трезв. – Выгружаем вещи!
Замечаю капитана Эрта, который прибыл чуть раньше. Его солдаты уже поставили шатер, зажгли факелы и сейчас разбирают завалы. Капитан тотчас подходит и коротко докладывает ситуацию – дело дрянь! Мы идем к шатру, и я вижу тех, кого достали из-под завалов, но мое сердце бьется ровно. Я не позволяю себе паниковать.
– Асинья, – окликаю травницу, и она торопиться ко мне. – Нужно провести сортировку раненных. Всех тяжелых – сразу ко мне. Тех, кто может ждать, я посмотрю позже, – и гляжу на нее пристально, – безнадежных возьмет на себя мастер Мейер, – вижу среди мужчин храмовика, который издали кивает, здороваясь.
Он не лекарь, но я вижу пятна крови на его сутане. Он помогает мужчинам извлекать из-под камней рудокопов и относить их к шатру.
– Будьте добры, – говорю я, когда он подходит ближе. – Пострадавшим понадобится ваша помощь. Орден милосерден к умирающим. Пусть каждого окружит забота богини Аэль.
Он кивает, изумленный моим напором, а я с благодарностью касаюсь его руки.
А дальше я готовлю «операционную» и персонал.
Я, Асиньей и Софи повязываем передники, убираем волосы под косынки. Я приказываю привести ко мне женщин, которые не бьются в истерике и не боятся крови. Такие находятся среди работниц рудников – спокойные и выдержанные – они входят в шатер, и я тотчас разворачиваю их обратно, приказав смыть грязь и обработать руки.
– Всевышний… – шепчу, замечая на твердой каменистой земле не меньше десяти тел тех, кому уже не нужна никакая помощь.
Какой-то человек прямо во мраке возится с раненными, под жуткие вопли последних вправляя переломы. Я велю ему подойти. Полностью грязный, как черт, окровавленный и мрачный, он с изумлением оглядывает мое платье, передник и косынку, переводит взор на Денвера, который имеет при себе меч, нож и выглядит, как лорд.
– Ее высочество, Антуанетта-Аннабель, супруга императора Эсмара, принцесса-консорт, – бросает Гийом, явно недовольный тем, что лекарь не знает, как реагировать на мое вторжение.
– Я здесь, чтобы помочь, – сообщаю я. – От вас я потребую только одно – выполнять все мои требования.
Церемониться нет времени.
– Вымойте лицо и руки, – отдаю я первый приказ.
Лекарь снова смотрит на Денвера и молчит. В его расширившихся зрачках я читаю, как он оскорблен. Я слышу крики раненных, терзающие меня, словно рыболовный крючок, застрявший в глотке, и тороплю:
– Выполнять!
Гийом мрачно берется за рукоять меча, и лекарь стискивает зубы, но торопиться к господину Ройсу, который уже щедро черпает воду для женщин и выдает им передники.
– Славно, ваше высочество, – одобряет Денвер. – Приказывать вы умеете на совесть.
Я ловлю на себе его насмешливый взгляд. Он видел, как я ухаживала за Реиганом, но ничего обо мне не знал (или знал только плохое), и все-таки был готов меня отстаивать.
– Я всецело предан его величеству, – на его губах мелькает улыбка. – Раз он верит вам, то вы можете на меня рассчитывать.
– Тогда хватит болтать, – несмотря на мой тон, я киваю Гийому со всей признательностью. – Пора за работу.
Девушек, которые согласились мне помогать, звали Сара и Филиппа. И в отличие от лекаря по имени Олаф Бредли, они сразу восприняли меня, как старшую.
– Что это? – я прихожу в замешательство, когда вносят первых раненных, и осторожно укладывают на доски, выложенные на полу. – Дети?
– Дети и женщины могут проникать в самые узкие лазы, – поясняет Олаф и интересуется: – Вам неприятно их видеть?
Прежде, чем лекарь притрагивается хоть к кому-то, я велю ему обработать руки, и он почти взбешенно шипит: