Я чуть замерла, чувствуя, как сердце ёкнуло.
— Но, — шепотом произнесла я, — это слишком. Мало ли что может случиться! Насколько мне известно, стража помогала ей — переносила её на балкон!
Глаза императора сузились, он внимательно и холодно смотрел на меня.
— Стража — не для того, чтобы носить мою матушку на балкон, а для того, чтобы защищать ее, — сказал он холодным голосом. — И если ей плевать на свою жизнь, то почему мне должно быть не всё равно?
Я сглотнула, понимая, что спорить бесполезно.
— Ладно, — улыбнулась я, опустив глаза. — Я просто спросила. Простите, что побеспокоила. У вас много дел…
Я повернулась к выходу, намереваясь уйти, как вдруг услышала его голос.
— Тебе понравился мой подарок?
Это было так неожиданно! Я уже положила руку на ручку двери, готовясь открыть её в любой момент, и сейчас рука соскользнула. Что-то внутри меня очень хотело остаться и просто поговорить…
— Да, это чудесный подарок, ваше императорское величество, — сдержанно и вежливо ответила я со всей учтивостью, как это делают другие придворные, обращаясь к императорской семье.
Что-то в его взгляде было не так. Император нахмурился, словно ожидал услышать нечто иное.
— А теперь давай без этих формальностей и вежливостей, — произнёс он мягко, но с легкой ноткой иронии. — Тебе понравилось?
Я опустила глаза, вздохнула и почувствовала, как тепло наполняет мой голос.
— Да, — улыбнулась я, — это очень красиво. Я бы даже сказала, что … сказочно. Просто получилось немного… глупо.
— Что именно? — с прохладой в голосе спросил он, склоняя голову на бок. — Договаривай.
Глава 37
Я смутилась, сглатывая.
— Ну, — начала я, робея. — Получился такой разговор с вашей матушкой… Она снова упрекнула меня в том, что я хочу стать вашей… эм… фавориткой… Или что-то в этом роде…
Я усмехнулась и закусила губу, чувствуя, как сердце бьется чуть быстрее.
— Я ей ответила, — продолжила я, чувствуя небольшое смущение, — что фаворитки в таких условиях не живут… Ну, что-то вроде этого. Разве так выглядят покои фаворитки? Честно! Я была уверена, что там всё те же голые стены. Просто хотела, чтобы она сама убедилась. А когда я открыла дверь, — тут я запнулась, — там…
Император молчал, внимательно слушая. И вдруг, впервые за всё время нашего знакомства, он засмеялся.
— Там роскошная кровать, шикарные обои… — продолжала я, ощущая, как улыбаюсь вместе с ним. — Короче, ваша матушка теперь уверена в том, что…
И тут я осеклась.
— Это — единственное забавное из того, что я сегодня слышал, — сказал Аладар, и в его взгляде впервые появилось что-то вроде тепла или понимания.
— И я рада, что смогла поднять вам настроение, — ответила я, от всего сердца радуясь, что он улыбается.
Я улыбнулась искренне, глядя на стопки бумаг, которые лежали на столе. Я вовсе не разбиралась в политике и даже не знала, что это за бумаги — просьбы, жалобы, приказы, — всё казалось мне бесконечной тягомотиной.
— Передай моей матушке, — вдруг прозвучал голос императора, когда я уже собиралась уйти, — все, как я сказал.
Я закрыла дверь, чувствуя внутри тепло. Словно память бережно завернула в красивый конвертик чужую улыбку, чтобы сохранить ее в сердце.
«Сколько же на нём держится…» — подумала я, оглянувшись на двери. — «Я бы так не смогла! Это же просто с ума сойти! А он спит вообще? Или нет?»
Я мотнула головой, стараясь не думать об императоре. Лучше подумать о его матушке. Ведь у меня с ней предстоит непростой разговор.
Сейчас нужно было «порадовать» императрицу. Надо было придумать, как ей сообщить эти новости.
Я шла по коридору, чувствуя, что между мной и императором появилась какая-то тонкая, почти незаметная ниточка взаимного интереса — скрытая, непроговорённая, но явно ощутимая.
— Нет, что ты! — замотала я головой, словно отвечая собственным мыслям. — Да быть такого не может! Да брось! Вокруг него столько красавиц! В самом деле!
Я вздохнула, открывая дверь в покои императрицы.
— Где стража? — спросила она нетерпеливым голосом.
— Ваш сын приказал убрать вашу стражу, — произнесла я, видя, как она смотрит на меня с изумлением.
— То есть как? — воскликнула императрица. — А как же моя безопасность? Или ему плевать на меня?
Я думала, как бы преподнести ей эту новость так, чтобы не ранить ее.
— Он сказал, — произнесла я, решив говорить только правду, не приукрашивая. — Раз вы не бережете себя, не делаете ничего ради выздоровления, не цените свою жизнь, то и стража вам не нужна!
— Вздор! — фыркнула императрица. — Быть такого не может!
Глава 38. Дракон
Я сидел за столом, глядя на стопку бумаг, и пытался понять, что же со мной происходит.
Вроде бы ничего особенного — просто женщина, которая ухаживает за моей матерью. Но внутри всё сжалось, словно я случайно наткнулся на что-то очень ценное, чего раньше даже не замечал.
Почему-то я не могу избавиться от ощущения, что она — нечто большее, чем просто целительница. Нет, я даже не могу объяснить, почему. В её взгляде — какая-то искра, будто она знает что-то, что мне не ведомо.
Мне трудно признаться, но я заметил, как иногда ловлю себя на том, что среди всех присутствующих я останавливаю взгляд именно на ней. И смотрю на неё дольше обычного. Она — словно свет в темном коридоре, но при этом держит дистанцию и ускользает.
И всё же, в её взгляде есть что-то такое, что цепляет меня за душу. Она не льстит, не рассыпается в комплиментах, не стремится угодить. Даже когда она пытается соблюдать какие-то формальности, в ее глазах нет ни капли покорности. Мне кажется, что если бы я мог, я бы долго и пристально смотрел на неё, неотрывно, словно пытаясь ее понять.
Сначала я думал, что мною движет чувство вины за то, что едва не казнил её, решив, что именно она стала причиной ухудшения самочувствия моей матушки.
В тот день внутри меня бушевала ярость, и я не мог понять, почему. Тогда её глаза посмотрели на меня с таким страхом и с такой надеждой, что я чуть не потерял рассудок. Неужели я так легко мог её уничтожить?
Неужели я становлюсь таким же, как мой отец?
Мой отец был жесток. Иногда даже слишком.
И я это понимаю. А еще я понимаю, что все больше становлюсь похожим на него.
Я чувствую в глубине сердца жгучее желание отомстить за то, как мы с матерью прятались по дворцу, как мать будила меня посреди ночи, дрожащими руками заворачивала в одеяло и уносила из спальни.
«Дракон однажды вырастет!» — слышал я ее задыхающийся голос. — «И запомнит всех! Всех! Он однажды отомстит за своего отца! Отомстит за то, что провел детство в страхе! Но пока он маленький, ему нужна защита! Так что тот, кто встанет под его знамена, уже победитель! Потому что я буду сражаться за него до последней капли крови! Я сделаю все, чтобы сберечь сына!».
И я вырос. А вместе со мной выросла и ненависть.
Я казнил без оглядки, как вдруг появилась она.
Но что-то внутри меня остановило.
Может, во мне проснулось милосердие, а может — что-то иное. И я решил разобраться. И впервые я понял, что со смертью торопиться не стоит. Всегда могут появиться обстоятельства, которые могут полностью перевернуть дело.
Я посмотрел на список преступников и подумал, а что, если кто-то из них не виноват? Не слишком ли я тороплюсь? Может, пока заменить на заключение?
Оставив подпись на документах, я посмотрел на портрет отца.
Ты повторял, что милосердие губит правителя. Что ж, значит, так тому и быть.
Взгляд отца на портрете не изменился.
"Империю нужно держать в страхе!" — слышал я его голос.
Посмотрим. Если девушка связана с заговорщиками, я казню ее. Тогда ты был прав, папа. А если нет?
Я ведь сказал ей правду. Для меня нет никого ценней моей матушки. И как бы она себя ни вела, я все равно дорожу ею.
И сейчас я всеми силами пытаюсь сделать так, чтобы удар пришелся не на матушку, а на меня. Моя матушка всеми силами расчищала мне путь к трону. Тем самым она нажила себе много врагов. И сейчас, когда она больна, они захотят свести с ней счеты. Я прекрасно понимал, что если заговорщики постараются, то никакая стража не спасет.
Я помнил мать, ее холодную руку, которой она завела меня себе за спину. Растрепанная, тяжело дышащая, с мечом отца, она стояла перед целой толпой, которые вломились в ее покои с одной единственной целью — убить меня. Будущего императора.
— Вы не тронете моего ребенка!
Ее голос напоминал звериный рык. В ее глазах была ярость.
— Я убью того, кто подойдет к нему! — цедила она сквозь зубы.
Тогда нас спас Фруассар, почувствовав неладное. Он привел за собой остатки стражи, и с теми заговорщиками было покончено.
Но сколько их еще?
Воспоминания детства болели незаживающей раной. Чувство постоянной опасности, ощущение, что в любой момент появятся убийцы, недоверие ко всем, даже к тем, кто однажды спас — вот моя жизнь.
Росчерк крови на роскошных обоях, пробитая мечами пуховая перина, следящие за тобой портреты, лесть, учтивость, маски.
А в этой девушке я впервые увидел что-то настоящее. Искреннее.
Почему именно она? Почему именно эта девушка? Вроде бы обычная, ничем не примечательная — с длинными светлыми волосами, что всегда чуть растрёпаны, с искрящимися глазами, в которых читается загадка. Вроде бы ничем не выделяющаяся, и при этом — зацепившая за живое.
Я не могу понять, почему она меня так зацепила. Вроде бы я — император, должен думать в первую очередь головой. А тут — какая-то слабость, какое-то желание узнать её поближе. И я не могу избавиться от этого ощущения, что в её присутствии я — кто-то другой.
Я заметил, что она — не только целительница, но и словно сама по себе — нечто большее. В её движениях — грация, в словах — искренность и тепло. Я уже давно перестал доверять словам, но в её голосе я слышал искренность, которая очаровывает.