Теперь тщательно осмотрим наших больных, у них могут быть разные стадии и разные формы туберкулёза. Составим полную картину ситуации.
Кустов без сил кивнул, и мы отправились в соседнюю комнату — импровизированную больницу. По сути, просто большая комната с шестью кроватями, без окон и с охраной у двери.
Охранников было выделено четверо, они молчаливо стояли по периметру комнаты, наблюдая за порядком.
Мы с Кустовым снова разделились и принялись осматривать каждого пациента.
Но не успел я начать свой осмотр, как сзади послышался какой-то шум. Я обернулся к пациенту Кустова, чтобы как раз увидеть, как тот падает в обморок.
— Николай! — в ужасе выкрикнул Андрей. — У меня тут пациент… Надувается!
Глава 15
Я сразу же подбежал к Кустову и больному.
Пациент надувается — довольно интересная формулировка. Но, осмотрев его, я понял, в чём дело.
Кожа на шее, руке и грудной клетке начала надуваться из-за накопления воздуха под ней. Подкожная эмфизема. А причиной стало одно из осложнений туберкулёза — спонтанный пневмоторакс.
Это состояние, когда воздух из плевральной полости начинает попадать в окружающие ткани. Сопровождается болью, одышкой, подкожной эмфиземой, зачастую обмороками.
Я просканировал заключённого диагностической магией и точно подтвердил диагноз. К этому времени он уже пришёл в себя и занял вынужденное положение на здоровом боку.
— Всё будет в порядке, мы вам сейчас поможем, — ободряюще сказал я ему.
— Что-то меня тошнит, — простонал Кустов за моей спиной и со всех ног убежал в уборную. Оставив меня одного со всеми пациентами!
Впрочем, сейчас мне это было даже на руку. Пациенту необходимо выполнить дренирование, вставив плевральный дренаж в грудную клетку. Это поможет эвакуировать весь скопившийся воздух, и лёгкое снова расправится. Сейчас оно сжалось примерно наполовину, отсюда и большая часть симптомов.
Дренирование проводят хирурги с помощью магии. Поэтому незачем Кустову вообще знать, что я сейчас собираюсь это сделать.
Я быстро сбегал в наш кабинет за дренажом, который, к счастью, оказался в наличии, и вернулся к пациенту.
— Анестезии здесь нет, поэтому придётся немного потерпеть, — сказал я ему. — Но совсем недолго, после этого станет легче.
Тот покорно кивнул, и я принялся за дело. Второе межреберье, среднеключичная линия, небольшой разрез, а затем установка дренажа. Воздух принялся покидать грудную полость с небольшим свистом. Отлично!
Весь процесс занял минут десять. Кустов за это время так и не вернулся, так что я спокойно извлёк дренаж и соединил ткани в месте разреза.
— Действительно получше, — выдохнул заключённый.
Теперь надо будет контролировать его диагностической магией несколько дней, чтобы убедиться, что лёгкое точно вернулось к обычному состоянию. Мгновенно это не происходит.
Я вернул дренаж в кабинет, а затем снова отправился к этому пациенту. Итак, спонтанный пневмоторакс. Причина довольно очевидна, туберкулёз лёгких. Теперь следует определить его форму.
В академии подобную тему мы будем проходить только на пятом курсе, поэтому меня в который раз выручают собственные знания из прошлой жизни. Я снова активировал диагностическую магию, теперь уже для определения формы туберкулёза.
Диссеминированный туберкулёз в подострой форме. Далеко не самая лёгкая форма. А точнее — одна из самых тяжёлых.
Такой вид туберкулёза характеризуется формированием множества очагов воспаления в лёгочной ткани. Клиническая картина маскируется под обычный бронхит, у пациента возникает кашель, общая слабость, снижение работоспособности, иногда небольшая температура. И в условиях тюремного заключения эти симптомы выявить вовремя просто невозможно. Уверен, заключённый и сам ни с чем особо не связывал это состояние.
И в итоге это привело к осложнению — спонтанному пневмотораксу.
— Я в порядке, я вернулся, — оповестил меня Кустов. — Прошу прощения, Николай. Нехорошо стало.
Он прервался на полуслове, уставившись на пациента, который больше не был надутым и чувствовал себя значительно лучше.
— Это как? — выдавил из себя Андрей Кустов.
— Технику одну применил, — отмахнулся я. — Это сейчас не важно. У пациента был спонтанный пневмоторакс на фоне диссеминированного туберкулёза. Надо срочно осмотреть остальных пациентов и определить их формы и возможность осложнений.
— Я больше не могу, — заныл Кустов. — Энергии осталось всего треть от запаса!
— Я поделюсь, — отозвался я. — У меня ещё три четверти.
Очень пригодились бесконечные тренировки по увеличению магического центра. Я передал Кустову часть энергии, и он заметно оживился.
— Приступим, — кивнул он.
Мы снова разделились и принялись осматривать пациентов. У двух моих следующих заключённых оказались самые лёгкие, очаговые формы без каких-либо осложнений. Такой вид туберкулёза чаще всего протекает незаметно. Лёгкий кашель, незначительные боли в боку. Лечится эта форма также чуть легче, чем все остальные.
Третий мой пациент сразу же поразил своей худобой. Точнее, это уже была не просто худоба, а состояние, близкое к анорексии. По внешнему виду — точь-в-точь мой знакомый скелет Игорь, обтянутый кожей!
— Почему вы раньше к лекарю не обратились? — спросил я у заключённого. — Если видели, что с вами происходит что-то нехорошее.
— Обращался я, — буркнул заключённый. — Говорил так, мол, и так, аппетиту нету, тошнит. А он мне в ответ: «Халявщик ты, не выдумывай».
Ох, об этом я потом отдельно поговорю с Кустовым. Симулянтов тут хватает, я это уже определил опытным путём. Но это не означает, что надо пренебрегать своими лекарскими обязанностями. Этого пациента можно было выявить гораздо раньше. Я ещё могу понять ситуацию с предыдущими заключёнными, симптомы неспецифические, и они могли сами не обращаться к лекарям. Но здесь — совсем другой случай.
Тем более, что туберкулёз не возникает внезапно, он развивается постепенно, зачастую не один месяц.
— Какие ещё симптомы есть? — спросил я у заключённого.
— Да каких только нет, — махнул он рукой. — В жар кидает постоянно. Дохаю, как собака. Сплю плохо, ем мало. А, и дышать мне тяжко.
Я активировал диагностическую магию, уже заранее догадываясь об одном из самых неблагоприятных осложнений. Так и есть, казеозная пневмония.
Это сложная форма туберкулёза. Одной из её особенностей является массивное бактериовыделение в окружающую среду. Вполне вероятно, что этот заключённый и стал источником заболевания для остальных пациентов.
Развивается эта форма достаточно быстро, ей может предшествовать другой вид туберкулёза. Массивное воспаление лёгочной ткани, с участками некроза. И очень часто осложняется это всё дело анорексией, как в данном случае.
Лечится эта форма чуть ли не дольше всех, больше двух лет. И при этом прогноз всегда остаётся очень серьёзным. Такому пациенту, кроме антибактериальных препаратов, необходимо будет принимать иммуностимуляторы. Питание должно будет быть высококалорийным. Не представляю пока, как всё это организовать в условиях тюремного заключения.
Я осмотрел оставшихся пациентов, у одного оказался инфильтративный туберкулёз, у другого снова очаговый. После этого мы вновь собрались с Кустовым на лекарский консилиум.
Каждый по очереди перечислил выявленные формы и осложнения. В половине пациентов Кустова осложнений больше ни у кого не оказалось.
— Я выявил казеозную пневмонию, — поделился я. — Пациент упомянул, что приходил к вам с жалобами на снижение аппетита. Но вы не восприняли его всерьёз и отправили восвояси.
— Ну вы же видели, сколько их приходит каждый день, — снова заныл Кустов. — Просмотрел, видимо. Что делать-то теперь будем?
— Очаговые и инфильтративные формы можно лечить без условий стационара, — ответил я. — Будут приходить каждый день за препаратами и для контроля состояния. Бактериовыделений при этих формах нет, так что это неопасно для остальных заключённых. В стационаре оставим двоих с диссеминированным туберкулёзом и одного с казеозной пневмонией.
— Никто не даст нам столько препаратов, — в который раз ответил Кустов. — Неужели я непонятно выразился?
— Напишите заявку директору. Сейчас вместе составим список, — ответил я.
Мы отдали распоряжения охранникам, кого из заключённых можно уводить, а кого оставить в стационаре под наблюдением, и отправились в кабинет. Это ещё хорошо, что другие заключённые сегодня нас не беспокоят! А то был бы настоящий хаос.
Мы обговорили, какие именно препараты и нововведения понадобятся. Затем Кустов принялся составлять заявку, а я задумался о заводе.
Пора уже попробовать притворить в жизнь мой благотворительный проект. Заявку мы составим, но не факт, что директор её подпишет. К здоровью заключённых здесь весьма спорное отношение. Из-за чего я каждый раз испытываю сильный внутренний диссонанс.
Кроме того, помимо препаратов нужно было внести кое-какие изменения в стационар и обеспечить пациентов хорошим рационом. А это сразу же наведёт директора на вопрос: а зачем им вообще тюрьма, если она превратится в курорт? Сложно…
Когда Кустов закончил с заявкой, мы с удивлением отметили, что уже наступило утро. Он направился к директору, а я сразу же поехал на свой завод.
— Мне нужно ещё оборудование! — услышал я возмущённый голос Платона Владиславовича за дверью кабинета управляющего.
— Я и так организовал вам отличную лабораторию, сейчас нет дополнительных средств, — отвечал Филипп Михайлович.
Ох, стоило только прийти — и попал на какой-то очередной скандал. Я вздохнул и решительно открыл дверь.
— Что происходит? — спросил я.
— Николай Владимирович, мне нужна климатическая камера и инкубатор, я на пороге открытия нового антибактериального препарата, — заявил Платон Владиславович. — А Филипп Михайлович отказывает в финансировании.
— Потому как сейчас нет доступных средств! — ответил управляющий. — За время существования лаборатории ещё ни один ваш проект не принёс нам прибыли. Мы финансируем воздух, который только просит и просит ещё денег!