Лекарь Империи 4
Глава 1
Кабинет анестезиологов находился на третьем этаже, недалеко от операционного блока. Я постучал и, не дожидаясь ответа, вошел. За столом, заваленным распечатками анализов и графиками, сидел молодой человек лет тридцати, худощавый, в очках с тонкой оправой, и что-то сосредоточенно изучал.
— Артем Николаевич Воронов?
Он поднял на меня свои умные, немного уставшие глаза. Он меня сразу узнал.
— Да. А вы, я полагаю, подмастерье Разумовский? Наслышан.
— Будем знакомы, — я протянул ему руку. — Решил зайти заранее, обсудить завтрашнюю анестезию для Кулагина.
Воронов с явным удивлением пожал мою руку и даже приподнял брови.
— Хирург. Пришел. Заранее. Обсуждать анестезию, — он усмехнулся. — Это что-то новенькое. Обычно вы, хирурги, влетаете за пять минут до операции с криком «усыпите его побыстрее», а дальше хоть трава не расти.
— У меня немного другой подход, — я сел на стул напротив него. — К тому же, это моя первая большая операция в качестве первого ассистента в этой больнице. Хочу, чтобы все прошло идеально.
— Похвально, — он снял очки и начал протирать их платочком. — Ладно, раз уж вы здесь, давайте посмотрим… Кулагин, Кулагин… Ага, вот он. Пятьдесят лет, хроническая язва двенадцатиперстной кишки, осложненная пенетрацией в поджелудочную железу… Хм.
— Что «хм»? — я напрягся.
— Да вот, смотрю на его старые анализы… — Артем нахмурился, снова надевая очки. — Что-то тут… странное. Не могу пока понять, что именно. Но что-то мне здесь не нравится.
Я придвинулся ближе.
— Покажите.
Он развернул ко мне свой планшет.
— Вот, смотрите. Биохимия, на первый взгляд, в пределах референсных значений. Но… видите эти показатели? АЛТ и АСТ — на самой верхней границе нормы. Билирубин тоже. По отдельности — вроде бы ничего страшного. Но все вместе…
— Печень, — я кивнул, соглашаясь. — Возможно, небольшое медикаментозное поражение на фоне обезболивающих. Он что-то еще принимает?
— В карте только стандартные НПВС, — Артем снова нахмурился. — Но тут еще вот что. Тромбоциты. Сто восемьдесят тысяч. Вроде бы норма. Но для крепкого, здорового, работающего мужика его возраста — маловато. На самой нижней границе. А МНО слегка повышено.
Я внимательно вгляделся в цифры. Парень был абсолютно прав. По отдельности ни один из этих показателей не вызывал бы тревоги, любой другой лекарь просто пропустил бы их. Но общая картина действительно была какой-то… смазанной. Настораживающей.
— Спасибо, что обратили на это внимание, Артем, — я сказал это совершенно искренне. — Я уже попросил сделать ему сегодня же расширенную коагулограмму. Нужно проверить все факторы свертываемости. И… во время операции, будьте, пожалуйста, особенно внимательны к кровопотере. Если что-то пойдет не так…
— Я понял, — он серьезно кивнул. — Буду начеку. И, знаете, Илья, — он впервые назвал меня по имени. — Мне нравится ваш подход. Обычно хирурги смотрят на нас, анестезиологов, как на обслугу.
Я встал, чтобы уходить.
— Просто хочу, чтобы все прошло гладко. Увидимся завтра в операционной. И, Артем? Я рад, что буду работать именно с вами.
Выходя из его кабинета, я почувствовал огромное облегчение. Мне повезло. Парень не просто знал свое дело. Он думал. Если бы мне на эту операцию назначили старикашку, который работает по накатанной, я бы задолбал Шаповалова. Я бы добился замены, пусть даже ценой конфликта. Рисковать пациентом из-за чужой некомпетентности я не собирался.
— Видишь, двуногий? — самодовольно прокомментировал у меня в голове Фырк. — А ты еще сомневался! Я же говорил, что Артем — самый правильный парень! С ним можно работать! Я плохого не посоветую!
Я вышел из отделения, на ходу прокручивая в голове план на вечер: еще раз досконально изучить историю болезни Кулагина, проверить все анализы, которые принесет Семен, мысленно проиграть каждый этап завтрашней операции…
И тут зазвонил телефон. На экране высветилось имя «Слава». Черт, я же совсем забыл про его «серьезное дело».
— Алло, Илья? Ты где сейчас? — раздался в трубке его взволнованный голос.
— Выхожу из больницы. А что?
— А я тут, в больнице еще! В ординаторской терапии сижу, отчеты проклятые дописываю. Только что вот закончил. Подожди меня у центрального входа, я сейчас спущусь! Пойдем вместе!
— Хорошо, жду, — я вздохнул. Ладно, разговор так разговор.
Я ждал его в просторном холле. Через пять минут Слава буквально вылетел из лифта, на ходу запихивая в сумку какие-то бумаги.
— Илья! Спасибо, что подождал! — он подбежал ко мне, пытаясь отдышаться.
— Без проблем. Так что ты хотел? Что за срочность?
Мы вышли на улицу. Слава замялся, явно не зная, с чего начать.
— Ну… в общем… я тут подумал… — он нервно поправил воротник своей куртки. — Я тут смотрю, как ты работаешь. Как диагнозы ставишь, как с пациентами… И в хирургии нашей… да и вообще…
— Слава, давай ближе к делу. У меня завтра сложная операция, голова и так кругом идет.
— Я хочу в хирургию! — выпалил он. — Терапия — это не мое. Это какое-то болото. Таблетки, капельницы, бесконечные анализы… А хирургия — это действие! Это реальная помощь! Это результат, который ты видишь своими глазами! Ты… ты не мог бы замолвить за меня словечко Шаповалову? Ну, чтобы он меня к вам перевел?
Я остановился и внимательно на него посмотрел. Глаза у него горели, он весь аж подобрался. Было видно, что это не сиюминутный порыв, а выстраданное решение.
В моем прошлом мире такой «финт» был бы невозможен. Терапевт и хирург — это две разные, почти не пересекающиеся вселенные, требующие отдельной многолетней ординатуры.
Физически невозможно было просто «перевестись».
Но здесь система была устроена иначе.
Ранг Подмастерья — это скорее «целитель широкого профиля». Ты, конечно, числишься за каким-то отделением, но по-настоящему узким специалистом, хирургом или терапевтом, ты становишься только на уровне Целителя третьего класса, сдав соответствующий экзамен.
А до этого момента… до этого момента у тебя есть право выбирать. И все, что нужно было Славе — это получить согласие Шаповалова, чтобы тот взял его «под свое крыло» для наработки нужного опыта.
— Ты уверен? — я спросил это совершенно серьезно. — Хирургия — это не только «действие» и «результат», как в кино. Это бессонные ночи, многочасовые операции, когда от усталости спина отваливается, и огромная, просто колоссальная ответственность за каждое твое движение.
— Уверен! — он решительно кивнул. — На все сто! Я готов учиться, пахать, дежурить, что угодно! Просто дай мне шанс попасть к вам!
Я задумался. С одной стороны, Слава был парнем неплохим. Старательным, неглупым, исполнительным. Но с другой… хватит ли у него того, что нужно настоящему хирургу? Хладнокровия в критической ситуации, твердости руки, способности мгновенно принимать решения, от которых зависит чужая жизнь?
— Так, двуногий, — встрял в мои размышления Фырк. — А почему бы, собственно, и нет? Хомяков у твоего Шаповалова и так перекомплект. Одним больше, одним меньше — велика ли разница? Зато у тебя среди них будет свой, проверенный, абсолютно лояльный человек. Очень даже практично.
А ведь он был прав.
— Хорошо, — сказал я вслух. — Я поговорю с Шаповаловым. Но ничего тебе не обещаю, ты должен понимать. У него свой взгляд на кадровую политику. И, Слава? Если он, каким-то чудом, согласится тебя взять… не подведи меня. Хирургия ошибок не прощает.
Он чуть ли не подпрыгнул от радости. Его лицо просияло.
— Я не подведу! Клянусь! Спасибо, Илья! Ты не представляешь!.. Я твой должник навеки!
Домой я добрался уже в густых сумерках. Усталость накатывала тяжелыми, свинцовыми волнами — день выдался на удивление насыщенным. А ведь завтра — операция. Моя первая настоящая операция в этом мире.
Телефон тихо пиликнул. Сообщение от Вероники.
«Приехала! Дико соскучилась! Может, встретимся? У меня есть бутылочка хорошего вина и отличное настроение». И подмигивающий смайлик.
Я усмехнулся. В любой другой день я бы, не раздумывая ни секунды, сорвался и поехал к ней. Но не сегодня.
«Прости, красавица, — быстро напечатал я в ответ. — Завтра очень важная и сложная операция, нужно как следует выспаться и подготовиться. Давай отложим до завтрашнего вечера?»
Ответ пришел почти мгновенно.
«Ну вот! А я так надеялась… Ладно, понимаю. Тогда удачи тебе завтра! Покажи им всем, как надо работать!»
Я убрал телефон и откинулся на спинку дивана, закрыв глаза. Завтра действительно решится многое. Не только судьба моего пациента Кулагина, но и моя собственная репутация как хирурга в этой больнице. Одно дело — ставить сложные диагнозы. И совсем другое — подтвердить свой класс руками, у операционного стола.
— Не психуй, двуногий, — раздался у меня в голове утешающий голос Фырка. — Все будет идеально! Ведь завтра будет не просто твоя первая операция. Это будет наша с тобой первая операция! Я буду сидеть у тебя на плече и подсказывать, где какой сосуд проходит! Я буду твоими глазами внутри пациента!
Я открыл глаза и серьезно посмотрел на него.
— Так, стоп, — сказал я. — Если ты действительно хочешь присутствовать в операционной, то слушай сюда очень внимательно.
Фырк тут же затих.
— Правило номер один, — я поднял указательный палец. — Ты полностью и беспрекословно молчишь. Никаких ехидных комментариев, никакой болтовни, никаких советов, пока я сам тебя не спрошу. Ты для меня — не советник, а живой диагностический инструмент. Понял?
— Понял, — пробурчал он обиженно.
— Правило номер два, и это самое главное, — я посмотрел еще строже. — Операционная — это не цирк. Там на кону стоит человеческая жизнь. Одна твоя неуместная шутка, один отвлекающий комментарий в моей голове — и я могу дрогнуть рукой. Могу совершить непоправимую ошибку. Если ты хоть на секунду поставишь под угрозу жизнь пациента, я… я не знаю, что я с тобой сделаю, Фырк, но тебе это очень, очень не понравится. Ты осознаешь всю меру ответственности?