Она осторожно, почти беззвучно, повернула ручку. Заперто. Но это не было проблемой. Старая привычка дяди, о которой, как он думал, никто не знал, — прятать запасной ключ в большом глиняном горшке с чахлым фикусом — была известна ей давно.
Кристина на цыпочках подошла к фикусу, запустила руку в сухую землю и нащупала холодный металл. Достав ключ и стряхнув с него комья земли, она так же тихо вернулась к двери и провернула его в замочной скважине.
В кабинете царил полумрак. Единственная настольная лампа тускло освещала стол, заваленный бумагами. Воздух был пропитан тяжелым запахом дешевого табака и пролитого алкоголя. Дяди в кабинете не было. Отлично.
Ее сердце колотилось так громко, что, казалось, его стук мог разбудить и мертвого. Она на цыпочках подошла к столу. Так, где-то здесь должны быть те самые записи.
Верхний ящик. Заперт. Средний — тоже. Нижний, к счастью, поддался. Внутри — папки с официальными накладными на поставки. Она быстро, лихорадочно пролистала их. Обычные больничные закупки, ничего подозрительного.
Тогда где?
Ее взгляд упал на массивный, вмонтированный в стену сейф в углу. Ну конечно! Все самое важное дядя всегда держал там. Но код… Стоп. Она же знала этот код. Дата рождения ее покойной тети. Дядя был сентиментальным идиотом и никогда не менял старые пароли.
Дрожащими, непослушными пальцами она набрала на кодовой панели знакомую комбинацию цифр. Раздался тихий щелчок — сейф открылся. Внутри, ровными пачками, лежали деньги. А рядом — толстая тетрадь в черном переплете. Похоже, та самая…
Кристина вытащила ее и открыла на первой попавшейся странице. Ее глаза расширились. Это было оно. То, что нужно. Столбцы с наименованиями редких, дорогих препаратов. Фамилии покупателей. Суммы. Даты. Идеальная, подробная бухгалтерия их черного бизнеса.
Она достала телефон и, стараясь унять дрожь в руках, начала быстро, страница за страницей, фотографировать.
Вдруг дверь в кабинет, которую она так и оставила приоткрытой, тихо скрипнув, открылась.
На пороге стоял Федор Максимович Волков. Он был не один. За его спиной маячил Григорий Сычев.
— Кристиночка? А мы как раз о тебе вспоминали, — гулко прозвучал голос дяди. — Что ты здесь делаешь в такое время?
Рабочий день, наконец, подошел к концу. Я переоделся и, выйдя из больницы, увидел Артема, который уже ждал меня у ворот, переминаясь с ноги на ногу.
— Ну что, герой, готов немного расслабиться? — он с дружеской усмешкой хлопнул меня по плечу.
— Более чем, — честно признался я. — День выдался насыщенный до предела.
Мы направились в небольшой, ничем не примечательный бар неподалеку, который носил гордое название «У Степаныча».
Это было излюбленное место местных медиков, где можно было пропустить кружку-другую после тяжелой смены. Внутри было шумно, немного накурено, но по-своему уютно.
— Два светлых! — крикнул Артем бармену, едва мы вошли, и повел меня к свободному столику в дальнем углу.
Когда нам принесли две запотевшие кружки пива, мы молча чокнулись и сделали по большому, долгожданному глотку.
— За удачные операции! — предложил тост Артем.
— За живых пациентов, — поправил я.
Он кивнул, соглашаясь. Мы выпили и закусили соленым арахисом, который тут же появился на нашем столе.
— Слушай, Илья, — Артем наклонился ко мне через стол, когда первая волна усталости схлынула. — Я тут все хотел спросить… Как ты это делаешь? Ну, то, что было вчера, с инсулиномой?
— Что именно «это»?
— Да все! — он махнул рукой. — Ты нашел опухоль размером с рисинку, вслепую, с помощью какого-то зажима и своей «Искры»! Я в анестезиологии пять лет, насмотрелся на разных хирургов, в том числе и на гениев. Но такого… такого я не видел ни разу. Это какая-то особая, секретная методика?
Я задумался. Как можно было ему объяснить то, что я из другого мира и у меня громадный опыт за плечами? А сказать ему правду я не мог.
— Скорее, это просто интуиция, — уклончиво ответил я. — Плюс, конечно, внимание к мельчайшим деталям. Ты ведь, Артем, тоже не просто усыпляешь пациентов по протоколу. Я видел. Ты их чувствуешь.
Он кивнул.
— Это да. Каждый реагирует на препараты по-своему. Универсальных схем нет. Всегда приходится ловить этот тонкий баланс — дать достаточно глубокий наркоз, чтобы он не проснулся на столе, но не слишком, чтобы он потом без проблем из него вышел.
— Вот именно. У тебя — свой талант, — я посмотрел ему в глаза. — Я вчера видел, как ты работаешь. Спокойный, уверенный, ни одного лишнего движения, полный контроль над ситуацией. С таким анестезиологом любая, даже самая сложная операция, проходит в разы легче.
Он смущенно улыбнулся и отвел взгляд.
— Спасибо. Приятно это слышать. Обычно нашего брата не замечают — усыпил, разбудил, и слава богу. А ведь мы, по сути, все время держим жизнь пациента в своих руках.
— Еще как держите, — согласился я. — Наш случай с Кулагиным это доказал. Если бы ты тогда мгновенно не среагировал на падение сахара… все могло бы закончиться очень печально.
— Да там все по клинике очевидно было, — отмахнулся он.
— Для тебя, возможно, и очевидно. А другой на твоем месте мог бы растеряться, потерять драгоценные секунды. Нет, Артем, ты действительно классный специалист. И я, если честно, очень рад, что мы сработали в одной команде.
Мы выпили еще по кружке, и разговор потек легче. Мы обсуждали разные забавные и трагические случаи из практики. Артем рассказал пару анекдотов из операционной, я поделился с ним байками со скорой помощи.
— У нас тут однажды был случай, — усмехнулся Артем, отпивая пиво. — Привезли одного ветерана синего фронта с ножевым ранением в живот. Ну, мы его на стол, все как положено. Оперируем. И вдруг этот товарищ, прямо посреди операции, открывает глаза, садится на столе, оглядывается и абсолютно трезвым голосом спрашивает: «Мужики, а пивка у вас тут не найдется?»
Я не сдержался и рассмеялся, представив эту картину.
— Серьезно? И что вы?
— Что мы? Хирург чуть скальпель не уронил от удивления, — продолжал смеяться Артем. — Пришлось срочно добавлять ему дозу. Он потом еще долго удивлялся, почему у него живот разрезан, пока не уснул! Хорошо, что хирург у нас тогда был с крепкими нервами, не растерялся.
Время летело незаметно. Мы говорили о медицине, о жизни, о планах на будущее. Артем оказался не только хорошим анестезиологом, но и очень интересным, начитанным собеседником, с отличным чувством юмора.
— Ну что, по последней? — предложил Артем, поднимая свою пустую кружку.
— Давай, — согласился я. — Но это действительно последняя. Завтра рабочий, конечно, но плановое дежурство никто не отменял.
Мы допили свое пиво, расплатились и вышли на прохладную ночную улицу. Вечерний воздух приятно освежал после душного, накуренного бара.
— Хорошо все-таки посидели, — Артем глубоко, с наслаждением вдохнул. — Давно я так не расслаблялся.
— Это точно, — согласился я.
Мы стояли у входа, не торопясь расходиться, молча глядя на редкие проезжающие машины. Вдруг со стороны дороги раздался резкий визг тормозов. Два огромных, абсолютно черных внедорожника, резко затормозили прямо у тротуара напротив нас.
Двери бесшумно открылись, и из машин вышло несколько человек в строгих, темных костюмах. Движения их были быстрыми, слаженными и абсолютно безэмоциональными.
— Господин Разумовский? — спросил один из них, подошедший к нам. Голос у него был такой же безэмоциональный, как и лицо.
Мы с Артемом переглянулись.
— Да, это я, — осторожно ответил я.
— Прошу вас проехать с нами. Это срочно.
— А в чем, собственно, дело? — напрягся Артем.
Человек в костюме проигнорировал его вопрос. Вместо этого он протянул мне мобильный телефон.
— Господин лекарь Разумовский, Вас к аппарату.
Я взял трубку, отмечая про себя излишнюю театральность момента.
— Слушаю.
— Разумовский? — в трубке раздался властный, напряженный голос. — Это магистр третьего класса Илларион Вессимирович Харламов, главврач Владимирской Центральной больницы. Ваш телефон был выключен, пришлось отправлять дуболомов барона фон Штальберга.
Я машинально полез в карман. Точно, сел, а я не обратил внимания.
— Прошу прощения. Что случилось?
— Барону стало хуже. Значительно хуже. И он категорически отказывается от операции, если ее будет проводить не вы.
Легкое пивное опьянение мгновенно выветрилось из головы. Так. Кризис. Анализ. Действие.
— Понял. Еду немедленно.
Я повернулся к Артему, который с любопытством наблюдал за происходящим.
— Барону плохо. Нужна срочная операция. Поедешь со мной?
— А можно? — он удивился.
— Нужно. Мне понадобится анестезиолог, которому доверяю. Завтра все равно выходной у тебя.
— Тогда поехали! — Артем решительно направился к машине.
Мы забрались внутрь, и внедорожник сорвался с места.
— Наберите еще раз Харламова, — попросил я охранника. — Мне нужны подробности.
Через минуту я снова держал трубку.
— Магистр Харламов, объясните ситуацию детально.
— Опухоль барона начала вести себя непредсказуемо, — голос главврача звучал так, будто он сам находился на грани срыва. — Она выбрасывает адреналин в таких количествах, что пробивает любую медикаментозную блокаду. У него развился неконтролируемый гипертонический криз и острый отек легких.
— Что делал местный лекарь?
— Мастер-целитель Вольский действовал по протоколу. Максимальные дозы альфа- и бета-блокаторов, нитраты, диуретики. Но эффект минимальный. Состояние продолжает ухудшаться.
— Текущие показатели?
— Давление не падает ниже двухсот! Систолическое доходит до двухсот сорока! Мы влили в него максимально допустимую дозу блокаторов, а опухоль все равно продолжает выбрасывать гормоны! Она… она стала неуправляемой! Мы держим его на «Искре».
Я закрыл глаза, быстро складывая картину. Она была не утешительной.