— Я этого и боялся, — произнес я. — Этот криз стал последней каплей. Опухоль, видимо, получила микрокровоизлияние или начала некротизироваться. Теперь она выбрасывает адреналин не приступами, а постоянно. Мы не сможем стабилизировать его медикаментозно.
— Вы ставите такой диагноз по телефону? — в голосе Харламова прозвучало изумление.
— Клиническая картина однозначная. Готовьте операционную. — я посмотрел в окно. Машина шлана высокой скорости явно игнорируя все предупреждающие знаки.
— Через час будем, — сообщил мне охранник словно прочитав мои мысли.
— Мы будем через час. — повторил я эти слова в трубку и отключился. Внешне я был спокоен, но в голове уже работал холодный и точный механизм, просчитывающий все этапы предстоящей битвы за жизнь.
— Ну и дела, — вздохнул Артем. — А мы еще пива выпили. Никакой радости теперь. Придется срочно трезветь. Зря только пили, блин. Деньги на ветер.
— Что поделать, — я пожал плечами. — Работа такая.
— Думаешь, нам дадут оперировать пьяными? — Артем криво усмехнулся. — Всегда мечтал попробовать. Говорят, руки не дрожат.
— Сомневаюсь, что владимирские коллеги оценят такой эксперимент, — ответил я. — Но я бы пробовать не стал.
— Да я шучу, — он помахал рукой. — Хотя история была бы легендарная.
Один из охранников, сидевший на переднем сиденье, молча повернулся к нам и протянул небольшую серебряную коробочку.
— Господа лекари, примите, — сказал он своим безэмоциональным голосом. — Отрезвмалгон. Барон всегда возит с собой.
Я с интересом взял коробочку и рассмотрел маленькие зеленые таблетки. В моем мире о таком можно было только мечтать — магическое средство моментального отрезвления, которое убирало не только симптомы, но и сами метаболиты алкоголя из крови. Но насколько я знал, стоило оно запредельных денег. Мы с Артемом без лишних слов проглотили по одной.
Эффект был мгновенным и почти шокирующим. Голова прояснилась так, словно ее промыли ледяной родниковой водой. Исчезла малейшая тяжесть в теле, а едва заметный привкус пива во рту сменился нейтральной свежестью. Как будто и не пили вовсе.
— Вот это да! — восхитился Артем, потрясенно моргнув. — Надо бы такие в Муром завезти.
— Ты пол-бюджета больницы потратишь, — хмыкнул я.
Оставшуюся дорогу мы ехали молча. Разговоры закончились.
Я откинулся на спинку удобного кожаного сиденья, закрыл глаза и мысленно начал прокручивать предстоящую операцию, выстраивая в голове четкий алгоритм действий, продумывая возможные осложнения и пути их решения.
Артем, сидевший рядом, что-то тихо бормотал себе под нос — видимо, вспоминал дозировки препаратов для экстренной анестезии при нестабильной гемодинамике.
Владимирская Центральная больница встретила нас ярко освещенными окнами и парадным подъездом. Внушительное здание в стиле ампир с массивными колоннами и богатой лепниной выглядело скорее как дворец какого-нибудь аристократа, чем как медицинское учреждение. Контраст с нашей скромной больницей в Муроме был разительным.
Нас уже ждали. Едва мы вышли из машины, к нам тут же подбежал молодой, взъерошенный лекарь в халате, судя по всему, ординатор.
— Господа из Мурома? Следуйте за мной, пожалуйста! Вас уже ждут!
Мы быстрым шагом двинулись за ним. Охрана барона, четыре молчаливые фигуры в темных костюмах, шла следом, и их тяжелые, синхронные шаги гулко отдавались в просторных мраморных коридорах.
Поднимаясь по широкой мраморной лестнице на третий этаж, я краем глаза заметил какое-то движение на широком подоконнике в одном из пролетов. Инстинктивно обернулся и замер.
Там сидела… кошка.
Точнее, ее полупрозрачный, голубоватый силуэт, который слегка мерцал и подрагивал, как изображение в раскаленном воздухе. Она была похожа на призрака из детских мультиков — не материальная, сотканная из самого эфира. Насколько я помнил вроде такая порода называлась «сиамской». За ее спиной медленно шевелились два больших, переливчатых крыла.
Существо в этот момент было занято важным делом — оно тщательно вылизывало свою нематериальную лапку, но, почувствовав мой пристальный взгляд, замерло.
Его большие, изумрудные глаза, которые были самой яркой и плотной деталью всего облика, расширились от изумления.
— Ты… ты меня видишь? — прозвучал в моей голове изумленный голос. Бархатный, с легкими надменными нотками, и определенно женский.
Глава 11
— Господин Разумовский? — ординатор, который уже успел подняться на несколько ступенек выше, обернулся. — Что-то случилось?
— Идите, я вас догоню, — сказал я, не отрывая взгляда от кошки. — Мне нужна минута.
Артем бросил на меня вопросительный взгляд, но я едва заметно кивнул ему — все в порядке. Процессия, не сбавляя шага, двинулась дальше, а я подошел к окну.
— Да, я тебя вижу, — произнес я мысленно. — Как тебя зовут?
Кошка грациозно спрыгнула с подоконника. Но вместо того чтобы приземлиться на пол, она плавно расправила свои мерцающие крылья и бесшумно зависла в воздухе на уровне моих глаз.
— Шипа, — она сделала небольшой круг, с нескрываемым любопытством изучая меня. — Невероятно! Живой человек, который видит духов! Кто ты такой?
— Илья Разумовский, лекарь из Мурома. А ты дух этой больницы?
— Можно и так сказать, — Шипа, завершив свой облет, легко опустилась мне на плечо. В отличие от тяжеловесного Фырка, она была почти невесомой, как дуновение ветра. — Я здесь уже сто пятьдесят лет.
— У меня есть свой фамильяр в Муроме. Бурундук по имени Фырк.
— Бурундук? — в ее бархатном голосе прозвучало неприкрытое аристократическое презрение. — Как… мило.
Я усмехнулся про себя. Если Фырк был болтливым паникером и сплетником, то Шипа явно относилась к другому типу — сдержанная, немногословная, с явным чувством собственного превосходства.
Интересное знакомство.
— Мне нужно идти, — сказал я. — Пациент ждет.
— Я полечу с тобой, — тут же заявила она. — Слишком любопытно — живой человек, видящий духов, да еще и лекарь. Что ты будешь делать?
— Оперировать.
— Интересно, — она устроилась на моем плече поудобнее, обвив хвостом мою шею, как живой шарф. — Давно я не видела ничего занимательного.
Еще один фамильяр. Отлично.
Помощник в этой больнице мне точно не помешает. Правда, характер у этой, похоже, не сахар. Не то что болтливый Фырк.
Эта — аристократка, строптивая и с явным чувством собственного превосходства. К ней нужен другой подход. Осторожный.
Интересно, каков ее функционал? Умеет ли она то же, что и Фырк? Сканировать, находить патологии? Ладно. Давить не буду. Пускай сама показывает, на что способна. Время покажет.
Я догнал Артема и остальную процессию у дверей предоперационного блока, который вел в операционную.
Палата барона больше напоминала дорогой гостиничный люкс, чем больничное помещение. Просторная комната с высокими потолками, тяжелые бархатные шторы на окнах, мебель из темного резного дерева, на стенах — картины в массивных позолоченных рамах.
И посреди всей этой роскоши, как неуместное напоминание о хрупкости бытия, — современная медицинская кровать, окруженная целой батареей пищащих и мигающих мониторов.
Вокруг кровати роились люди в безупречно белых халатах, создавая ощущение бессильной, панической суеты.
Сам барон фон Штальберг лежал на высоких подушках.
Его обычно багровое, полнокровное лицо сейчас приобрело серовато-землистый оттенок и было покрыто мелкой, липкой испариной.
Дыхание было тяжелым, прерывистым, с отчетливо слышными на расстоянии влажными хрипами — классическая картина начинающегося отека легких.
Но глаза… глаза его были абсолютно ясными, полными упрямой, несгибаемой воли. Он не умирал. Он ждал.
Увидев меня, он слабо, одними уголками губ, улыбнулся.
— Разумовский… знал, что приедете…
— Этот почти отлетался, — раздался в моей голове холодный, как лед, голос Шипы. Она сидела на моем плече, невидимая для остальных. — От него пахнет страхом и озоном. Запах близкой грозы.
— Ваше сиятельство, — я подошел ближе, игнорируя суетящихся лекарей и бросив беглый взгляд на показатели мониторов. Цифры были ужасающими. — Как вы себя чувствуете?
Стандартный ритуальный вопрос. Но он был необходим, чтобы установить контакт, чтобы дать понять ему и всем остальным, что с этой секунды командовать парадом буду я.
— Паршиво, — он криво усмехнулся, и его дыхание сбилось. — Но теперь… когда вы здесь… я готов.
Он с трудом повернул голову к стоявшему рядом с кроватью низкорослому, полноватому мужчине в строгом костюме гильдейского чиновника.
— Эй ты, пройдоха! Давай сюда… ваши бумаги…
Чиновник тут же суетливо протянул ему планшет с открытым документом. Барон взял стилус дрожащей, непослушной рукой. С трудом сфокусировал взгляд. И поставил свою подпись под длинным текстом, полным юридических формулировок. В нем было много всего об осознании рисков и добровольном согласии.
Пока я общался с бароном, Артем не терял ни секунды. Он не обращал внимания ни на роскошь, ни на чиновника, а сразу направился к стоявшему у мониторов местному лекарю-анестезиологу.
Краем глаза я заметил, как они начали быстрый, деловой диалог, и Артем, указывая на распечатку анестезиологической карты, начал задавать короткие, точные вопросы. Он уже был в своей стихии, за считанные минуты получая всю необходимую информацию о том, что происходило с пациентом последние часы.
— Вот теперь… можете резать, — Ульрих фон Штальберг снова перевел взгляд на меня. — Я вам… доверяю…
— Все будет хорошо, ваше сиятельство, — заверил я его спокойным, ровным тоном. Для него это были слова надежды. Для меня — констатация плана действий. — Через несколько часов вы будете чувствовать себя значительно лучше.
Санитары, дождавшись этого момента, начали готовить каталку для транспортировки в операционную. Я отошел в сторону, давая им работать. Здесь, у кровати, моя работа была закончена. Теперь поле битвы переносилось в другое место.