У стены, скрестив руки на груди, меня уже ждал высокий седовласый мужчина в идеально отглаженном халате Магистра. Его лицо было напряженным, но он держался с достоинством. Это, без сомнения, и был Илларион Харламов, главврач этой роскошной больницы.
Магистр Харламов выглядел в точности так, как я его себе и представлял по голосу в телефоне. Холеное, ухоженное лицо, которое не знало бессонных ночных дежурств. Надменный, слегка брезгливый взгляд, которым обычно одаривают нечто низшее по статусу. И идеальная, вышколенная осанка.
Типичный столичный эскулап, привыкший к абсолютному почтению и беспрекословному подчинению.
— Господин Разумовский, — он окинул меня с ног до головы быстрым, оценивающим взглядом. — Благодарю, что приехали. Ваше присутствие, как видите, оказало на барона должный терапевтический эффект. Теперь можете возвращаться обратно. Мы справимся.
Я удивленно приподнял бровь, не веря своим ушам.
— То есть как — возвращаться?
— Ну, вы же приехали, барон вас увидел, успокоился и подписал согласие на операцию, — с плохо скрываемым раздражением пояснил он. — Ваша миссия выполнена. Дальнейшее — забота наших специалистов. Операцию проведут лучшие лекари больницы.
— Боюсь, вы не поняли, магистр, — я покачал головой, глядя ему прямо в глаза. — Раз уж меня вызвали из другого города для проведения операции, значит, я буду оперировать.
Харламов поморщился так, словно проглотил лимон.
— Молодой человек, при всем уважении к вашему диагностическому таланту, вы всего лишь Подмастерье. А это операция высшей категории сложности. У нас в штате есть Мастера и даже Магистры хирургии, чей опыт несоизмерим с вашим.
— У меня есть успешный опыт подобных операций, — спокойно парировал я.
— Это была великолепная операция! — неожиданно, с горячностью, вмешался Артем, который до этого молча стоял за моей спиной. — Илья нашел и удалил две нейроэндокринные опухоли, которые никто не мог обнаружить!
Харламов перевел на него свой ледяной взгляд, полный аристократического пренебрежения.
— А вы, собственно, кто такой?
— Артем Воронов, лекарь-анестезиолог из Мурома, — с достоинством ответил тот. — Буду проводить анестезию.
— Вы оба с ума сошли? — Харламов окончательно вышел из себя. Он всплеснул руками, и его холеное лицо пошло красными пятнами. — Операцию класса «А» будут проводить провинциальные лекари⁈ Подмастерье и… анестезиолог, о котором я впервые слышу⁈ Да это же нонсенс!
Я сделал шаг вперед, сокращая дистанцию и заставляя его инстинктивно отступить.
— Магистр Харламов, давайте не будем терять драгоценное время на пустые споры о рангах и статусах. Пациент в критическом состоянии. И он доверяет мне. Если вы сейчас не дадите мне провести операцию, я буду вынужден, когда он придет в себя, рассказать ему об этом досадном недоразумении. Думаю, его сиятельство будет крайне недоволен, что его прямое волеизъявление было проигнорировано.
Лицо Харламова стало пунцовым. Он смотрел на меня так, будто я только что плюнул на начищенные полы его дворца.
— Вы… вы шантажируете меня?
— Я констатирую факт, — ровным тоном ответил я. — Факт, который может иметь для репутации вашей больницы весьма неприятные последствия. Так что предлагаю простое решение: вы заказываете для меня официальный допуск из Гильдии и показываете, где можно переодеться.
Несколько секунд он сверлил меня взглядом, в котором боролись ярость, уязвленная гордость и холодный прагматизм. Прагматизм победил. Харламов неожиданно расслабился и даже криво усмехнулся.
— Допуск у вас уже есть. Барон организовал его заранее, через свои каналы, как только узнал о вашем чудесном даре. Так что с формальностями все в порядке. Пойдемте.
— А ты крут, — раздался в моей голове бархатный голос Шипы. Ее аристократическое любопытство, кажется, начало сменяться чем-то похожим на уважение.
— Так ты и не расскажешь, кто ты и откуда? Напоминаю, у меня все-таки есть один такой фамильяр, — мысленно ответил я ей, пока мы шли вслед за поверженным магистром.
— Поздравляю, — в ее голосе прозвучала легкая ирония. — Но пока воздержусь от откровений. Хочу сначала посмотреть, на что ты способен в деле.
Раздевалка при операционной превосходила все мои ожидания.
Просторная, светлая комната, отделанная светлым деревом и матовой сталью. Индивидуальные шкафчики с электронными замками, мягкие кожаные скамьи для отдыха, даже несколько душевых кабин за матовыми стеклянными дверями.
— Ничего себе! — присвистнул Артем, с восхищением оглядываясь. — Не то что у нас в Муроме. Там раздевалка больше на камеру пыток похожа, особенно после суточного дежурства.
— Не отвлекайся, — посоветовал я, быстро натягивая стерильный зеленый хирургический костюм. — Сейчас начнется самое интересное.
— Я готов, — он мгновенно стал серьезным. — Что за операция предстоит?
— Лапароскопическое удаление вненадпочечниковой феохромоцитомы, — коротко проинструктировал я, завязывая тесемки на маске. — Опухоль расположена забрюшинно, рядом с бифуркацией аорты.
— Весело, — Артем едва заметно поморщился. Он прекрасно понимал, что одно неверное движение рядом с главным сосудом тела — и пациент умрет на столе за пару минут. — И наверняка она активная?
— Более чем. Адреналин выбрасывает неконтролируемо. Так что будь готов к кризам. Самым жестким.
Мы вышли из раздевалки и направились по короткому коридору к операционной. Шипа бесшумно летела рядом, разглядывая блестящую сталь каталок и матовые плафоны светильников.
Операционная встретила нас ослепительно ярким светом и густой, напряженной тишиной. Операционная бригада уже была в сборе — две операционные сестры, молодой лекарь-ассистент и сам магистр Харламов.
Он уже облачился в стерильную одежду и с непроницаемым лицом демонстративно встал на место первого ассистента.
Атмосфера была ледяной. Никто не произнес ни слова приветствия. Они смотрели на нас как на чужаков, узурпаторов, вторгшихся на их священную территорию.
Артем, проигнорировав враждебность, деловито прошел к своему рабочему месту.
Он уже получил все необходимые данные, и теперь его внимание было полностью поглощено подготовкой. С профессиональной дотошностью он проверял наркозный аппарат, контуры, дозировки в шприцевых насосах.
Барона в этот момент уже аккуратно перекладывали с каталки на операционный стол.
— Илья, я готов к индукции, — доложил он, когда все было подключено.
Я кивнул.
— Начинаем, — скомандовал я, и этот приказ относился ко всей бригаде.
Артем наклонился к барону.
— Ваше сиятельство, сейчас вы почувствуете легкое головокружение, а потом просто уснете. Считайте до десяти.
Он начал медленно вводить препараты в центральный венозный катетер. Одновременно с этим я увидел, как его свободная рука легла на предплечье барона, и от нее пошла едва заметная, мягкая, успокаивающая волна «Искры».
Он не просто «усыплял» пациента химией. Он магически стабилизировал его гемодинамику, успокаивал сосуды, готовил их к предстоящему стрессу, делая вхождение в наркоз максимально плавным и контролируемым.
Через несколько секунд глаза барона безмятежно закрылись. Его напряженное тело полностью расслабилось.
— Пациент готов, — доложил Артем, возвращаясь к своим мониторам.
Я подошел к столу, вставая на место ведущего лекаря-хирурга.
— Троакар для оптики.
Операционная сестра с каменным лицом подала мне инструмент. Харламов стоял рядом, как статуя, демонстративно глядя куда-то в сторону.
Я сделал первый небольшой прокол кожи ниже пупка, уверенным движением ввел троакар и подключил к нему камеру. На большом мониторе над столом тут же появилось увеличенное, четкое изображение брюшной полости.
— Зажим Бэбкока, — попросил я, не отрывая взгляда от экрана.
Пауза. Харламов не двигался. В операционной повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь мерным писком кардиомонитора.
— Магистр Харламов, зажим Бэбкока, — повторил я, на этот раз совершенно спокойно и отчетливо.
Он с явной неохотой взял с инструментального столика зажим и протянул мне. Но это был не зажим Бэбкока. Это был зажим Микулича — совершенно другой инструмент, предназначенный для других целей.
Я остановился.
Медленно положил свои инструменты на стерильную простыню. Выпрямился и повернулся к Харламову, глядя ему прямо в глаза поверх маски.
— Магистр Харламов, — мой голос был тихим, но в абсолютной тишине операционной его услышал каждый. — Здесь и сейчас я — ведущий лекарь-хирург, а вы — мой первый ассистент. Жизнь этого человека на столе зависит от слаженности и точности наших с вами действий. Если вы не готовы выполнять мои команды немедленно и беспрекословно, вы можете покинуть операционную прямо сейчас. Я справлюсь один.
Лицо Харламова под маской стало багровым.
Я видел, как в его глазах полыхнула ярость от такого публичного унижения. Несколько долгих секунд он боролся с собой, решая, что важнее — его уязвленная гордость или репутация.
Затем, с едва заметным вздохом, он молча взял с лотка правильный инструмент и подал мне.
— Благодарю, — кивнул я и, не сказав больше ни слова, вернулся к работе.
Инцидент был исчерпан. Лидерство установлено.
Дальше дело пошло легче.
Я методично, один за другим, устанавливал лапароскопические порты, вводил через них инструменты. На мониторе, под моим умелым управлением, ткани послушно расходились, открывая доступ к забрюшинному пространству.
Наконец, я увидел ее. Увеличенная на экране опухоль, прилежащая к пульсирующей стенке аорты.
— Вот она, — пробормотал я. — Красавица. Сантиметра два в диаметре, плотно сидит.
— Некрасивая какая-то штука, — равнодушно прокомментировала Шипа, невидимо зависнув над монитором и разглядывая серо-розовое образование.
Началась самая деликатная, самая опасная часть операции — отделение опухоли от окружающих тканей и, главное, от аорты.