Он молча взял свою папку и вышел за дверь, которую она тут же захлопнула за его спиной.
Утром мы в последний раз навестили барона. Его благородие уже не лежал в кровати, а сидел в глубоком кресле у окна и читал свежую газету. Прогресс был налицо.
— А, мои спасители! — он с удовольствием отложил газету в сторону. — Как вовремя. Хотел как раз пообщаться.
Он не просто сидел, а сидел уверенно, держа спину прямо. Цвет лица — ровный, здоровый. Взгляд — ясный.
Все говорило о том, что организм полностью компенсировал перенесенный стресс, гемодинамика стабилизировалась окончательно.
Да, еще предстоял долгий период реабилитации, но самый опасный, критический этап был позади.
Можно было со спокойной душой передавать его под наблюдение местных специалистов, предварительно оставив им подробнейшие инструкции.
— Ваши показатели в норме, — сообщил я, привычно проверив его пульс. — Можете постепенно возвращаться к обычной жизни. Но без фанатизма.
— Непременно! — барон кивнул. — И не забудьте — в скором времени прием в моем поместье. Я вышлю официальные приглашения. И еще раз хорошенько подумайте над моим предложением о переезде.
— Обязательно подумаю, — дипломатично ответил я.
Все-таки было над чем. Спорить с ним сейчас и обсуждать эту тему, когда он только встал на ноги, было бы бессмысленно и невежливо. Проще было формально согласиться.
После всех формальностей я официально, под роспись в трех экземплярах, передал пациента магистру Харламову. Плюс набросал подробный план восстановления барона. Тот принял документы с кислой миной, но промолчал. Победителей не судят.
В коридоре, на высоком карнизе под потолком, меня уже ждала Шипа.
— Ну что, прощаемся? — раздался в моей голове ее бархатный голос.
— Надеюсь, это не навсегда. Еще увидимся?
— Кто знает, — призрачная кошка грациозно пожала плечами, и ее силуэт слегка качнулся. — Может, в следующий раз я даже покажу, что умею на самом деле. Если ты меня, конечно, достаточно заинтересуешь.
Интересное существо. Совершенно не похожа на Фырка.
Тот — открытая книга, болтливый, эмоциональный, его мысли и чувства всегда на поверхности. Он как верный, хоть и не в меру шумный, пес.
А эта… эта была кошкой, которая гуляет сама по себе. Сдержанная, аристократичная, полная чувства собственного достоинства и, очевидно, скрывающая за своей надменностью какую-то старую боль.
И что она умеет на самом деле? Фырк был идеальным «сканером», его дар был диагностическим. А она?
«Покажу, что умею, если заинтересуешь». Значит, ее способности могут быть другими. Или активируются при других условиях. А может, она просто набивает себе цену. Ладно.
Давить на нее бесполезно, это очевидно. С такими, как она, работает только одна тактика — терпеливое наблюдение. Время покажет.
— Буду стараться, — усмехнулся я и направился к выходу, где меня уже ждал Артем с нашими скромными дорожными сумками.
Пора было возвращаться домой.
Новая машина мягко катила по широкой загородной трассе.
Ощущения были непривычными. После дребезжащих автобусов, в которых трясло каждую кость, эта тишина и плавность хода казались почти нереальными.
Впервые за долгое время в этом мире я сделал что-то исключительно для себя. Не для спасения пациента, не для борьбы с системой, а просто для себя.
Артем, которому явно надоела тишина, деловито покопался в бардачке и с триумфальным видом извлек оттуда старый диск в потертой пластиковой коробочке.
— О, смотри что нашел! — он сдул с нее пыль. — Гагик, старый пират, наверняка забыл. Или от прежних владельцев осталось. Старый добрый гаражный рок!
— Врубай, — с усмешкой согласился я.
Артем вставил кассету в магнитолу. После короткого шипения салон наполнили тяжелые гитарные риффы и хриплый, надрывный вокал. Похожее на что-то из моей далекой, почти забытой юности в прошлой жизни.
Удивительно, как некоторые вещи остаются неизменными, даже в других мирах.
Под рок от пары полузабытых групп полтора часа дороги до Мурома пролетели практически незаметно. Дорога была отличная, машина шла как по маслу, уверенно держа трассу.
— Красота! — восхищенно выдохнул Артем, когда очередной гитарный запил стих. — Вот это тачка! Как по рельсам идет!
— Гагик не обманул, — кивнул я. — Действительно отличная машина.
Свобода.
Вот главное ощущение, которое давал этот автомобиль. Свобода передвижения, независимость от расписания автобусов и всего прочего. Возможность в любой момент сорваться и поехать туда, куда нужно мне. Это меняло все.
Своеобразный отпуск окончен. Впереди снова Муром, а значит — работа, интриги и незаконченные дела.
К Мурому мы подъехали уже ближе к вечеру. Я высадил Артема у его дома и поехал дальше.
На работу заезжать смысла не было, но я, не раздумывая, направил машину к больнице — за Вероникой.
Можно было бы поехать домой, разобрать вещи, лечь спать. Но я хотел увидеть ее. Три дня в окружении интриг и чужой, холодной роскоши ощущались как целая неделя. Мне нужен был глоток чего-то настоящего.
Она вышла из центрального входа, уставшая после смены, и замерла, увидев незнакомый белый седан, припаркованный у ворот. Ее лицо, секунду назад выражавшее лишь усталость, озарилось искренним, почти детским восторгом, когда я посигналил и опустил стекло.
— Ого! Это твоя? Шикарная!
— Нравится? — я вышел и открыл ей пассажирскую дверцу.
— Еще бы! — она с наслаждением опустилась на мягкое кожаное сиденье, проводя рукой по гладкой панели. — Теперь будем гонять по выходным! Можем на природу ездить, на озеро!
— И встречать закаты? — подразнил я, садясь за руль.
— Конечно! Романтика! — ее глаза сияли.
— Ну, я думал больше про складные стулья и рыбалку, но закаты, так и быть, тоже подойдут.
Она игриво ударила меня по плечу.
— Мужчины! Только о рыбалке и думаете!
Дома, едва за нами закрылась входная дверь, игривое настроение мгновенно улетучилось. Вероника буквально набросилась на меня.
Три дня разлуки, наполненные тревогой за меня и напряженной работой, дали о себе знать. Она бросила сумку на пол, обвила руками мою шею и впилась в губы долгим, голодным поцелуем.
— Соскучилась, — прошептала она, отстранившись лишь на мгновение, чтобы отдышаться, и тут же начала нетерпеливо расстегивать пуговицы на моей рубашке.
В этот момент не было ни Гильдии, ни интриг, ни пациентов. Была только она. Запах ее волос, тепло ее кожи, требовательность ее губ. Единственный диагноз, который имел значение прямо сейчас.
Ее поцелуи были жаркими, требовательными, исцеляющими. Руки скользили по моему телу, забирая остатки усталости и напряжения, оставляя взамен огненные следы желания. Мы добрались до спальни, в беспорядке сбрасывая одежду по дороге.
— Иди ко мне, — позвала она, откидываясь на прохладные подушки.
Я навис над ней, целуя шею, ключицы, спускаясь все ниже…
Утром у входа в больницу творилось что-то невообразимое. У ворот стоял массивный полицейский фургон Гильдии, переливаясь синими всполохами.
У крыльца собралась толпа зевак, а на ступеньках кучковались сотрудники в белых халатах, оживленно перешептываясь.
Именно в этот момент из дверей больницы стражники выводили двоих мужчин в магических браслетах, светящихся холодным голубым светом, — бледного, трясущегося заведующего аптекой Лопухова и багрового от ярости заведующего скорой помощью Панкратова.
— Ужас какой! — ахнула Вероника, инстинктивно прижимаясь ко мне. — Что происходит?
А вот и расплата. Мышкин не стал тянуть. Справедливость, пусть и в таком уродливом, публичном виде, все-таки существует.
— Видимо, какие-то серьезные проблемы с законом, — спокойно сказал я вслух.
В холле больницы царила полная суматоха.
Все бегали из стороны в сторону как ошпаренные, несясь с бумагами и историями болезни. Ничего не меняется. Стоило отлучиться на три дня, как здесь снова наступил локальный конец света.
— Илья! — Семен Величко пронесся мимо нас, едва не сбив с ног пожилую санитарку. — Рад тебя видеть, но мне дико некогда! Потом поговорим!
— Привет, Илья! — помахал рукой на бегу Максим Фролов, спешащий с каталкой в приемный покой.
— Разумовский! — из ординаторской, как фурия, выскочила Алина Борисова. На ее лице не было привычной язвительности, только деловая озабоченность. — Ты как раз вовремя! У нас полный аврал!
Из-за ее спины, выплыл Шаповалов. Выглядел он уставшим после бессонной ночи, но решительным, как полководец перед боем.
— А вот и наш владимирский герой вернулся! — он криво усмехнулся. — Рад тебя видеть, но сантименты и рассказы о подвигах — потом. Пора за работу!
— Что случилось?
— Половина терапевтов слегла со «стекляшкой», другая половина на вызовах, в городе начинается эпидемия. Теперь еще этот цирк с арестами. Больница на ушах, работать некому. Так что хирургия пока подождет. Будем закрывать дыры в первичке, на приеме. Держи! — он протянул мне коробку с латексными перчатками.
Я усмехнулся, с привычным щелчком натягивая на руки знакомую резину.
— Снова в окопы, на передовую? Будет весело.
— Двуу-у-ноо-ги-и-ий! — тут же раздался в моей голову счастливый голос. — Как круто, что ты вернулся! У нас тут полная ж…
Глава 17
Кабинет номер восемь, моя временная резиденция в отделении первички, встретил меня знакомым, почти родным запахом дезинфицирующих средств, бумажной пыли и чего-то неуловимо-тревожного, что всегда витает в воздухе во время эпидемий.
У двери уже выстроилась очередь из покашливающих и чихающих пациентов.
Яна, шустрая медсестра, с которой я работал еще в свои первые дни в первичке радостно улыбнулась, увидев меня.
— Илья Григорьевич! С возвращением! Как же я рада, что вы снова с нами! Без вас тут такое творилось!
— Что именно? — спросил я
— Да всё! Все наши терапевты на больничном со «стекляшкой», половина сестринского персонала тоже. А пациенты идут и идут, нескончаемым потоком!