Первым в кабинет, тяжело дыша, вошел пожилой мужчина с типичным набором жалоб — кашель, температура под тридцать восемь, ломота в теле и слабость. Классическое ОРВИ, ничего интересного.
Вот и вернулся к прошлому. От удаления редчайших опухолей у аристократов к банальным простудам у пенсионеров. Что ж, работа есть работа. Я выписал ему стандартный набор — противовирусное, жаропонижающее, обильное питье.
Следующая — женщина средних лет с жалобами на головную боль и скачущее давление. Потом молодой парень с острой болью в спине, сорванной на даче. Рутина. Механическая работа рук и мозга — послушать стетоскопом, посмотреть горло, пропальпировать живот, выписать рецепт.
— Кстати, Фырк, — мысленно обратился я к фамильяру, который уже успел материализоваться и устроиться на верхней полке шкафа с медикаментами, пока очередная пациентка монотонно рассказывала о своих многочисленных недомоганиях. — Я во Владимире встретил еще одного духа-фамильяра. Кошку по имени Шипа.
Бурундук, до этого момента лениво болтавший лапками, резко встрепенулся.
— Шипа? Ты сказал Шипа? — в его обычно ехидном голосе прозвучали совершенно не свойственные ему нотки. Тревога?
— Да. Полупрозрачная, голубая кошка с крыльями. Говорит, дух местной больницы. Знаешь ее?
— Я… нет, не знаю. Наверное, перепутал с кем-то, — Фырк явно пытался сменить тему, нервно перебирая лапками. — Смотри, у твоей пациентки явный гипертонический криз! Давление под сто восемьдесят!
Интересная реакция. Он не просто уклонился от ответа — он попытался активно переключить мое внимание на пациента, используя профессиональный триггер.
Слишком топорно, чтобы быть случайностью.
Он явно что-то скрывает, и это «что-то» связано с Шипой. Прямой вопрос не сработал, значит, нужно зайти с другой стороны. Сыграть на том, что я уже все знаю.
— Ладно, не важно. Она мне всё рассказала про вас, духов-хранителей. Про вашу природу, предназначение.
Я намеренно сделал эту фразу максимально расплывчатой. Пусть сам додумывает, что именно она могла мне рассказать. Если у них есть какая-то общая тайна, он сейчас обязательно себя выдаст.
Фырк съежился, опустив свои пушистые ушки.
— Всё рассказала? И про… про привязку тоже? —спросил он.
Бинго.
— Ну вот, — грустно вздохнул бурундук, и в его голосе прозвучало столько горечи, что мне стало его искренне жаль. — Теперь ты все знаешь. Теперь будешь мной помыкать. Заставлять делать всякую ерунду. Пользоваться… как он…
Так вот в чем дело. Фамильяр, создав связь с целителем, не может отказать ему в просьбах. Это не просто дружба или партнерство. Это почти магическая клятва верности. А прежний владелец Фырка, похоже, этим беззастенчиво злоупотреблял.
— Не переживай, — мысленно успокоил я его, пока выписывал рецепт женщине. — Я не собираюсь злоупотреблять твоей привязкой. Ты мой друг и партнер, а не раб'.
— Правда? — в его голосе прозвучала робкая, почти детская надежда.
— Правда. А теперь помоги с диагнозом, партнер. У этого дедушки что?
В кабинет, кряхтя, вошел следующий пациент — мужчина лет шестидесяти с хриплым, надсадным кашлем.
Фырк, ободренный новым статусом, тут же спрыгнул с полки, нырнул в пациента и через секунду вынырнул.
— У него не камни в почках, как он думает и на что жалуется, а обычный острый бронхит. Нижняя доля правого легкого вся воспалена, прямо горит.
Я приложил ладонь к спине пациента, якобы для того, чтобы лучше прослушать дыхание, и активировал Сонар.
Мир вокруг исчез, сменившись привычной, объемной картиной внутреннего устройства человека. Я видел медленные, тяжелые удары сердца, вялую перистальтику кишечника.
Я пропустил свой мысленный взор сквозь ребра, погружаясь в легочную ткань. Левое легкое было чистым, ровно-розовым, его альвеолы спокойно расширялись и сжимались. А вот правое…
Фырк был прав.
Его нижняя доля выглядела иначе. Ткань здесь была уплотнена, отечна и пропитана жидкостью, словно губка, которую окунули в воду. Очаг воспаления пульсировал тусклым, багровым светом на фоне здоровой ткани. Картина была кристально ясной.
Я отключил Сонар и убрал руку.
— У вас бронхит, — сообщил я пациенту, откладывая бланк с направлением на УЗИ почек. — Никаких камней там и близко нет. Сейчас выпишу антибиотики, и через неделю будете как новенький.
Пока я выписывал рецепт, Фырк спрыгнул с полки и бесшумно устроился на краю моего стола, болтая лапками.
— Слушай, двуногий, а твоя медсестра, эта Яна… она на тебя как-то странно смотрит.
— Как это — странно? — мысленно ответил я, не отрываясь от заполнения бланка.
— Ну, знаешь… Влюбленными глазами. С обожанием, как на икону. Неужели не замечал?
Я искоса покосился на Яну. Она как раз сортировала карточки пациентов, но ее взгляд был украдкой направлен в мою сторону. Когда наши глаза встретились, она тут же густо покраснела и, смутившись, отвернулась, уронив стопку бумаг.
Вот только поклонниц на работе мне не хватало. Лишние проблемы, лишние сплетни.
— Да пусть смотрит, бедняжка. Мне-то что с того?
'Ну как же! — хихикнул Фырк. — А что, неплохо бы гарем завести! Одна у тебя уже есть — эта твоя Вероника. Вторая вот, Яна, уже на подходе. Может, еще кто подтянется, если постараешься…
— Не собираюсь я никакой гарем заводить, — мысленно отрезал я. — Мне и одних отношений вполне достаточно.
Чем спокойнее, тем лучше. Вероника… она все, что мне сейчас нужно. Красивая, умная, страстная, а главное — понимающая. С ней не нужно играть в игры. Чего еще желать?
В столовой, пахнущей кислой капустой и компотом, я встретил Славика. Уставший терапевт, увидев меня, тут же вскочил из-за своего столика и, схватив поднос, подсел ко мне. Вид у него был крайне взволнованный.
— Илья! Хорошо, что я тебя встретил! — выпалил он, едва опустившись на стул. — Ну что там? С моим испытанием? Шаповалов что-нибудь решил? Ты говорил с ним?
— Пока не знаю, Слава, — честно ответил я, отодвигая несъедобного вида котлету. — Я же только сегодня вернулся, сам видишь, какой аврал. Еще не успел с ним толком поговорить.
— Понимаю, — Славик заметно поник. — Просто… жду не дождусь. Жена уже всю плешь проела — когда, мол, тебя переведут, когда зарплата вырастет…
— Я поговорю с ним сегодня же. Обещаю узнать и сразу тебе сообщить, — заверил я его. — Терпение, Славик. В нашем деле без него никуда. Все будет хорошо.
— Надеюсь, — он тяжело вздохнул, без всякого аппетита ковыряя вилкой в тарелке. — Я очень на это надеюсь.
Зал заседаний Владимирского отделения Гильдии Целителей наконец опустел. Остались только двое — Магистр Аркадий Платонович Журавлев и его коллега, Алексей Петрович Воронцов.
— Ну что, коллега, — Журавлев с удовлетворением откинулся в своем массивном кресле. — Довольны результатом нашего небольшого спектакля?
— В целом да, — Воронцов налил себе стакан воды из графина. — Хотя должен признать, этот Разумовский — крепкий орешек. Не испугался, не прогнулся.
Они вели себя как равные, что со стороны могло бы показаться странным — формально Журавлев, как глава отделения, стоял на несколько ступеней выше.
Но оба знали, что это не так.
Оба они были винтиками в куда более сложной машине, подчиняясь одному и тому же человеку в столице и выполняя разные, но одинаково важные функции. Здесь они были партнерами.
— Я уже спустил официальную директиву в Муром, — сообщил Журавлев, барабаня пальцами по полированной поверхности стола. — Подмастерью Разумовскому категорически запрещено проведение самостоятельных оперативных вмешательств. Только в качестве ассистента и только под непосредственным контролем лекаря рангом не ниже Целителя третьего класса.
Воронцов задумчиво покачал головой.
— Боюсь, это не поможет. Он найдет способ обойти этот запрет. Придумает какую-нибудь «уникальную диагностическую процедуру» или «малоинвазивное вмешательство», которое не подпадает под определение операции. Он слишком умен и изворотлив.
— Посмотрим, — усмехнулся Журавлев. — Это не столько запрет, сколько проверка. У меня в Муроме есть свои люди. Они следят и за главврачом, и за всей администрацией больницы.
— И?
— И если Разумовский нарушит директиву, у нас будет официальный, железобетонный повод для более жестких мер. Вплоть до полного аннулирования лицензии. А если подчинится… что ж, значит, он не так уж и неуправляем. Значит, его можно контролировать.
— Хитро, — с неохотой признал Воронцов.
— Я не зря занимаю свой пост, Алексей Петрович, — Журавлев медленно поднялся. — Так что следите за развитием событий. И держите меня в курсе. Барон рано или поздно остынет, а вот Гильдия ничего не забывает.
После обеда, когда основной поток пациентов немного схлынул, и в кабинете воцарилась относительная тишина, раздался звонок. На экране высветился номер Мышкина.
— Илья? Рад слышать! Извини, что так и не смог встретиться, — голос следователя на том конце провода звучал уставшим, но полным довольного, хищного азарта. — Тут столько работы навалилось после вчерашних арестов, просто зашиваюсь!
— Понимаю. Как все прошло с Волковым и Сычевым?
— Отлично! Раскололись как орехи на второй час допроса! Мы раскрутили всю их схему. Волков и Сычев через сеть подставных лиц и доверчивых соседей сбывали просроченные и списанные лекарства. В деле, как мы и предполагали, оказались замешаны и ваш заведующий аптекой Лопухов, и заведующий скорой помощью Панкратов. Первый помогал со списанием, второй — с логистикой.
— Масштабно.
— Еще бы! Думаю, там еще несколько ниточек наверх потянется, в областную фармацевтическую гильдию. Детали расскажу при личной встрече, когда немного разгребусь. И, Илья, передай от меня огромное спасибо Кристине. Без нее, без ее смелости и тех фотографий, мы бы их еще полгода пасли. Умничка девочка!
— Обязательно передам.