Она впервые назвала меня по имени. Не «Разумовский», не «Подмастерье», а «Илья». Это был знак. Знак того, что лед между нами окончательно треснул.
Выйдя из кабинета главврача, я направился в хирургическое отделение. Адреналин от спасения Муромцева и напряжение от разговора с Кобрук постепенно уходили, оставляя после себя привычную, ровную усталость. Нужно было проверить своих пациентов и наших ординаторов.
На сестринском посту, склонившись над журналом, сидела Кристина. Услышав мои шаги, она подняла голову и вздрогнула, словно пойманная на чем-то предосудительном. Потом на ее лице появилась слабая, неуверенная улыбка.
— Привет, — сказал я, подходя ближе. — Как ты?
— Нормально, — она нервно поправила выбившуюся из прически прядь волос. — Илья, я хотела поблагодарить. За все. Если бы не ты и не следователь Мышкин…
— Как все прошло с арестом? — я прервал ее, давая понять, что благодарности излишни. Мне нужно было знать, насколько сильно ее это травмировало.
Ее лицо помрачнело, а в глазах снова мелькнул отголосок пережитого ужаса.
— Страшно было. Очень страшно. Все пошло не по плану, Илья! Они вернулись раньше пьяные! А потом трезвые все поняли! Дядя Федор… он все понял. Оказывается я не так положила тетрадь на место. Свои собственные носки найти не может никогда… А тетрадь он запомнил, блин! Он приказал Сычеву схватить меня. Мне пришлось импровизировать, рисковать, чтобы просто вырваться… — она передернула плечами, обхватив себя руками, словно ей стало холодно. — Страшно было, но я взяла себя в руки, и если бы Мышкин на минуту позже приехал… Не знаю, что бы он со мной сделал.
Я слушал ее, и мой мозг анализировал произошедшее. План действительно пошел не так, как задумывалось. Но результат был достигнут.
Опасного в этом ничего не было. Волков бы не стал причинять ей вреда. Немного припугнул бы и все.
Я сталкивался с такими людьми. Он из себя скорее строил злобного и строгого. А внутри был пугливым щенком, который так дрожал за тетрадку, что все время клал ее на одно и тоже место, как будто боялся сам сдвинуть ее хоть на миллиметр. Боялся лишний раз к ней дотрагиваться.
— Но все закончилось хорошо, — сказал я ровным, констатирующим тоном. Это было признание ее заслуги. Она выстояла и победила.
— Да, — Кристина опустила глаза, разглядывая свои ногти. — Знаешь, мне все равно стыдно. Он же родной дядя, единственный, кто у меня остался. А я… я его предала.
— Ты поступила правильно, — твердо сказал я. — Он торговал просроченными, опасными лекарствами. Из-за таких, как он, люди страдают и умирают. Твой дядя — преступник, а не жертва. Ты должна это понимать.
— Я понимаю! — в ее голосе неожиданно прорвалась злая, яростная нотка. — Потому и злюсь на него! Как он мог? Столько лет врать мне в лицо, притворяться хорошим, а самому травить людей! И на меня еще руку поднять хотел! На родную племянницу!
Мимо нас по коридору, семеня и озираясь по сторонам, прошла медсестра Галина Петровна — наша местная «радиостанция», главный источник всех больничных слухов.
Та, что в прошлый раз увидела, тот каверзный момент.
Обычно она бы непременно остановилась, начала бы расспрашивать, сочувствовать, выуживать подробности. Но сейчас она лишь бросила на нас быстрый, испуганный взгляд и, ускорив шаг, прошмыгнула мимо.
Галка-болталка притихла после того раза. Все поняла.
Да и видимо, аресты такого уровня, да еще и заведующих, по-настояшему шокировали всю больницу. Атмосфера изменилась. Теперь каждый боялся сказать лишнее слово.
— О, какая компания! — из-за угла, с широкой, обезоруживающей улыбкой, появился Артем. — Илья! Кристина! Приветствую! Как дела, как настроение?
— Привет, Артем, — Кристина, кажется, была даже рада его появлению, которое разрядило нашу напряженную беседу. Она выдавила из себя вполне естественную улыбку. — Ладно, Илья, мне пора на пост. Спасибо за разговор.
Она кивнула нам обоим и быстро ушла. Артем проводил ее долгим, откровенно заинтересованным взглядом.
— Что за знойная штучка? — спросил он, когда она скрылась за поворотом. — Не знал, что у нас в хирургии такие красотки работают! Надо же, каждый день хожу, а не замечал.
Простой, как три рубля. Что видит, то и говорит. В этом его прелесть.
— Хорошая девушка, — ответил я. — Если ты свободен, рекомендую познакомиться поближе.
— А сам чего? — он хитро подмигнул. — Не заинтересован?
— А сам уже встречаюсь, и пока меня все устраивает.
— Правильно! — тут же раздался у меня в голове одобрительный голос Фырка. — Нечего разных зводить! Одной женщины вполне достаточно для полноценной головной боли! По крайней мере пока не встретишь кого-то достойного.
— От Вероники у меня голова не болит, — мысленно усмехнулся я.
— Ладно, к делу, — Артем мгновенно посерьезнел, переключаясь с личного на рабочее. — У меня тут пациент на плановую операцию намечается. Желчный пузырь, ничего сложного. Оперировать будет наш старик Некрасов, но я, если честно, немного за него переживаю.
Некрасов. Слышал о нем. Старая школа. Руки уже не те, тремор, но самомнение — как у Грандмагистра. Операция с ним — это всегда риск.
— И я хочу попросить Кобрук, чтобы ты ему ассистировал, — продолжил Артем. — В качестве «обмена опытом» со старыми специалистами. Понял, да? Не старшими, а старыми. Так сказать, для усиления бригады. Поможешь? Я буду спокойнее, если рядом с ним будет твоя голова и твои руки.
— Если Анна Витальевна даст добро — без проблем.
— Отлично! — Артем с силой хлопнул меня по плечу. — Я тогда побежал к ней договариваться, пока она не ушла!
С этими словами он энергично зашагал в сторону административного крыла, оставив меня одного посреди гулкого коридора.
В ординаторской я застал интересную картину. Шаповалов, закинув ноги на стол, листал какой-то медицинский журнал, а напротив него в кресле сидел Виктор Крылов, тот самый хирург из Владимира.
Судя по всему, они вели светскую, ни к чему не обязывающую беседу. Увидев меня, приезжий специалист тут же оживился и вскочил со своего места.
— А вот и сам маэстро! Илья Григорьевич! — его голос сочился преувеличенным, почти театральным восторгом. — Игорь Степанович, я как раз просил определить меня в пару с нашим гением! Хочу, так сказать, лично поучиться у легенды!
Ага, «поучиться». И заодно доложить в Гильдию о каждом моем шаге, о каждом нестандартном решении, о каждом нарушении протокола. Шпион, приставленный для сбора компромата.
Наивно думать, что я в это поверю.
— Благодарю за столь высокую оценку, коллега, — сухо ответил я, проходя к своему столу и демонстративно начиная разбирать бумаги. — Но боюсь, я не смогу вам помочь. Я предпочитаю работать со своей, уже слаженной командой.
— Но позвольте! — он сделал шаг в мою сторону. — Обмен опытом — это же официальное распоряжение Гильдии!
— Илья сам решит, с кем ему удобнее работать, — неожиданно отрезал Шаповалов, даже не оторвавшись от своего журнала. — У нас в отделении так принято. Главное — результат, а не формальности.
Крылов замер на полуслове. Он явно не ожидал такого отпора от заведующего. Он бросил на Шаповалова быстрый, злой взгляд, поджал свои тонкие губы, но спорить не стал. Понял, что атака с этого фланга провалилась.
— Не нравится мне этот тип, — проворчал у меня в голове Фырк, когда мы остались одни после того, как Крылов, сославшись на срочные дела, выскользнул из ординаторской. — Слишком уж он слащавый. И аура у него лживая, как у барыги на рынке.
— Тебе вообще никто не нравится. Кроме меня, — мысленно напомнил я ему.
— Это да. Но этот особенно противный!
— Здесь я с тобой, пожалуй, полностью согласен.
Вечером мы с Вероникой гуляли по старинному городскому парку. Свежий воздух после душного больничного дня был свеж и прозрачен, а птицы, не обращая внимания на редких прохожих, заливались такими сложными трелями, словно соревновались в вокальном мастерстве перед невидимым жюри.
— Рассказывай, как прошел твой первый день после возвращения? — Вероника взяла меня под руку, и ее пальцы уютно переплелись с моими.
— Спас одного пациента от неминуемой микседематозной комы, вдребезги разругался с половиной терапевтического отделения, получил завуалированное предупреждение о слежке от главврача… В общем, обычный, ничем не примечательный день, — я пожал плечами.
— Ты невозможный! — она рассмеялась, и этот смех, звонкий и искренний, показался мне лучшей музыкой на свете. — Только ты можешь говорить о спасении человеческой жизни и больничных интригах так, будто рассказываешь о походе за хлебом!
Мы дошли до небольшого ресторанчика на берегу пруда. Уютное место с открытой террасой, нависающей прямо над темной, подернутой рябью водой, и тихой, ненавязчивой музыкой.
— Мадам, — я с максимально галантным видом отодвинул для нее плетеный стул.
— Мсье, — она присела в игривом реверансе, и ее глаза смеялись.
Ужин прошел в легкой, почти безмятежной атмосфере.
Вероника, как всегда, блистала, рассказывая забавные и трагические истории из отделения скорой помощи, где каждый день был похож на театр абсурда.
Я, в свою очередь, делился впечатлениями от владимирской поездки — разумеется, опуская все детали, связанные с гильдейскими заговорами, и делая упор на роскошь отеля и чудачества Артема.
Дома страсть накрыла нас уже в прихожей, едва за нами захлопнулась входная дверь. Три дня разлуки, наполненные тревогой и напряжением, требовали выхода. Поцелуи, жадные и глубокие. Объятия, сильные, почти отчаянные. Срываемая на ходу одежда, летящая на пол…
В этот момент не было ни Гильдии, ни Крылова, ни умирающих пациентов. Была только она. Ее запах, ее вкус, тепло ее кожи. И этого было более чем достаточно.
Ночь обещала быть жаркой.
Следующим утром я пришел в ординаторскую раньше всех. Ночная страсть смыла усталость прошедших дней, но голова уже работала в привычном, аналитическом режиме.