— А вот, кстати, и он. Легок на помине.
Кобрук медленно повернулась ко мне. Ее взгляд был, как всегда, холодным и непроницаемым.
— Подмастерье Разумовский? Пойдемте в мой кабинет. Немедленно.
Я нахмурился. Такой вызов не предвещал ничего хорошего. Неужели что-то случилось с…
— Что-то с пациентом Кулагиным? — спросил я, не двигаясь с места. Мой голос прозвучал жестко.
Глава 5
— С Кулагиным все в порядке, — Кобрук перехватила мой встревоженный взгляд. — Он очнулся, состояние стабильное, идет на поправку. Он хочет вас видеть. Но сначала — у нас с вами серьезный разговор.
Она развернулась и, не оглядываясь, пошла по коридору в сторону своего кабинета. Шаповалов легонько подтолкнул меня в спину.
— Не тяни, герой. Начальство ждать не любит.
В просторном кабинете главного лекаря, кроме самой хозяйки, нас уже ждал Игнат Семенович Киселев. Заведующий всей хирургией выглядел как обычно — добродушный дядюшка с аккуратной седой бородкой.
Однако сегодня в его глазах, направленных на меня, помимо привычного дружелюбия читалось какое-то новое, почти суеверное выражение — смесь восхищения и недоверия. Он естественно уже был в курсе вчерашних событий.
— Ах, вот и наш чудотворец! — тут же прокомментировал Фырк, невидимо усаживаясь на спинку одного из стульев. — Смотри-ка, какая серьезная делегация собралась! Сейчас тебя или наградят орденом, или публично казнят! Пятьдесят на пятьдесят!
Кобрук жестом указала нам на стулья, а сама грациозно, как королева, обошла свой огромный, почти пустой стол из черного дерева и опустилась в массивное кожаное кресло.
Она не села, а именно воссела, дав нам пару секунд, чтобы в полной мере ощутить, кто здесь хозяин. Затем она медленно, почти ритуально, сцепила тонкие пальцы в замок и положила их на полированную столешницу, устремив на меня свой холодный, изучающий взгляд.
Аудиенция началась.
— Подмастерье Разумовский, — начала она официальным тоном. — То, что вы вчера продемонстрировали в операционной, мягко говоря, выходит за рамки обычной медицинской практики.
Я напрягся.
Ее формулировка «выходит за рамки обычной практики» могла означать что угодно. Так, что это? Они собираются обвинить меня в использовании неуставных магических техник?
Моя «Искра»-диагностика, которую Шаповалов описал в своем отчете, привлекла слишком много внимания? Или это просто прелюдия к тому, чтобы объявить мне выговор за самоуправство, а потом тихо «замять» мой успех, чтобы не создавать прецедентов?
Я ждал, готовый к любому из этих вариантов.
— Это было просто невероятно! — неожиданно, почти с детским восторгом, встрял Киселев. — Найти гормональную опухоль размером пять миллиметров практически вслепую, ориентируясь на какие-то свои ощущения! Игорь мне рассказал! Я двадцать пять лет в хирургии, но такого еще не видел!
— Согласна, — кивнула Кобрук. — Игорь Степанович подробно доложил мне о ходе операции. Две нейроэндокринные опухоли, найденные и удаленные с ювелирной точностью. Пациент вне опасности и идет на поправку.
Шаповалов, который до этого скромно стоял у стены, кашлянул.
— Это была слаженная командная работа, Анна Витальевна. Но да, подмастерье Разумовский показал себя блестяще.
— Именно поэтому, — Кобрук открыла папку, лежавшую перед ней, и взяла ручку, — я подписываю приказ о выплате вам внеочередной, увеличенной премии за решение особо сложного клинического случая. А также…
Она сделала короткую паузу, и я почувствовал, как напрягся даже Шаповалов.
— … я официально присваиваю вам статус первого ассистента мастера-целителя Шаповалова. С этого дня все значимые и сложные операции в хирургическом отделении должны проходить с вашим обязательным участием.
— Ого! — присвистнул Фырк у меня в голове. — Двуногий, да ты просто в гору пошел! Первый ассистент! Это ж почти как заместитель заведующего!
Я постарался сохранить максимально спокойное выражение лица, хотя внутри все ликовало. Это было не просто повышение. Это было официальное признание.
— Благодарю за доверие, Анна Витальевна.
— Но есть одно «но», — продолжила Кобрук, и ее голос снова стал жестким.
Ну конечно, как же без «но». Бесплатный сыр бывает только в мышеловках.
— Час назад мне поступил звонок от Магистра Павла Андреевича Демидова из Владимирского отделения Гильдии. Вас срочно, в течение суток, вызывают туда. Связано это, насколько я поняла, с делом барона фон Штальберга.
— Опять этот барон! — возмутился Фырк. — Ну что ему от тебя еще надо⁈ Ты же его уже практически вылечил! Никакого покоя от этих аристократов!
— Что именно им от меня нужно? — спросил я.
— Демидов не уточнял детали, — Кобрук пожала своими узкими плечами. — Сообщил только, что дело крайне важное и не терпит никаких отлагательств. Вы должны выехать во Владимир сегодня же.
— Сегодня невозможно, — отрезал я.
В кабинете повисла оглушительная тишина. Киселев удивленно приподнял свои густые брови, а Шаповалов, стоявший у стены, едва заметно усмехнулся.
— То есть как это — невозможно? — медленно, почти по слогам, произнесла Кобрук, и в ее голосе зазвенел лед.
— У меня здесь пациенты, Анна Витальевна, — спокойно пояснил я. — Пациент Кулагин только что перенес тяжелейшую операцию. Первые несколько суток — самые критические, я должен лично контролировать его восстановление. Плюс в отделении есть еще несколько незавершенных диагностических случаев, которые я не могу просто так бросить.
На самом деле, меня волновали не только пациенты. Точнее, не только эти.
Величко до сих пор не принес мне финальные анализы по Зинаиде Кирилловне. Нужно было понять что у нее с кальцием.
Странное, почти безумное поведение Фролова требовало немедленного разбирательства, пока он не натворил дел.
Борисова, вернувшаяся в отделение, ходила как бомба с часовым механизмом.
И, самое главное, мой план по Волковой и Сычеву — он был в самой начальной стадии. До сих пор! Бросать его сейчас было нельзя, потому что Мышкин ждать не будет. Но я понимал, что гильдейские все равно могут выцепить меня к себе приказом, если решат, что так будет важнее.
Мне же нужно было настоять на своем и показать, что не все их прихоти будут выполняться. Есть в конце концов очередность.
— Разумовский, — Кобрук наклонилась вперед через стол, и ее взгляд стал жестким. — Это не просьба. Это официальный приказ из областного отделения Гильдии. У вас нет выбора.
— Операция барона фон Штальберга, как я понимаю, плановая, — я не отступал. — Она назначена на следующий понедельник. Это через пять дней. Я успею закончить все свои неотложные дела здесь и приехать во Владимир вовремя.
— Вы не понимаете, о чем говорите, подмастерье, — с отеческими нотками вмешался Киселев. — Когда Гильдия вызывает, нужно бросать все и ехать немедленно. Это вопрос субординации и уважения.
— Игнат Семенович прав, — поддержала его Кобрук. — Отказ подчиниться прямому распоряжению Магистра может повлечь за собой…
— Да дайте вы парню выдохнуть, в конце концов! — неожиданно громко встрял в разговор Шаповалов. — Человек только что провел сложнейшую, многочасовую операцию! У него действительно есть тяжелые пациенты в отделении, за которых он несет ответственность! И это абсолютно правильно, что он о них думает в первую очередь, а не о гильдейских приказах!
Я с благодарностью кивнул ему.
— Выдыхать мне пока не надо, Игорь Степанович, со мной все в порядке. Я просто не люблю бросать незавершенные дела. И я не собираюсь срываться и лететь во Владимир по первому свистку, когда здесь тоже есть люди, которым нужна моя помощь.
Кобрук откинулась в своем кресле, изучая меня долгим, тяжелым взглядом. Я видел, как в ее голове идет борьба между правилами системы и моими, казалось бы, наглыми, но по сути своей, абсолютно правильными доводами.
— Хорошо, — наконец произнесла она. — Четыре дня. У вас есть четыре дня, чтобы закончить все свои дела. Но в воскресенье вы должны быть во Владимире. Это мой предел. И это не обсуждается.
— Договорились, — кивнул я.
— Я попробую связаться с Демидовым и объяснить ему ситуацию, — добавила она, уже более мягким тоном. — Учитывая вчерашнюю операцию и ее результат, я думаю, они войдут в положение. А теперь все свободны.
Мы с Шаповаловым шли по гулкому коридору обратно в наше отделение, и я не мог не заметить хищную, довольную усмешку, игравшую на его губах.
Он был доволен. И дело было не только в том, что Кобрук, скрипя зубами, дала добро на мою задержку.
Он только что разыграл блестящую партию.
Он не просто продавил нужный ему исход. Он укрепил свой авторитет, показав, что готов бороться за своих людей и передовые методы. И при этом, если вдуматься, вся основная ответственность в случае провала все равно легла бы на меня.
Хитро. Очень хитро.
Я посмотрел на него по-новому. Шаповалов совсем не прост.
— Молодец, Разумовский, что не прогнулся, — одобрительно хмыкнул он, когда мы отошли на достаточное расстояние от кабинета Кобрук. — Гильдейские чиновники обожают, когда перед ними на задних лапках скачут. А ты показал характер. Уважаю.
— Спасибо, что поддержали, Игорь Степанович. Я не ожидал.
— Да ладно тебе, — он усмехнулся. — Ты теперь официально мой первый ассистент. Должен же я стоять горой за своих людей? Иначе какая из нас команда? Кстати, готовься. Раз уж ты теперь почти полноценный хирург, завтра у нас с тобой три плановые операции. Две грыжи и один холецистит. Будешь ассистировать на всех. Надо тебя вводить в курс дела.
— Понял, — кивнул я. Наконец-то.
— И еще, — я решил ковать железо, пока горячо. — Помните, я вам как-то говорил про одного лекаря, Славу Пархоменко? Он очень хочет перевестись к нам в хирургию.
Шаповалов нахмурился, вспоминая.
— Не помню. Пархоменко? А, этот, из терапии? Толковый вроде парень, я видел его пару раз на обходах.