– Не знаю, – вздохнул я. – Даже не могу предположить.
– Хорошо, что зашел, разобрались немного, – встал староста из-за стола. – Чего еще припомнишь, так сразу заходи, докладывай.
– Конечно, – сказал я.
– И здание тебе скоро выделим, для лечебницы твоей, – сказал староста, когда я выходил из комнаты. – На той неделе и начнешь людей лечить.
Последняя фраза вернула мне хорошее настроение. Мысль, что я смогу изменить способы лечения, наполняла радостью. Если бы только не омрачающие обстоятельства, в виде серийного убийцы.
На удивление, разговор со старостой помог немного прояснить мысли. Теперь я знал больше. Знал, что места, где совершались убийства, находились не так далеко друг от друга. К каждому месту убийца мог добраться на лошадях меньше, чем за день. Значит, он где-то рядом.
Период в трое суток меня озадачил, понятно почему. В мое время между убийствами проходили ровно одни сутки. Я вздохнул, решив подумать на эту тему позже. Больше всего меня волновал последний вопрос старосты – суть то в чем? Он, понятно, не знал про органы. А я знал. И очень хорошо.
В своем времени я дошел почти до конца расследования, понимая, для чего извлекает убийца стекловидное тело из глаз и вырезает печень. Какими бы дьявольскими ни были ритуалы, цель была. В сочетании с другими важными компонентами убийца надеялся создать эликсир бессмертия.
Глава 14. Облик жертвы
Вернулся я домой почти к обеду. Всю дорогу до дома в голове вертелось несколько мыслей. Одна из них заставляла бешено биться сердце.
«Если мы правы, а губной староста это подтвердил, – с ужасом думал я. – Значит следующей ночью будет еще одно убийство. Пятое. Хоть бы я оказался и правда безумным, заигравшимся в доморощенного сыщика. Откуда я знаю, что жертв будет шесть? Между событиями четыреста пятьдесят лет».
Мозг, конечно, выполнял задачу по защите от излишнего стресса. Только плохо. Глубоко внутри я был уверен, что я прав.
Только каким образом изощренные убийства оказались идентичными с разницей в несколько столетий, объяснить пока не мог.
«Надо вернуться к основному вопросу, – лихорадочно метался мозг. – И староста правильно спросил, а зачем убийца это делает? Я же химик и биотехнолог, прекрасно разбираюсь в компонентах и смешивании лекарств. Нужно еще раз обдумать и понять, что именно он делает с тем, что извлекает».
Положив вновь приобретенную рубаху и кафтан в русском стиле на стол рядом с кроватью, я достал все блокноты с записями рецептов.
Большая часть того, что я изучал, прекрасно подходила для открытия лаборатории, ну как здесь называли аптекарской палаты или лекарской горницы. Наверное, все же лучше лекарская горница.
Ладно, мечты о научном развитии медицины в шестнадцатом веке придется пока отложить. Я должен был понять, что делает убийца.
Помогла вновь приобретенная феноменальная память. Смешно, но в голове в виде четких фотографий мелькали страницы моего же блокнота.
«Для чего убийце стекловидное тело, извлеченное из живой жертвы, я помню, – мысли не метались хаотично, но выстраивали логическую цепочку. – Заведующий моей лабораторией сказал, что компоненты стекловидного тела, гиалуроновая кислота и коллаген могут использоваться для омоложения. Практиковалось подобное только в запретной «черной алхимии».
На последней мысли я вздрогнул. Я же помню, как готовил доклад про алхимиков, собирая доказательную базу, что это были просто талантливые ученые, напрасно обвиненные во всех смертных грехах.
Странно, после созерцания разрезанных пополам жертв без глаз в этом времени, я больше не был уверен в собственных выводах.
«Так ладно, сосредоточься, – приказал я себе. – Печень давала кровь и необходимые питательные вещества для приготовления эликсира».
Значит, если отвлечься от ужасности самого явления, получалось, что и в шестнадцатом веке убийца извлекал стекловидное тело и печень только с одной целью. Для приготовления «вечного напитка», эликсира бессмертия.
Возникал другой важный вопрос. Где убийца в этом времени возьмет растворители? Синтетические препараты, которые выполняли роль усилителей других компонентов изобрели только в двадцать первом веке.
В голове всплывали фразы последнего разговора с Петром Николаевичем, заведующем моей лаборатории. В том, в другом времени…
«Пропали вещества, которые усиливают движение клеток и метаболизм. Используются в экспериментах по репрогаммированию стволовых клеток. Оба препарата используются в регенеративной медицине…».
Я также очень хорошо помнил свой ответ. Только теперь получалось, что если в моем веке адские убийства совершал подражатель, то здесь в шестнадцатом веке орудовал оригинал убийцы, так сказать?
Занимался подобным явно не средний алхимик, познания должны быть невероятными. Допустим, убийца в этом времени записал рецепт бессмертия. Не просто рецепт, все убийства описал в мельчайших деталях. Со схемами.
В другом времени у убийцы каким-то образом оказались древние записи. Вот подражатель и воспроизводил все в точности.
Странно, но двадцать первый век я больше не считал своим временем.
Как-то быстро я загорелся идеей получить собственную лабораторию и развивать медицину здесь, в шестнадцатом веке. Так, ладно, это потом.
– Допустим, мотив, каким бы безумным он ни казался, есть, – сказал я вслух, глядя в окно. – Убийца собирает стекловидные тела и кровь из печени шести жертв. Молодых девушек. Почему невинных? Может девственность была доказательством, что внутренние органы не повреждены?
Я саркастически усмехнулся. Странное, конечно, мнение. Отсутствие половой жизни никак не означало здоровую печень. Девушка могла есть много жирного, или пить много алкоголя. Врач должен был это знать.
Возникла смешная мысль. Если бы у меня были полномочия, издал бы приказ, чтобы все девушки, которые «мужа не знали», то есть девственницы, усиленно пили вино и пиво. Предотвратить убийство может и не смогу, но тогда хотя бы это чертов алхимик получит нездоровую печень.
Черный умор помогал, видимо, пережить весь ужас последних событий.
– Как же убийца все-таки находит жертв, – проговорил я. – Молодых девушек, которые «мужа не знали», было достаточно в разных городах и селах России, даже в шестнадцатом веке. Почему ингредиенты, прости, Господи, нужны были именно от этих девушек? Почему не от других?
Я понимал, что чего-то не хватает в портрете жертвы. Возраст и пол были слишком широкими характеристиками, да и факт девственности ничего не объяснял. Ни в двадцать первом веке, ни в шестнадцатом веке.
Мысль о том, что я не все характеристики жертв вычислил, не давала покоя. Имеющихся данных явно не хватало. Молодые девушки, не замужем, более конкретно, девственницы. Зачем тогда носиться между Москвой, Тверью и Старицей? Почему именно эти жертвы. И где он найдет следующих?
Что-то должно быть особенное, может какая-то мелочь, которую все пропустили. И я в том числе. Незаметная деталь, которая являлась триггером для убийцы, но для всех остальных не имела особого значения.
Прожитые переживания давали о себе знать, меня неуклонно клонило в сон. Так и правда привыкну спать днем. Правда обеда еще не было.
«Физические данные, – промелькнуло в голове. – Кроме пола и возраста, были выявлены другие похожие характеристики жертв…».
Я резко сел на кровати. Хорошо, что у меня теперь феноменальная память. В голове стройным рядом пробегали строки отчета криминалистов:
«Общие данные: пол – женский, возраст – 22-25 лет. Телосложение – астеническое, выраженная худоба, рост 165-170 см, вес 50-52 кг. Костистые выступы (ключиц, ребра) резко выделяются. Мышечная ткань развита слабо, подкожная жировая клетчатка практически отсутствует».
Сонливость как рукой сняло. Конечно, как я мог забыть. Все жертвы в моем времени отличались невероятной худобой, вес зафиксирован ниже физиологической нормы. Невинные, очень худые девушки. Пока не могу объяснить зачем убийце жертвы без жировой ткани, но хоть что-то.
Память, приобретенная в этом времени, жила своей жизнью. В сознании, как на мониторе, появлялись строки криминалистического отчета:
«Особые приметы: волосы – очень светлые, белые с перламутровым блеском, длинные, ниже плеч. Искусственного окрашивание не обнаружено. Практическое отсутствие пигментации, возможные альбиноидные черты».
Как я мог забыть? Хотя, понятно, чего это я. В том времени у меня была просто ужасная память. Не записал, значит забыл. Получается, кроме ярко выраженной худобы у убитых девушек были естественные очень светлые волосы. Причем с перламутровым блеском. Пигментация волос отсутствовала.
«Особые приметы: глаза – светлые, голубые, почти прозрачные, с минимальной пигментацией радужной оболочки, кожа – бледная, почти прозрачная, с просвечивающими сосудами на конечностях».
Понятно, при отсутствии пигментации светлыми будут и глаза, и волосы, и кожа. Кожа прозрачная, через которую видны прожилки и вены.
– Получается, у жертв были все признаки альбинизма, – проговорил я вслух, чтобы лучше понять, что все это может значить. – Конечно, на залитой кровью земле я подобных особенностей увидеть не мог, при вскрытии не присутствовал. Даже если бы и присутствовал, определить цвет глаз при их отсутствии можно было только путем специальной экспертизы. То, что читал позже в отчетах, просто не запомнил. Очень зря. Важные детали.
Не знаю, почему, но казалось, что характеристики жертв имеют важное значение. Как врач, я прекрасно понимал, что альбинизм представляет собой генетическое отсутствие меланина, не просто светлый цвет волос и глаз.
Значит жертвы имели одинаковое генетическое отклонение. Имело ли это значение для преступника, я сказать пока не мог. И если имело, то как преступник отбирал жертв? По внешнему виду? В шестнадцатом веке точно не было никаких картотек или медицинских баз данных, где преступник мог бы найти девушек с признаками альбинизма. Он что путешествовал и запоминал, где видел светловолосых и голубоглазых девушек?