В голове промелькнуло сказанное сотником про царского лекаря, Бомелия, и я подумал, что надо бы подробнее вспомнить все, что знаю про такую неоднозначную личность. Но тут Агафья принесла пироги и квас. Мы с Елисеем стали обсуждать что-то из того, что он читал и я отвлекся.
Очень и очень зря. Я убедился позже, что нужно было слушать сигналы собственного мозга. До того, как станет слишком поздно.
Глава 17. Лекарь смерти
После обеда я пошел к себе в комнату, снял пояс и в одной рубахе рухнул на кровать. Так и правда привыкну спать днем. Странно это все.
Шел всего четвертый день вынужденного пребывания в другой эпохе, но я с удивлением понимал, что мне все больше нравится здесь. Я совсем не хотел возвращаться к адскому ритму своего века, хотя любил работу. Все, что я делал, мне нравилось. Только ключевым отличием было движение времени.
Если бы я захотел сравнить скорость, так скажем, жизни в двадцать первом веке и шестнадцатом веке, я представил бы гепарда и черепаху.
Здесь никто никуда не спешил, все происходило в десять раз медленнее, и впервые в своей жизни я почувствовал полное удовлетворение.
«Странно, но в таком ритме успеваешь сделать намного больше, – подумал я. – Все же живут, торгуют, создают семьи, строят дома, создают города. Жизнь движется. Только нет ощущения загнанности, словно крыса в лабиринте. Дело не только в скорости, я назвал бы это размеренностью. Организм успокаивается и в результате успеваешь сделать намного больше».
Перед тем, как прилечь после сытного обеда, я подумал, что я могу делать все то же самое, что пытался сделать в своем времени. Я могу готовить лекарства, смешивать вещества, лечить людей, открывать новые составы. Только я не буду носиться, как загнанный зверь, пытаясь все успеть в диком ритме информационного века. И скорее всего достигну гораздо большего.
«Я только что приготовил сложнейшее лекарство против отравления ртути, – думал я. – Но не было никаких криков о том, что сроки поджимают и нужно срочно сдавать гору отчетов, не было планерок и выматывающих собраний. У меня осталось время и для сытного обеда, и для послеобеденного сна. И впереди целый вечер. Я могу погулять и просто расслабиться».
Уникальная память позволяла как будто просматривать прожитые события заново. Зачем я получил в дар феноменальную память, я не знал. Я убеждал себя в том, что при сильном ударе головой, скорее всего, что-то сместилось и заработали скрытые резервы человеческого мозга.
Я лежал и невольно пересматривал все, что произошло недавно. Мог просмотреть и то, что произошло давно. Проблема, правда, была еще в том, что у меня не было пульта от телевизора. Я не мог оказать никакого влияния на то, что подсовывала память. Картины просто возникали в голове.
«Надо разобраться, что на самом деле со мной происходит, – подумал я. – Интересно, я смогу научиться пользоваться памятью? Включать и выключать, когда нужно? Или задать, так скажем, параметры поиска?».
Напрягало несколько моментов, с которыми я хотел разобраться.
Первое. Огромные пласты данных могли возникнуть в голове в виде справочников или учебников. Я не мог регулировать объем поступающей информации, что создавало множество неудобств. Хотелось бы понять, могу ли сузить задачу. Например, задать слово или вопрос, как в поисковой строке и получить только ту информацию, которая требуется.
Второе. Удивляло то, что я не мог назвать приобретенную способность памятью в полном смысле этого слова. Несколько раз я ловил себя на том, что не читал и не изучал в таких деталях то, что якобы «вспоминал».
Так, ладно, нужно попробовать разобраться.
Я постарался расслабиться и задать запрос – феноменальная память.
Собственно, сам дар, которым я решил научиться управлять тут же услужливо предоставил официальное определение:
«Эйдетическая память (фотографическая память) – способность в деталях воспроизводить образы, звуки или информацию. Намного чаще встречается у детей, но редко сохраняется во взрослом возрасте».
Хорошо, допустим это я и так знал, и конечно читал подобное.
«Гипермнезия (гиперпамять) – более широкое понятие, включающее и факты, и ощущения, и даже ненужные детали».
Ладно. Согласен. Скорее всего я после попадания в шестнадцатый век, все же повредил мозг. Какие-то скрытые способности и открылись.
Вот следующая поступившая информация не очень порадовала:
«Причинами гипермнезии могут быть психические расстройства: мания, шизофрения, посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Также причинами могут быть неврологические состояния: эпилепсия, поражения височных долей мозга. Редко является врожденной особенностью».
Очень хорошо, что я не в своем веке, потому что с такой способностью первым специалистом, куда меня бы направили, был бы психиатр.
Так ладно. Немного получается. Оставлю на потом.
Почему при такой памяти я не могу вспомнить нечто очень важное? Я не знал ни в том времени, ни в этом, откуда я знал про шесть убийств.
Как бы я не напрягался, легко вспоминая страницы ненужных учебников, я не мог поднять из глубин памяти единственное, ключевое, событие. Но каким-то образом был так уверен в важности забытого.
Как вообще такое может быть?
Незаметно для себя я провалился в сон, непроизвольно подумав, что привычка спать после обеда мне тоже очень нравится.
Вот традиция просыпаться от громких голосов немного раздражала. Сквозь сон я услышал грубоватый голос в горнице. Сотник. Точно.
Я резко сел на кровати. Дело государственной важности. Нужно отдать лекарство, и рассказать в деталях, как и в каких дозах давать государю.
– Господин лекарь отдыхает, сейчас позову, – услышал я голос Агафьи, когда уже натягивая кафтан, подходил к двери своей комнаты.
– Можно не звать, я уже иду, – сказал я, выходя в горницу.
В дверях стоял сотник с двумя военными, ратниками, как назвала их в прошлый раз Агафья. На военных были малиновые кафтаны с серебристыми нашивками, который как я понял являлись знаками отличия. Разбираться в особенностях статусов в шестнадцатом веке не особенно хотелось. Хотя вновь приобретенная память услужливо подсказала, что такой цвет кафтанов мог быть у царской гвардии. Что же все сходится. Я точно знал для чего в Старице остановился специальный отряд конных стрельцов. Не для участия в войне.
– Сотворил ли, лекарь, зелье? – коротко спросил сотник.
– Агафья, – начал я, собираясь попросить девушку принести лекарство.
В очередной раз приняв решение, что точно выпрошу девушку у Петра и возьму к себе в помощницы. Догадливость и скорость поражала.
Агафья успела сбегать в погреб, каким-то образом поняв, для кого готовилось зелье. Девушка протянула мне замотанный глиняный сосуд.
– Спасибо, – немного опешил я, взяв лекарство.
– Лекарство, которое обещал, я сделал, – сказал я, разворачивая тряпку и показывая глиняный сосуд лекарю. – Очень осторожно везите. Не уроните! И смотрите, чтобы узел на горлышке не развязался.
Для верности я показал на тесемку, завязанную плотным узлом.
Военные подошли ближе и вместе с сотником понимающе закивали. Ну правильно, люди такого склада привыкли исполнять приказы.
– Теперь, внимательно меня послушайте, – официальный тон медика включился самостоятельно. – Важно запомнить, как давать лекарство.
По глазам сотника я понял, что он очень сосредоточен. Снова поразился, как под простоватой внешностью может скрываться острый аналитический ум. Второй раз заметил, что облик может быть обманчивым.
Ощущение, что говорю с проницательным человеком возникло первый раз при разговоре с губным старостой, теперь вот с сотником. Не знаю, почему я обращал на это внимание. Подсознательно, наверное, думал, к кому все же обратиться, чтобы рассказать все, что я знаю про страшные убийства.
Я покачал головой, понимая, что нужно сосредоточиться.
– Смотрите, лекарство нужно добавлять в красное вино, – сказал я. – Добавлять нужно несколько капель, совсем чуть-чуть.
Для точности решил показать. Я поставил сосуд на стол, достал быстро ланцет из футляра, что крепился к поясу, и показал кончик лезвия.
– Вот столько, – показал я.
Сотник согласно кивнул, прекрасно поняв про дозу.
– Теперь дальше, – продолжал я. – Лекарство нужно давать два раза в день. Утром, после завтрака и на ужин после обеда.
– На завтрак, наверное, вино не всегда пьют, – задумался я. – Но один глоток с лекарством сделать нужно. Просто так нельзя глотать, понятно?
Сотник и военные согласно закивали.
– Здесь лекарства хватит на несколько недель, – сказал я, заматывая обратно сосуд в тряпку и передавая сотнику. – Быстро болезнь не поправить. Но если принимать, как положено, постепенно симптомы пройдут.
Хотел на ходу придумать, чем заменить «симптомы», но снова удивился, как местные люди легко понимали незнакомые слова. Скорее всего, по всему тексту было понятно, о чем идет речь. Остальное мозг выстраивал сам.
– Зелье сие воистину недуг сможет излечить? – строго спросил сотник, и в голосе были слышна боль и надежда.
– Да, – я решил не объяснять деталей. – Точно излечит.
На сто процентов я, конечно, не мог быть уверенным. Но по симптомам отравления государя было видно, что доза ртути не смертельная. Прошло, может быть, несколько месяцев с начала отравления. Приготовил лекарство я правильно, сера в любом случае свяжет и выведет ртуть.
В глазах сотника промелькнуло облегчение. Он вставил сосуд за пояс, и решив, что это недостаточно надежно посмотрел на Агафью.
Уникальная девушка вообще все понимала без слов? Метнувшись в комнату, Агафья вернулась с куском плотной льняной ткани, которую сотник обмотал вокруг пояса, прижимая сосуд и плотно завязал.
– Сегодня ужином уже дайте лекарство, – напутственно сказал я.
Военные пошли к выходу, я решил выйти с ними. В голове вертелись разные мысли, которые пока не складывались в общую картину.