Нашел. Аккуратный каллиграфический почерк:
«Vitreum humor est pellucidus et gelatinosus, fundum oculi implens».
Разумеется, теперь я прекрасно знал древнюю латынь:
«Стекловидная влага прозрачна и желеобразна, заполняет глазное дно».
Vitreum humor – дословно означала «стеклянная влага», понятно.
Значит даже рядовой алхимик знал, что такое стекловидное тело, и то, что жидкость заполняет глазное дно. Все же во многом я был прав.
Алхимики были великими учеными, обогнавшими свое время, за что их ненавидели и безжалостно истребляли. Тот факт, что среди алхимиков появился безумный убийца не означал, что все были такие. Для шестнадцатого века знать подробности всех внутренних органов – просто подвиг.
В записях встречались описания разных органов.
«Вскрыл глазницу трупа повешенного разбойника, дабы изучать vitreum humor. Прозрачно вещество, аки чистый кристалл. Мягкое, податливое».
Разумеется, лекари проводили опыты на трупах. Описания точные, возможно, пригодится мне в этом времени. Как я понял, специализации особой в этом времени нет. Если я остаюсь здесь, как лекарь с собственной горницей, то есть лечебницей, идти будут со всеми болезнями. Придется закупить инструменты и по инструкциям записей лекаря, да по энциклопедическим справочникам изучать осваивать и хирургию, и все остальное.
Так, вот еще интересно. Травмы глаза:
«При повреждении ока стекловидная влага полностью истекает, и зрение гибнет, влага сия есть основа ясного видения».
Потрясающе. Конечно, травмы глаз всегда были, ничего не стоило проткнуть глаз в боях, да и просто в быту. Значит, лекарь знал, что стекловидное тело жидкость, что при повреждении вытекает и человек лишаться зрения. Знал, что влага «основа ясного видения».
Описывались и методы лечения. Вылечить, конечно, повреждение стекловидного тела было невозможно. Удивительно, что средневековый лекарь вел подробные записи, прямо как современные врачи.
«Стрельцу копье пронзило глаз, стекловидная влага истекла. Приложил пластырь из яичного белка и мирры, дабы не допустить воспаления».
Ну все верно. Дальше шла запись, что хотя рана и зажила, этим глазом стрелец ничего не видел. Понятно, как можно видеть глазом, из которого вытекло стекловидное тело? Никак. Встречалось подробное описание, судя по всему, алхимики экспериментировали со всеми органами и веществами
«Vitreum humor (стекловидная влага) не имеет ни цвета, ни запаха, токмо ежели извлечь и поместить отдельно, влага на воздухе мутнеет».
Все вроде бы логично и понятно, только все это я и так знал. Я прилежно учился и заслуженно получил степень профессора передовой медицины.
В некоторых записях отмечалось, что из глаза вытекала «зрительная сила». Одна запись привлекла мое внимание:
«Vitreum humor сохраняет свет небесный, и, если извлечь стекловидную влагу, можно создать зелье для прозрения».
Моя версия, что все алхимики были просто учеными, постоянно подвергалась сомнению. Извлечение органов для прозрения, так себе опыт.
Как я понял из некоторых записей, опыты проводились на стекловидном теле, извлеченном из трупов. Ну уже радует, что не из живых людей:
«Дистиллировал vitreum humor в стеклянном сосуде, дабы выделить «дух зрения». Мутная вода с гнилостным духом, жизненная сила ушла».
Допустим, более порядочные алхимики пытались получить нечто мистическое из стекловидного тела. Быстро поняли, что извлеченная из трупа, гелеобразная жидкость сразу же теряет все свойства. Логично.
Значит, менее честные, «черные алхимики» быстро поняли, что извлекать стекловидное тело нужно из живых людей.
Я непроизвольно передернул плечами, процедура приводила в ужас тем, что противоречила всем принципам медицины – спасать жизни.
Разумеется, после серии опытов шло заключение, что повреждение стекловидного тела является «смертью для ока». Лекарь приходил к выводу, что лечению такие раны не поддаются, нужна примочка, чтобы избежать воспаления и заражения. Все было слишком очевидно для медика.
Я устало закрыл глаза. Все не то. После разговора с Корнелием, и после сопоставления всего, что я уже знал о сериях убийств и в своем времени, и в этом времени, медицинские справочники проблему не решали.
Агафья, как обычно позвала на ужин, за столом я все внимательнее присматривался к Елисею. Не ради сравнения антропологических признаков. Подросток был немного выше ростом, но в пределах нормы.
Оставшись один в комнате и, пытаясь заснуть, продолжал напряженно думать. Книга в черной коже, с золотым солнцем с двенадцатью лучами не выходила из головы. Да где же я видел символ? Не только символ. Я видел книгу. Абсолютно точно, только где и когда, вспомнить по-прежнему не мог.
Глава 24. Чистая приманка
В это утро я не слышал громких голосов, никто не разговаривал в горнице. Я проснулся сам, стараясь выровнять бешеный стук сердца.
Как медик, я прекрасно знал, что самое худшее – это поддаться панике, и пытался успокоиться. Сердце не слушалось, отбивая бешеный ритм.
Я не мог не думать о том, что наступило утро воскресенья. Срок в трое суток жгли мозг горячим огнем, оставалась одна последняя жертва. И я был уверен, что догадался, кто запланирован на роль шестой, последней.
Братья-купцы были в отъезде, в доме оставались я, Агафья, Елисей да конюх Тимофей. В обычное время жизнь протекала спокойно, и проблемы с количеством людей в доме не возникло бы. Только сегодня был особый день, ужасный, и в ожидании неминуемой угрозы я сильно нервничал.
Оставался всего один день, чтобы убийца завершил свой дьявольский ритуал, действие должно произойти в полночь с воскресенья на понедельник.
«Я так и не понял, как убийца уговаривает девушек поехать с ним? – размышлял я, одеваясь. – Доказано, что в крови девушек был дурман, насильно такое не влить. Значит совершенно спокойно девушки ехали с убийцей в отдаленное место. Принимали от него напиток? Зачем? Почему не бежали без оглядки подальше от дьявольского кошмара? Что такого он им говорил?».
Важной данная деталь была по той причине, что я должен был знать, каким образом убийца подберется к Елисею и что такого скажет, что подросток согласится поехать с ним? Мыслей в принципе не было.
Конечно, логично и по-взрослому было бы серьезно поговорить с подростком, запретить строго настрого с кем-то чужим разговаривать. Можно было попросить вообще не выходить из дома. Сказать, оставаться в комнате.
Елисей необычный подросток, он точно бы послушал. Так бы и сделал нормальный человек. Я же пребывал в лихорадочном безумном состоянии.
Вспоминая позже доводы собственного мозга, я хотел сам себя сильно ударить по голове. Чтобы больше никогда не изображать из себя детектива.
Фильмов, наверное, насмотрелся в свое время.
Я решил вычислить убийцу. Как я и сказал старосте, нужно было найти место, где сумасшедший алхимик будет пытаться приготовить себе зелье.
Идиот, что тут еще сказать. Надо было бежать к губному старосте и все рассказать. Надо было бежать к сотнику и сказать все военным.
Нет же, я подумал, что я самый умный. Наверное, потому что перенесся сюда из двадцать первого века и думал, что сумею сам все сделать. Тот факт, что глупость не зависит от века, в котором находишься, я не учел.
После завтрака я вышел во двор и пошел к Тимофею в конюшню.
– Здравствуй, Тимофей, – вежливо поздоровался я.
– Чего ради, господин лекарь, в конюшню пожаловал? – затараторил конюх. – Прикажешь к выезду лошадей готовить?
Очень хорошо, что все относятся ко мне как к тому, кто имеет право пользоваться купеческими лошадьми. Именно это мне и нужно было.
– Скажи, Тимофей, сколько ехать повозкой до села Чукавино? – попытался я спросить максимально нейтральным голосом.
– Знамо часа два, может чуть поболе будет, – уверенно сказал конюх. – Дождей не было дней несколько, дорога сухая. Когда ехать изволите?
Вспоминая все страшные события, я постоянно вычислял моменты, где я еще мог повернуть назад. И это был один из последних пунктов. Мог же не доводить до конца свой идиотский план, мог просто уйти с конюшни и отправиться к старосте. Да к кому угодно, чтобы рассказать, все, что я понял.
Нет. Видно, феноменальная память не означает наличие ума.
– Тимофей, у меня к тебе будет просьба, – набрался я смелости. – Возможно мне придется ехать в село Чукавино, только ночью. Ты умеешь вести повозку в темноте? Не заблудишься?
– Так я от младенства с конями рос, – рассмеялся конюх. – Все о конях ведаю. С закрытыми глазами ночью и до Москвы довезу, не заплутаем.
Я понял, что сморозил глупость. Радовало, конечно, что есть профессиональный кучер. Если пришлось бы самому ехать, не представляю, чем бы это закончилось. Так близко лошадей я увидел только здесь.
– Хорошо, – вслух сказал я. – Тимофей мне нужно, чтобы ты точно запомнил все, что я сейчас скажу и в точности выполнил порученное
Конюх подошел и внимательно слушал каждое мое слово.
Дав четкие инструкции Тимофею, я продолжал лихорадочно думать, как осуществить остальные детали моего гениального плана. Ну про то, что мои намерения были безумно глупыми, я понял гораздо позже.
План строился на нескольких ключевых моментах.
Прежде всего, я хорошо помнил рассказ Агафьи про то, как она забирала кадку, которую забыла в якобы заброшенной аптеке. По сумбурному расскажу девушки я быстро понял, что только в аптеке в Чукавино, за пятнадцать километров от Старицы, и могла быть лаборатория убийцы. По наличию многих сосудов и колб, я понимал, что безумный, возомнивший себя «черным алхимиком» будет пытаться приготовить свой эликсир только там.
Да, что-то мне все это напоминало. Однажды я уже не сказал ни майору, ни другим полицейским, что догадался, где может быть лаборатория убийцы. Почем