Медленно, словно нехотя, пальцы Кости окутались бледно-голубым свечением, проникающим сквозь ткань и кожу прямо к повреждённым тканям. Под действием псионической энергии сломанные кости срастались, трещины закрывались, ушибы и гематомы рассасывались. Чем сильнее становилось свечение, тем заметнее менялся часовой — его лицо теряло отёчность, дыхание становилось ровнее, затуманенный взгляд прояснялся. А вместе с возвращающимся сознанием приходило и понимание того, что это не конец, а только начало.
И наказание продолжилось. Каждый «круг» состоял из методичного избиения, рассчитанного на максимальную боль при минимальном риске критических повреждений, за которым следовало полное исцеление. Антон работал как хирург — точно, выверенно, зная, куда и с какой силой нанести удар, чтобы человек корчился от боли, но не терял сознание и не получил внутреннего кровотечения.
После третьего круга парень уже не мог даже кричать — только хрипел, захлёбываясь собственной желчью и кровью из разбитых губ. Физически его тело всякий раз восстанавливалось полностью, но психика не выдерживала этого бесконечного цикла боли и исцеления. Его глаза, полные абсолютного отчаяния, бессмысленно блуждали по лицам окружающих, больше не ища спасения. Толпа продолжала молча наблюдать — некоторые отворачивались, не в силах смотреть на экзекуцию, но никто не уходил, опасаясь привлечь к себе внимание Голубева.
Напряженную тишину прервал звонкий женский голос:
— А что у вас тут за веселье?
Как по команде, толпа расступилась, образуя проход для девушки в тёмно-красном кожаном плаще. Ника двигалась с грациозной уверенностью хищника на своей территории, её длинные темные волосы, собранные в высокий хвост, подчёркивали точёные скулы и необычный, чуть раскосый разрез глаз. В руках она держала помповое ружьё так естественно, словно оно было продолжением её тела.
Она приблизилась к Володе, медленно оценивая ситуацию: избитый часовой, Костя с голубым свечением вокруг рук, окружающая их безмолвная толпа.
— Сон на посту? — тихо спросила она, так, чтобы слышал только Володя.
Он кивнул, не отрывая взгляда от наказуемого.
— И сколько кругов ты ему назначил? — поинтересовалась девушка.
— Пять, — ответил Володя. — Уже третий заканчиваем.
Ника скривила губы в пренебрежительной усмешке и повысила голос, чтобы слышали все:
— Всего пять кругов за то, что этот мудак подверг опасности всю базу? — Её голос эхом разнёсся по притихшему рынку. — Володь, за такое нарушение положено как минимум десять. Сон на посту — это не просто нарушение дисциплины. Это угроза жизни каждому из нас.
Володя на мгновение дрогнул. Удивление мелькнуло в его глазах, но тут же сменилось твёрдостью. Он кивнул, выпрямляясь ещё сильнее.
— Ты права, — холодно произнёс парень. — Десять кругов.
Услышав это сквозь пелену боли, наказуемый издал жалобный стон. Костик, стоявший рядом, побледнел ещё сильнее — после десяти кругов парень мог просто не выжить, даже с его помощью.
Ника обошла вокруг Володи, её рука скользнула по его плечу в собственническом жесте. Она подошла ближе к избиваемому, наклонилась и цепко схватила его за подбородок, заставляя поднять окровавленное лицо.
— Смотри на меня, — приказала она. — Запомни это чувство. Каждый раз, когда тебе захочется поспать на посту, вспоминай его. Потому что в следующий раз тебя просто вышвырнут за ворота, к мертвякам.
Она отпустила его лицо, словно что-то мерзкое, и обвела взглядом притихшую толпу.
— Кто-то ещё хочет проверить нашу систему на прочность? — её голос был почти ласковым, но от него окружающим становилось не по себе. — Нет? Вот и правильно.
Люди опустили головы, избегая её взгляда. Кто-то сделал шаг назад, стараясь скрыться в толпе. Ника улыбнулась, удовлетворённая произведённым эффектом.
— Продолжайте, — бросил Володя Серому и Антону. — Десять кругов. И чтобы каждый на рынке знал, что бывает со спящими часовыми.
Затем он резко взял Нику за локоть и потащил прочь от толпы. Его пальцы впились в её руку, но она не сопротивлялась, только ухмыльнулась, словно именно этого и добивалась.
Оказавшись в своём кабинете, бывшей подсобке мясного павильона, Володя с силой захлопнул дверь и развернулся к девушке. Его лицо исказилось от едва сдерживаемой ярости.
— Какого хуя ты только что устроила? — процедил он сквозь зубы, делая шаг к ней. — Перед всем рынком подорвала мой авторитет?
Ника не отступила ни на шаг. Её глаза блеснули холодным огнём.
— Авторитет? — она презрительно фыркнула. — Пять кругов за сон на посту? После того, как из-за таких долбоёбов у нас уже погибли люди? Ты слишком мягок, Володя. Слишком… человечен.
— Я сам решаю, как и кого наказывать, — Голубев подошёл вплотную. — Это мой рынок. Моя территория.
— Все верно, — неожиданно согласилась Ника. — Рынок — это твоя территория. Но это не дает тебе повода так со мной разговаривать!
Она внезапно замахнулась, пытаясь ударить его по лицу, но Володя перехватил её руку на полпути. Секунду они стояли, сцепившись как два хищника и дыша друг другу в лицо. Напряжение между ними было почти осязаемым, электризующим воздух.
А затем Ника подалась вперёд и поцеловала его — не нежно, а яростно, почти кусая губы. Её свободная рука скользнула под его куртку, по груди, спустилась ниже. Володя на мгновение застыл, а потом резко толкнул её к стене, прижимая своим телом.
— Ты играешь с огнём, — прошептал он, глядя в её глаза, в которых сквозь ледяное спокойствие проступало что-то тёмное и голодное.
— Я не играю, — её дыхание участилось, но голос оставался твёрдым. — Я просто беру то, что хочу.
Он грубо развернул её лицом к стене. Её тихий смех перешёл в глухой стон, когда Володя сорвал с неё плащ и припал губами к шее. В этих поцелуях не было ни капли романтики или любви — только животная похоть и желание показать, кто тут настоящий хозяин.
— Сегодня, сука, я выебу тебя в задницу, — яростно прошептал он, одним движением стягивая ее юбку и трусики. — И после этого ты не посмеешь лезть в мои дела. Ты поняла⁈
Ника зарычала, когтями пройдясь по стене.
— Даааа… сделай это…
Володя ухмыльнулся, затем смачно шлепнул ее по упругой заднице и одним рывком вошел в уже текущую киску. Эта студентка по-настоящему сводила его с ума.
Некоторое время спустя они лежали рядом на узкой армейской койке, которую Голубев притащил в свой кабинет с первых дней оккупации рынка. Ника приподнялась на локте и провела пальцем по свежей царапине на его щеке.
— Тебе идёт, — сказала она просто. — Шрамы украшают мужчину.
Володя усмехнулся, глядя в потолок.
— В следующий раз выскажи своё мнение мне лично, а не перед всей толпой, — сказал он. — Иначе придётся наказать и тебя.
— Обещаешь? — она улыбнулась, и что-то в этой улыбке заставило его напрячься.
Он не видел, как меняется её взгляд, когда он отворачивается. Не понимал, что каждый их конфликт, каждая примирительная близость — звенья одной цепи. Ника методично приручала его, как опытный дрессировщик, поощряя жестокость и наказывая за малейшие проявления слабости. И с каждым днём бывший омский доставщик всё больше превращался в того, кем Ника хотела его видеть — безжалостного лидера, не знающего сомнений.
Леха, бывший студент филфака, внешне остался тем же щуплым очкариком, но с более затравленным взглядом и неряшливым видом. Несбритая щетина на впалых щеках и грязные волосы, падающие на глаза, свидетельствовали о том, что он полностью забросил заботу о себе. Какой смысл следить за внешностью, когда каждый час может стать последним?
После первого дня апокалипсиса, когда он много раз мог быть сожранным мертвецами, Леха испытывал почти парализующий страх перед внешним миром, поэтому теперь делал всё возможное, чтобы избегать вылазок за пределы рынка.
К счастью, обнаруженные псионические способности стали его пропуском на относительно безопасные работы. Выяснив, что Леха может передвигать предметы силой мысли, Голубев быстро нашел ему применение. Телекинез оказался невероятно полезен — Леха мог создавать надежные баррикады, передвигать тяжелые контейнеры и даже переворачивать автомобили для укрепления периметра, что обычно требовало усилий десятка человек.
Большую часть времени его держали на внутренних работах: разгрузка и сортировка припасов на складе, перемещение строительных материалов, создание укреплений. Леха ухватился за эти обязанности обеими руками, предпочитая физическое истощение от использования телекинеза смертельному риску встречи с мертвяками.
Но иногда выходить всё равно приходилось. Голубев считал, что каждый должен вносить свой вклад в безопасность базы всеми доступными способами, и способности Лехи были слишком ценны, чтобы полностью ограничить его работой внутри периметра. В те моменты, когда нужно было срочно построить баррикаду под натиском мертвецов или расчистить путь для группы, попавшей в засаду, Телекина отправляли наружу под усиленной охраной. Эти редкие вылазки превращались для Лехи в настоящий кошмар, хотя он всегда находился в окружении вооруженных бойцов, готовых защитить «ценный ресурс».
Он сосредоточился, направляя поток энергии на очередной мешок. Тот медленно поднялся в воздух и поплыл к штабелю в углу. Голова начинала болеть — после трёх часов такой работы силы таяли, словно лёд на солнце. Но жаловаться было некому. Да и не хотел он привлекать к себе внимание. Лучше уж быть незаметным грузчиком, чем оказаться на вылазке, где за каждым углом ждала смерть.
— Смотрите, этот баран опять корячится, — донёсся до него насмешливый хохот. — Эй, очкарик, может, и мой член поднимешь своими суперспособностями?
Леха не обернулся, продолжая методично переставлять мешки. Ублюдки из охраны Голубева постоянно над ним издевались, но все же в открытый конфликт не лезли — Володя запретил. «Псионики — ценный ресурс», — говорил он на собраниях. Хотя сам относился к таким, как Леха, не лучше, чем к рабочему скоту.